Воин Не От Мира Сего - Николай Шмигалев

— А так, — проворчал Бреннодор. — В нашей практике это первый случай, а нам, знаешь, сколько миллионов лет? Ого-го! Да такой цифры еще не существует.

— А можно пояснее?

— Отчего же нельзя, можно, — вновь взял слово Эвсклепид. — Любая смерть может подразделяться на одну из пяти наших ипостасей. Убило в бою, выпал из окна, прошило током, придавило блоком, упал грудью на вражеский пулемет, словил в спину от своих же автоматчиков, перепутал педаль газа и тормоза, повесился, застрелился, утопился, истощился, дотянул до глубокой дряхлости и нечаянно чихнул — в общем, любая смерть может быть либо трагической, либо героической, либо старческой, либо суицидальной, либо клинической. Иного не дано. Здесь же получилось так, что принцесса умерла непонятно от чего: то ли от поцелуя, то ли от счастья, то ли от любви. Но ни первое, ни второе, ни третье не должны были привести к подобному результату. Асфиксии или шока не было. Оттого весь сыр-бор и получился.

— И что делать? — почти поняв всю трагичную нелепость происшедшего, спросил Круглов.

— Единственный шанс все вернуть на круги своя, — ответил Эвсклепид, — это оживить принцессу, словно она и не умирала.

— Что надо для этого сделать?

— Это уже зависит от тебя, — произнес Гибелий. — Ты должен встретиться с Ним и поговорить. Если убедишь — победишь. Тогда Он тебе поможет. Нет — быть великой беде.

— С кем?

— С тем, кто страшнее нас, — сказал Бреннодор.

— Где его искать?

— Он сам найдет тебя!

— Что ему сказать?

— Он сам скажет тебе!

Алексей схватился за голову, но, почувствовав между пальцев длинные девичьи косы, выставил руки перед собой, не желая прикасаться к слабому детскому тельцу.

— Не переживай! Как только ты войдешь в свою дверь, ты покинешь это тело, — обнадежил его Эвсклепид и беззлобно проворчал, усмехаясь в бороду: — Аватар, твою душу, из клана зольдафонов.

— А как оно вообще здесь оказалось? — пропустил мимо ушей подколку Круглов.

— Эта глупая девчонка, Алисия, не послушала своего кота, проникла вместе со своим физическим телом по эту сторону тьмы, а в зазеркальном лабиринте переходов ее душа и разум покинули бренную оболочку и заблудились. Теперь тело ничье, без души и разума, это тот самый «овощ», в который чуть было не превратили и тебя эскулапы из твоего мира. А мы его подкармливаем и изредка используем, чтобы лучше видеть эмоции тех метафизических тел, с кем сталкиваемся.

— Весело, — мрачно процедила девочка-Алексей. — А где моя дверь?

— Обернись!

Круглов оглянулся и обомлел: среди сугробов, в самом эпицентре суровой космической потусторонней зимы стояла дверь, обитая коричневым дерматином. Дверь из его далекого детства. Дверь их коммунальной квартирки, за которой ни на минуту не замирала дружная, беспутная, порой распутная жизнь. Алексей дрожащей девичьей ручонкой взялся за дверную ручку и потянул дверь на себя.

«Только ничего не тронь, иначе крах, — промурлыкало у него в голове. — Не поддавайся провокациям, мур-р-р».

Алексей увидел длинный темный коридор коммуналки и почувствовал вновь необыкновенную легкость — девичье тело осталось за дверью, в зиме. А впереди его ждали воспоминания детства и… Он.

Глава 7

САМЫЙ СТРАШНЫЙ С…!

Внимание! Внимание!

Если все, что вы читали до этой главы, вам показалось либо веселым, либо нелепым, либо просто замороченно-запутанным, то эту главу, без преувеличения, можно наградить званием самой кошмарной главы из всех глав этой книги. Даже Стивен Кинг, прочитав ее, стал спать исключительно с включенным светом и двумя вооруженными секретаршами по бокам. Если вы не можете позволить себе подобной роскоши, то не только я, но и Минздрав вас предупреждает: откажитесь от этого безумного поступка. Перелистните страницу, и пусть вы не узнаете, в чем, собственно, дело, но у вас сохранится ваш хороший богатырский сон и купеческий аппетит.

Хотите пощекотать себе нервы? Смотрите, я вас предупреждал.

Что же, читайте дальше.

Когда дверь за Алексеем захлопнулась, он увидел длинный коридор, освещенный тусклой, засиженной мухами лампочкой. Круглов направился по коридору, с удивлением отмечая, что везде по стенам вместо картин, велосипедов и календарей развешаны разнокалиберные зеркала, в которых ничего, кроме сумрачной дымки, не отражалось. И тут он увидел единственную картину среди зеркал. В отличие от всего остального, эта картина отражалась в зеркале напротив. Это был портрет женщины, всего-навсего типографский оттиск Джоконды безумного гения Леонардо да Винчи, загадочная Мона Лиза. Тем не менее ее глаза, отраженные в зеркале, буравили его словно взглядом из потустороннего, давно сгинувшего мира. В призрачном сумраке коридора улыбка таинственной женщины в зеркале более походила на хищный волчий оскал.

Алексей вспомнил ее.

Этот портрет висел над изголовьем его кровати, поэтому увидеть его в детстве перед сном не мог. Только ее отражение в зеркале на стене напротив.

Отражение.

В полнолуние, когда лунный свет, отраженный от начищенного паркета, падал на портрет, Джоконда из его детства в зеркале преображалась. Ее одежда приобретала молочный оттенок, волосы казались седыми, лицо и руки становились полупрозрачными, а глаза сверкали дьявольскими огоньками.

В такие минуты стрелки на часах замедляли свой бег, замирал и клен за окном, зачарованный колдовским преображением женщины. Не в силах оторваться, он и отражение женщины долго смотрели друг на друга. Возможно, думалось тогда маленькому Леше, в свете луны она тоже видит его отражение по ту сторону зеркала совсем иным. И сейчас Круглову вдруг стало не по себе от тех нахлынувших воспоминаний, от тех неосторожных мыслей, которые сейчас могли превратиться во что-то жуткое.

Он замер напротив картины, по старой привычке посмотрев на Мону Лизу через зеркало напротив.

И тут-то все и началось. Таинственная женщина неожиданно подмигнула ему и хлопнула в ладоши. Алексей ничего не услышал, но с ее хлопком сумрак в зеркалах затрясся, словно марево, и по зеркальным поверхностям пошли круги, словно в зазеркалье начал накрапывать дождь. По коридору повеяло промозглой сыростью и какой-то осенней беспричинной тоской.

Даже метафизическое тело, какими бы оно фантастическими возможностями ни обладало, не может видеть одновременно во все стороны, поэтому мысли разума и чувства души Алексея стали метаться из стороны в сторону, оглядываясь по сторонам и стараясь понять, чего же ожидать от начавшегося представления.

И это нечто не заставило его долго ждать. Словно из сумрачного тумана, из глубины каждого зеркала выскочило уродливое существо и начало биться в зеркальную гладь, пытаясь разбить его и дотянуться до Лехиного метатела. В узком коридоре его душе стало совсем худо от рычащих прямо перед носом существ. Стараясь не приближаться близко к стенам с зеркалами, Круглов направился по коридору дальше, держась середины коридора. Его взгляд скользил по зеркалам с отражениями потусторонних уродцев. Он всматривался в их лица и, наконец, понял, кого они ему напоминали. Это были его отражения с искаженными в злобе и нечеловеческой ярости лицами, гримасничающие и изрыгающие глухие проклятия, еле доносившиеся из-за вибрирующих зеркальных поверхностей. Отражения были разных возрастов: от юнцов до стариков, по всей временной шкале. И все это был Он.

Он, а точнее все же многочисленные Они источали уже не просто тоску, а порождали первобытный ужас, тот самый непонятный и необъяснимый кошмар, когда-то выбравшийся из доисторических болот и окутавший еще чистую душу первого Человека.

Прошедший сквозь огонь и воду разум Алексея поддерживал его выгибавшуюся дугой, словно кошачья спина, душу, но практически уже сам был готов «поднять белый флаг», то есть начать паниковать организованно, дуэтом.

Еще немного, и он готов сорваться. Еще чуть-чуть. Еще чуть…

И вот этого второго «чуть», слава богу, Они и не дождались.

Алексей, с содроганием разглядывая свои отражения в зеркалах, внезапно увидел дверь их комнатушки. Она была не похожа на ту дверь, но Круглов знал, что это именно она. Она манила его. За ней он всегда чувствовал себя в безопасности, убегая от старших мальчишек и девчонок, соседей по коммуналке, избегая в первом случае тумаков, а во втором — тисканий и противных девчачьих поцелуев. И вот теперь она должна была его укрыть от этого ужаса.

Лишь только он приблизился к ней, как дверь со скрежетом отворилась. Едва Алексей прошмыгнул в комнату, раздался треск разбившихся зеркал, и в закрывшуюся за ним дверь заколотили вырвавшиеся на свободу узники зеркал. Ругань и проклятия за дверью то перерастали в умоляющий холодящий душу шепот, то переходили в раздражавшие разум завывания, а то и вовсе смолкали. И тогда из-за двери доносилась колыбельная, которую Лехе пели в детстве. Эта незамысловатая песня про серого волчка больше всего будоражила душу Алексея, парализуя его волю. Несколько раз он намеревался приблизиться к двери, но разум одергивал его.