Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен

Она прокралась из роддома, встретив по дороге пару сестер и знакомого акушера, но они едва обратили на нее внимание, пробегая по коридору. Сегодня в отделении было неспокойно. Так же неспокойно, как у нее на душе. Так же неспокойно, как предстояло ей чувствовать себя до конца жизни.

Она приехала домой в половине четвертого утра. Она продолжала действовать на чистом адреналине. Без всякой мысли она нашла в сарае лопату. Выбрав уголок у себя во дворе подальше от дома, она рыла, рыла и рыла в темноте мягкую после августовских дождей землю. Она вырыла яму, глубокую и узкую. Завернула ребенка в свою любимую юбку, потому что вещь была красивая, и ей хотелось пожертвовать чем-то, что она любила. Она легла пластом на землю, осторожно опустила ребенка в яму и забросала ее землей, только теперь позволив себе заплакать.

Закончив, она села на землю поверх могилы, не трогаясь с места, даже когда пошел дождь. Она сидела там, пока небо не начало светлеть, расцвечиваясь розовыми, желтыми и сиреневыми полосами, как букет цветов для ребенка. Вот что она сделает сегодня: она пойдет в цветочный магазин и спросит, какие цветы расцветут пышным одеяльцем пастельных тонов, так что даже посторонние, глядя на них, не смогут не подумать: «Этот сад полон любви».

62

Тара

Вашингтон, округ Колумбия 2010

Мы нашли Грейс и Дженни в маленькой комнатке в конце коридора. Они сидели на полу, прислонившись к маленькому диванчику, и моя дочь – моя дочь, я была в этом уверена – обнимала свою лучшую подругу. Они взглянули на нас, когда мы с Эмерсон вошли.

– Мама, – сказала Дженни, – пожалуйста, скажи мне, что я не ее дочь! То, что я похожа на этих девочек, еще ничего не значит.

Эмерсон опустилась на диванчик. И следа краски не осталось у нее в лице. Она погладила Дженни по голове, осторожно стиснув в руке прядь ее волос, как будто таким образом могла удержать ее при себе.

– Не понимаю, как ты могла оказаться ее дочерью, – сказала она. – Ноэль не имела никакого отношения к твоему рождению.

Я увидела в глазах Эмерсон сомнение, когда она это говорила. Мы обе видели фотографию этих девочек, любую из них можно было бы заменить Дженни, и никто бы не заметил никакого различия.

– В письме, которое Ноэль написала Анне, – сказала я, – не говорилось, где она была, когда она уронила ребенка?

Эмерсон вскинула голову с таким выражением, словно я предала ее.

– Ты действительно думаешь, что это могла быть Дженни? – Она почти рявкнула на меня. – Скажи мне, как это могло случиться?

Я села на диванчик напротив них, соображая, что и как сказать. Как сказать все, избежав жестокости, потому что случившееся казалось мне вполне ясным.

– Ноэль расстроилась, что ты была одна, когда у тебя начались роды. – Все они, не отрываясь, смотрели на меня. – Тед пытался попасть на самолет, а Ноэль была с Сэмом и со мной, ты помнишь? Но когда родилась Грейс, она вызвала сиделку, чтобы навестить тебя в роддоме.

– Она никогда там не появлялась, – возразила Эмерсон.

Опустив глаза, я вертела на пальце обручальное кольцо.

– Это то, что она рассказала нам потом, – тихо поправила я. И снова взглянула на Эмерсон. – Конечно, она сказала нам, что не была там, что она так и не успела. Что она устала, поехала домой и легла спать. Ты поверила, Эм, что она могла не зайти к тебе?

Эмерсон смотрела в сторону. Она все еще сжимала в руке прядь волос Дженни.

– Мама. – Дженни зажала руками уши, как будто стараясь не слышать, что происходит. – Я не могу этого вынести!

Я испытывала облегчение, что Грейс и я освободились от довлевшего над нами кошмара, но я снова переживала все испытанное мною за этот день, переживала за подругу, которую я так любила. Скажи Дженни, что она навсегда останется твоей, думала я, склонившись к ней, и Эмерсон, казалось, поняла мою невысказанную мысль.

– Я не знаю, что происходит, Дженни, – сказала она. – Мы в этом разберемся. Но мне не важно, кто произвел тебя на свет, твой отец и я вырастили тебя, и ты – наша дочь.

– Хейли нужна пересадка костного мозга, – вмешалась Грейс, еще больше осложнив ситуацию. – Они хотели выяснить, не являюсь ли я подходящим донором. Им нужен только соскоб с твоей щеки.

– Грейс, – сказала я резче, чем следовало бы. – Дай Дженни и Эмерсон разобраться в том, что происходит. Вспомни, как ты себя чувствовала пару часов назад.

Грейс тут же раскаялась в сказанном.

– Ты права, – согласилась она. – Простите. – Как она выросла за сегодняшний день, подумала я. Проехала одна сотни миль. Вошла в больницу. Согласилась пройти медицинские тесты, чтобы помочь сестре, которую она никогда не знала. Это была совсем другая девушка, не та, какой она была вчера.

– Я хочу домой, – сказала Дженни. – Не заставляй меня возвращаться в палату, мама. Пожалуйста, увези меня домой.

Эмерсон взглянула на меня.

– Я думаю, мы должны уйти, – сказала она. – Мне нужно поговорить с Йеном.

Я встала.

– Я пойду и скажу им, что мы уезжаем, – сказала я. – Я дам им твой телефон, Эмерсон, хорошо? И возьму их номер?

Эмерсон покачала головой.

– Я не хочу, чтобы они мне звонили, – сказала она.

Ну конечно, нет.

– Я дам им номер Йена.

Она кивнула. Я постояла немного, потом обняла ее и поцеловала в макушку Дженни.

– Я люблю тебя, Джен, – сказала я. – Я сейчас вернусь.

Я застала Анну сидящей на кровати Хейли, было заметно, что обе они плакали. Я могла представить, что они чувствовали – оказаться так близко к девушке, которую они и не надеялись найти, и не иметь возможности прикоснуться к ней или даже поговорить.

Анна вскочила и бросилась ко мне.

– Как она? С ней все в порядке?

Я кивнула.

– Ей и Эмерсон нужно о многом подумать, – сказала я. – Они не уверены… вы же можете себе представить, как они сейчас ошеломлены. Я пришла сказать вам, что они уезжают и…

– Нет! – взвыла Хейли. – Нам нужно поговорить с Лили!

Я покачала головой.

– Прости, Хейли, – сказала я, – но Дженни хочет домой, и сейчас, я думаю, это самое лучшее. Эмерсон поговорит со своим юристом, и он скоро свяжется с тобой и твоей мамой. Скажите, как ему вас найти.

Анна подняла с пола лежавший около софы портфель. Когда она достала визитку, я увидела, что она с трудом сдерживает слезы. Она добавила еще какие-то номера на обратной стороне. Я написала номер Йена на листке из своего блокнота.

– Мы не хотим причинить ей – Лили… Дженни – ничего плохого, – сказала Анна, отдавая мне визитку. – Мы хотим, чтобы все было по правилам. Но Хейли нуждается…

– Я знаю, – перебила я. – Дженни сейчас в шоке. И Эмерсон тоже. И я, если на то пошло.

– И мы, – добавила Хейли. – Правда.

Когда я повернулась, чтобы выйти из палаты, Анна схватила меня за руку.

– Грейс – красавица, – сказала она. – Когда я ее увидела, я подумала: «Какая красивая девушка», но здесь… – Она прижала руку к груди. – …я ничего не ощутила. Но когда я увидела Дженни, я сразу поняла. Даже если бы она не была похожа на двоюродных сестер Хейли, я бы все равно узнала ее. Как будто в дверях внезапно появился кусочек моего сердца. Можете вы это понять?

Я кивнула. Кусочек моего сердца находился в комнате в конце коридора, и в этот тяжелый день я почувствовала, что этот кусочек медленно и осторожно возвращается на свое место.

63

Грейс

Дженни и я сидели на заднем сиденье, машину вела моя мать. Машину Эмерсон нам пришлось оставить в больничном гараже. Выбора у нас не было. Только одна из нас четверых была в состоянии вести машину, и это была моя мама, и даже она справлялась не совсем удачно.

Все изменилось самым странным образом. Как будто тебе предстояло совершить что-то самое ужасное, что только можно было вообразить, например пройти босиком по горячим угольям, и вдруг это выпадает на долю твоей лучшей подруги. Ты знаешь, как она себя чувствует, потому что ты чувствовала то же самое, и тебе больно видеть, как это переживает твоя подруга.

Я думала раньше о том, как приходит любовь. Однажды, когда мне было одиннадцать лет, я вдруг поняла, что люблю Дженни так же, как люблю мать и отца. Мы были на пляже в Райтсвиле, играли на солнце и прыгали в волнах, и я была так счастлива. Я взглянула на Дженни и подумала: «Я люблю тебя», просто так вдруг подумала. Примерно через год Дженни сказала: «Я люблю тебя», когда мы говорили по телефону, так же как наши матери говорили друг другу эти слова, и моя жизнь вдруг расцвела новыми красками. Иногда любовь была болезненной. Когда два года назад Дженни сломала лодыжку, я сидела с ней на ступенях веранды, пока мы ждали «Скорую помощь», и мне казалось, что сломана моя собственная лодыжка, так мне было больно.

Теперь, сидя рядом с Дженни, я испытывала то же ощущение.

– Какие они? – спросила меня Дженни. – Эта девочка и ее мать? Я даже на них и не взглянула.

– Они симпатичные, – заверила я ее, хотя пару часов назад у меня не было к ним никакого чувства. Я подумала о холодности Анны. – Трудно сказать, потому что я, как ты знаешь, просто ворвалась к ним и сказала «Привет! Я – ваша дочь!» – так что они были просто поражены. А ты их еще больше поразила.