Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта - Павел Анненков

Увы! Напрасно ждал тебя жених печальный… [148] —

непростительно прелестно. Знал бы своего Гомера, a то и нам не будет места на Парнасе. Дельвиг, Дельвиг! Пиши ко мне и прозой, и стихами; благословляю и поздравляю тебя. Добился ты наконец до точности языка – единственной вещи, которой у тебя не доставало. En avant! Marche! [149]  – 30 января (1823)».

Препоручения всех возможных родов сыпались градом на Льва Сергеевича от странствующего брата его: «Mon риге а eu une idée lumineuse, – пишет он ему из Кишинева в 1823 году, – c’est celle de m’envoqer des habits; rappelez – la lui de ma part [150] . Еще слово: скажи Слёнину, чтоб он мне прислал… «Сына отечества» вторую половину года. Может вычесть, что стоит, из своего долга». Слёнин, как известно, купил первое издание «Руслана», но выплачивал деньги по частям и даже книгами. «Друг мой, – повторяет Пушкин из Кишинева в том же 1823 году, – попроси И. В. Слёнина, чтоб он, за вычетом остального долга, прислал мне два экземпляра «Людмилы», 2 экземпляра «Пленника», один «Шильонского узника», книгу Греча и Цертелева древние стихотворения – поклонись ему от меня». О книгах вообще шла переписка весьма жаркая. Так, в 1824 году из Михайловского Пушкин пишет: «Брат! Ты мне перешлешь немецкую критику «Кавказского пленника» (спросить у Греча) да книг, ради бога книг! Если п[етер]б[ургские] издатели не захотят удостоить меня присылкою альманахов, то скажи Слёнину, чтоб он мне их препроводил, в том числе и «Талию» Булгарина… Стихов, стихов, стихов!.. Conversations de Byron, Walter Scott: [151]  эта пища для души. Что ж Чухонка [152] Баратынского? Я жду…». Все эти комиссии не так скоро исполнялись, как желал бы поэт. О «Чухонке» он повторяет свою просьбу несколько раз, один за другим, хотя она еще не выходила из печати. «Торопи Дельвига [153] , присылай мне чухонку Баратынского – не то прокляну тебя» (1824). «Пришли же мне «Эду» Баратынского. Ах, он, чухонец! Да если она милее моей Черкешенки, так я повешусь у двух сосен и с ним никогда знаться не буду» (1824); а раз поэт вышел даже из терпения: «Да пришли же мне «Старину» [154] и «Талию». Господи помилуй, не допросишься!» В следующем затем письме Александр Сергеевич излагает уже свои поручения стихотворно: «Брат, здравствуй! Писал тебе на днях, с тебя довольно. Пришли мне «Цветов» [155] , да «Эду», да поезжай к Энгельгардтову обеду. Кланяйся господину Жуковскому, заезжай к П[ущи]ну и Малиновскому. Поцелуй Матюшкина, люби и почитай Александра Пушкина (декабрь 1825)». Получив наконец «Эду» и «Талию», альманах г-на Булгарина, он пишет о первой то письмо к Дельвигу, которое уже нам известно, а о второй упоминает в приводимом нами теперь (1825): «Между тем пришли мне тот № «Вестника Европы», где напечатан второй разговор Дмитриева [156] . Это мне нужно для предисловия к «Бахчисарайскому фонтану». Не худо бы мне переслать и весь процесс (и «Вестник», и «Дамский журнал»).

Подпись слепого поэта тронула меня несказанно. Повесть его [157] прелесть. Сердись он, не сердись, а «хотел простить – простить не мог» достойно Байрона. Видение, конец – прекрасны. Послание, может быть, лучше поэмы; по крайней мере, ужасное место, где поэт описывает свое затмение, останется вечным образом мучительной поэзии. Хочется отвечать ему стихами. Если успею, пошлю их с этим письмом [158] .

Если можно, пришли мне… Child-Harold Ламартина. То-то чепуха должна быть! Да вообще что-нибудь новенького, да и «Старину». «Талию» получил и письмо от издателя. Не успел еще пробежать: «Ворожея» [В «Русской Талии», драматическом сборнике г-н Булгарина (1826), было напечатано несколько явлений из комедии-водевиля кн. Шаховского «Ворожея, или Танцы духов» и отрывки из трех произведений Н. И. Хмельницкого: из перевода его «Школа женщин», из комедии «Нерешительный, или Семь пятниц на неделе» и куплеты из водевиля «Суженого конем не объедешь»] показалась мне du bon comique [159] . А Хмельницкий – моя старинная любовница. Я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в первую песнь «Онегина». Да кой ч[ерт], говорят, он сердится, если об нем упоминают, как о драматическом писателе!..» Комиссии относились иногда и к весьма обыкновенным вещам: «Пришли мне бумаги почтовой и простой, – пишет Пушкин, – если вина, так и сыру; и (говоря по-делилевски) витую сталь, пронзающую засмоленную главу бутылки, т. е. штопор» (1824). Иногда также очень дельные комиссии перемешаны бывали с обыкновенными, и притом весьма оригинальным образом! «…№ 3. Пришли мне: 1) Oeuvres de Lebrun, odes, elegies etc. найдешь у St. Florent [160] . 2) Серные спички. 3) Карты, т. е. картежные (об этом скажи Михайле: пусть он их и держит и продает). 4) «Жизнь Е. Пугачева». 5) «Путешествие по Тавриде» Муравьева. 6) Горчицы и сыру, но это ты мне и сам привезешь…». В другой раз Пушкин начинает лаконически: «Фуше, Oeuvres dram (atiques) de Schiller, Schlegel, Don Juan (последние 6 и проч. песни), нового Walter Scott'a», «Сибирский вестник» весь – и всё это через St. Florent, а не через Слёнина. Вино, вино, ром (12 бутылок), горчицы, Fleur d’orange, чемодан дорожный, сыру лимбургского, книгу об верховой езде, – хочу жеребцов выезжать: вольное подражание Alfieri [161]  и Байрону» (1825). Бывали, однако ж, комиссии у Александра Сергеевича, которые, по существу своему, стояли несравненно выше всех других поручений. Так, при получении известия о наводнении в Петербурге он предается и серьезным размышлениям, и шутливости, но вдруг прерывает и то и другое следующим замечанием: «Этот потоп с ума мне нейдет. Он вовсе не так забавен… Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из онегинских денег, но прошу, без всякого шума: ни словесного, ни письменного…» (8 декабря 1824). В другой раз он делает такую приписку к брату: «P. S. Слепой священник перевел Сираха (см. «Инвалид» № какой-то), издает по подписке; подпишись на несколько экземпляров» (1825). Эта комиссия родилась уже без всякого вызова или побуждения с какой-либо стороны.

По отношению к литературе весьма важны хлопоты Пушкина о собственных своих произведениях. Мы уже видели прежде, каких трудов стоило ему первое его собрание стихотворений. Не менее забот доставило ему издание первой главы «Евгения Онегина» в 1825 г., которое препоручено было Льву Пушкину вместе с П. А. Пл[етне]вым. Он беспрестанно пишет об этих изданиях, о перемене в них стихов, о расположении пьес и строф, о скорейшем окончании дела и проч. Вот выдержки из этой переписки: «Что «Онегин»? Перемени стих «звонок раздался». Поставь «Швейцара мимо он стрелой…» [162] . В «Разговоре», после «искал вниманья красоты», пусти непременно:

Глаза прелестные читали

Меня с улыбкою любви,

Уста волшебные шептали

Мне звуки сладкие мои [163] .

Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он за нехристь? Он русский, из перерусских русский» (1824). «Прошу скорее вытащить «Онегина» из (-под цензуры) … Долго не торгуйся за стихи, режь, рви, кромсай хоть все строфы, но денег, ради бога!» «NВ. Г-н издатель «Онегина»!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});