Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Юрий Папоров

Девото и Медико остались с командой и отвели «Каталину» в один из заливов неподалеку от небольшого морского поселения Порт-де-Пе, которое находилось от Тортуги в часе хода под парусами.

Порт Кайона кишел людьми двадцать четыре часа в сутки, но настоящее великое торжище, где можно было купить все, от иголки до живого крокодила, от тибетских украшений до раба, жены или корабля, происходило по субботним дням.

Преуспевающий французский коммерсант прибыл сюда, чтобы выгодно продать полотно знаменитого Диего Веласкеса. Тетю, а это был он, выбрал подходящего антиквара и договорился выставить картину в лавке. При картине неотступно находился слуга. На ночь полотно уносилось в номер богатой гостиницы. Капитан, нотариус и боцман, стараясь не привлекать к себе постороннего внимания, постоянно находились поблизости. Они то смешивались с толпой на улице, то потягивали вино в каком-нибудь кабачке, неподалеку от лавки антиквара.

Второй боцман вместе с англичанином-альбиносом, который еще прихрамывал и не расставался с тростью, собирали информацию о Ганте и три, а то и четыре раза в день украдкой встречались с де ла Крусом.

Все вокруг поражало воображение. Особенно невольничий рынок, куда де ла Крус отправился сразу же после того, как только они разместились в гостинице. Он, Добрая Душа и шкипер Чистюля расспрашивали завсегдатаев и зевак, не продавалась ли на рынке девушка с приметами Каталины. Рассчитывать на успех было все равно что искать иголку в стоге сена. И Добрая Душа придумывал предлоги, чтобы быстрее увести с рынка капитана, который не мог оторвать взгляда от обращенных именно к нему умоляющих, несчастных женских глаз.

На следующий день, сразу после полудня, в просторную таверну под вывеской «Маас», где за столиком сидели Педро, Тетю, Добрая Душа и Антонио Идальго, ввалилась шумная ватага — человек тридцать только что пришедших в порт голландских пиратов. Они выиграли бой с вооруженным испанским торговцем, но потеряли половину своего экипажа и с трудом привели потрепанную шхуну на Тортугу. Возбужденного горланя, они заполнили таверну своего земляка и бесцеремонно принялись выталкивать оттуда посетителей. Однако, увидев шпаги и по паре рукояток многозарядных пистолетов, торчавших за поясами друзей, голландские пираты шутками и смехом, но все же галантно предложили им несколько переместиться и сами перенесли их стол в дальний угол.

Капитан голландцев, у которого одна рука висела на перевязи, поднял небольшой черный вымпел с вышитой посередине золотом буквой «Т» и попросил тишины. Тетю, знавший язык, тихонько переводил:

— После расчета по контракту, уплаты родственникам погибших, а также за ранения и увечья деньгами и рабами у них осталось сто шестьдесят тысяч реалов [70] в звонкой монете: Это помимо серебра в слитках!

— Плотник по контракту обычно получает сто пятьдесят песо, бомбардир — сто, матрос — семьдесят пять, хирург — двести, — пояснил Добрая Душа. — За потерю правой руки — шестьсот песо или шесть рабов, левой — пятьсот или пять рабов, за правую ногу — пятьсот, за левую — четыреста, за глаз — сто, за палец — тоже сто песо.

— Он сказал, — продолжал Тетю, — что на этот раз одна доля составила триста шестьдесят пять песо! — голос Тетю потонул в оглушительном радостном реве.

— Вот и считайте! Асумбре [71] тростниковой водки стоит один-полтора реала, хорошие башмаки — четыре реала, ботфорты — шесть, панталоны и рубаха — три. Через неделю-другую эти несчастные будут иметь пустые карманы! — Добрая Душа похлопал по своим.

— У них еще тысяча фунтов серебра, которое делят из расчета десять реалов за фунт, — сообщил Тетю.

— И это пропустят сквозь пальцы в третью неделю. Потом снова в поход! — прокомментировал Добрая Душа.

— Скажите, боцман, а как у них определяется размер каждой доли? — поинтересовался Антонио Идальго.

— Капитан имеет шесть-семь частей, хирург — пять, шкипер и старший бомбардир — по четыре, боцман — три.

— Примерно как и у нас!

— С той только разницей, что мы отбираем награбленное! — заметил де ла Крус. — Ну что, Тетю, может быть, пройдете к антиквару?

— Педро, вы рассчитываете на успех, который может только присниться. Мы лишь вечером узнаем, здесь ли Гант. Не забывайте, мой милый, уменье ждать — лучший путь к цели. Но я исполню вашу волю. Тем более что вид этих мерзких типов вызывает у меня зуд в правой ладони. Обычно он проходит лишь после прикосновения к эфесу шпаги, — Тетю встал и подчеркнуто учтиво раскланялся.

Но не успел он сделать и двух шагов, как в таверне поднялся недобрый гвалт, многие пираты вскочили со своих мест, и Тетю вернулся к столику. Он увидел, что рядом с капитаном пиратов теперь сидит крепкий малый, у которого, казалось, был один-единственный зуб во рту.

— Похоже, это боцман. Он осуждает капитана за продажу испанского корабля, груженного бобами какао, за десятую часть действительной стоимости. А капитан ответил: «Вы забыли, кретины, чем мы обязаны губернатору? Никому другому я так дешево бы не отдал! Мы рассчитались с ним! Более того, теперь он наш должник!»

После этих слов капитана пираты шумно потребовали угощения. Тут же появились слуги. Они в минуту уставили столики бутылками и кружками, принесли колоды карт, стаканчики с костями.

Де ла Крус счел недопустимым дальше делить компанию с голландскими пиратами, бросил на стол плату за выпитое вино и, пропуская вперед Тетю, направился к выходу. Добрая Душа с Антонио Идальго, которому совсем не хотелось покидать таверну, последовали за ним.

На улице де ла Круса ожидал незнакомый человек. Был он в обносках, но черты лица и особенно выражение его глаз говорили о том, что он не нищий, а, скорее всего, попавший в беду человек.

— Ради всех святых! Ради вашей святой девы Пилар, — заговорил незнакомец на испанском языке, — прошу милосердия.

Педро полез за монетой.

— Нет-нет! Деньги мне не помогут! Спасти меня можете только вы! Возьмите с собой! Я шкипер, но плавал и капитаном. Сеньор, возьмите меня к себе хоть подшкипером, хоть рулевым, хоть матросом!

— Что с вами? Плавали капитаном, а теперь согласны и на матроса. Расскажите нам о вашей беде, — потребовал Педро.

Они медленно шли к верхней части города, там жизнь била ключом. Впереди, на перекрестке двух улиц, веселился один из братьев чернознаменной вольницы. Выкатив из таверны бочку с вином и выбив доски верхней крышки, здоровый детина — он был в нижней рубахе без рукавов, чтобы все видели его налитые мускулы, с саблей в руке — никого не пропускал мимо. Будь то пожилой мужчина, женщина или даже ребенок, пират, не внемля просьбам, принуждал каждого отведать вина прямо из бочки. Когда же гуляке казалось, что кто-то лукавит и не пьет, он просто брал своего гостя за шею и окунал лицом в бочку.