Западня для леших - Иван Алексеев

Дымок, больше думавший о том, как усилить эффективность облавы, рассеянно кивнул, поднялся и направился к выходу. Он уже вышел за порог, когда вдруг окончательно осмыслил заключительную фразу Кирилла, и от смутного предчувствия беды у него внезапно все похолодело внутри. Но он усилием воли отогнал это мелькнувшее было неясное предчувствие и двинулся к поджидавшим его бойцам очередной прибывшей из резерва полусотни.

Практически в тот же самый момент, когда дьякон Кирилл, сидя в залитом кровью леших кабаке на окраинном рынке, предполагал, что с тайной операцией по поиску подходов к библиотеке все обстоит нормально, особник Фрол усталой походкой приближался к другому кабаку. По обе стороны кабацкого крыльца, как всегда, сидели и лежали мертвецки пьяные посетители, выпровоженные сноровистыми целовальниками по причине исчерпания наличных средств, а также мало-мальски приличной верхней одежды и серебряных нательных крестов. Некоторых счастливчиков волочили на себе прочь от кабака сердобольные друзья, и они имели шанс вернуться домой хоть с каким-то не пропитым имуществом. Кабак этот, расположенный возле Сенного рынка столицы, был одним из самых больших, имел несколько помещений, и в нем собирался самый что ни на есть разнообразный люд: мелкие купцы, писари, стрельцы и еще Бог знает кто – не всех можно было сразу определить по одежде и речам. Именно разнообразие посетителей и многолюдность привлекали Фрола, и он вот уже в пятый раз шел в кабак для поисков каких-либо намеков о расположении царской библиотеки.

Несмотря на то что едва перевалило за полдень, в просторных помещениях с низкими потолками народу было битком и царила привычная атмосфера бесшабашного и одновременно надрывного разгула. Фрол сел за длинный стол, как всегда – спиной к дощатой стене, помахал рукой ближайшему молодцу, разносившему кружки, ковши и блюда. Вдруг из-за стола, стоявшего чуть поодаль, поднялся невысокого роста писарь в замызганном кафтане, с большой медной чернильницей на веревочном поясе и торопливо направился к нему. Он опустился на скамью напротив Фрола и с радостной пьяной ухмылкой на раскрасневшемся от употребления изрядной дозы лице проникновенно произнес:

– Здорово, приятель!

– Здорово, коль не шутишь, – дружелюбно откликнулся Фрол.

С писарьком он выпивал за одним столом в этом самом кабаке два дня назад и, как всегда, поведал ему и другим собутыльникам, громогласно, со слезой, жалостливую историю о своей загубленной жизни и чудесном спасении, которое надеялся получить от прикосновения к стенам царской библиотеки.

– А знаешь ли, мил человек, что попал ты в сей вертеп исчадный как раз во благовременье? – перегнувшись через столешницу и дыша прямо в лицо Фролу жутким запахом пива и чеснока, поведал писарек слегка заплетающимся языком. – Ибо… – (он поднял вверх палец и икнул) – …Ибо за столом соседним пребывают люди из числа дружков моих, коим я твою историю душещипательную поведал. И, проникшись состраданием к своему брату – писарю, людьми необразованными и злобными зазря обиженному, они готовы горю твоему помочь и стены, к которым ты припасть с лобзаньями жаждешь, указать!

Фрол встрепенулся, изобразив на лице одновременно благодарность и удивление:

– Да неужто, брат? Да я за такое благодеяние с себя последнее отдам, лишь бы мечтание мое сбылося!

– А вот пойдем-ка за тот вон стол, там и узнаешь про то, о чем спрашивал намедни!

Они поднялись, пошли в глубь помещения. Фрол опустился на лавку и ощутил смутную тревогу, поскольку стол стоял торцом к стене и ему пришлось сесть так, что спина его была открытой, и он не мог контролировать происходящее сзади. За столом сидели пятеро неизвестных ему личностей неопределенного рода занятий. Они приветствовали особника с преувеличенным пьяным радушием. Фрол в ответ расплылся в широчайшей улыбке, чуть откинулся назад, развел руки в стороны, как бы желая приветственно обнять новых дорогих друзей, и убедился тем самым, что за спиной было пока чисто. Тем не менее он тут же подвинул к себе налитую ему кружку, ухватил лежащий на столе замызганный подозрительного вида ржаной каравай и замотивированно достал из-за голенища чухонский нож, нестрашный и неказистый на вид, с простой деревянной рукояткой, но светлым зеркально-гладким лезвием, и принялся неверными движениями отрезать себе ломоть.

– А где же наш братан Вася, который вот этому несчастному пропойце обещал про библиотеку царскую поведать? – отхлебнув из кружки и шумно рыгнув, поинтересовался пригласивший Фрола писарек.

– До ветру отошел… Да вот он уже и возвернулся, – последовал ответ собутыльников. – Иди скорее, Васек! Человек тебя заждался уж! Долго что-то ты писаешь, небось, дырочка на конце засорилась!

Приблизившийся к столу молодец в распоясанной шелковой рубахе, не обращая внимания на продолжавших отпускать плоские шутки дружков, подошел к Фролу слева, протянул руку и гаркнул во весь голос:

– Ну, здорово, грамотей-пропойца!

Фрол, отвечая на его приветствие, поневоле повернулся на лавке всем корпусом, чтобы пожать протянутую руку своей правой рукой. При этом он неловко и суетливо переложил еще не откромсанный ломоть и нож в левую руку, повернув плоскость лезвия к себе. По-видимому, как и рассчитывали молодцы, стоявший за столом отвлекающий громкий гвалт и хохот не дали особнику возможности расслышать или почувствовать, как справа и сзади от него из темного закутка выскользнул человек, мягким кошачьим броском достиг стола и умело нанес Фролу сильный оглушающий удар по голове короткой тяжелой дубинкой. Особник мгновенно обмяк и ткнулся лицом в грязную залитую пивом столешницу. Нож, которым он так и не успел воспользоваться по прямому боевому назначению, выпал из его руки на заплеванный пол.

– Смотрите-ка, друг-то наш упился в дым! А не пора ли его, сердешного, домой вести, к хозяину? – насмешливо произнес маленький писарек.

Двое из сидевших за столом подхватили Фрола под руки, и вся компания, громко и весело переговариваясь между собой, направилась к выходу. Когда Фрола сносили с крыльца, укладывали в стоящую невдалеке телегу и накрывали попоной, в кабак поднимались трое местных ремесленников.

– Вот видите, – громко, с явной завистью в голосе, произнес один из них, обращаясь к двум своим спутникам и обиженно шмыгая лиловым носом. – Настоящие-то друзья товарища своего пьяным не бросают, небось, на позор и разорение, а до дому бережно доставляют! А вы, срамники, меня третьего дни прямо в луже забыли, а сами отправились дальше гулять!

– Так ты, дядя, друзей-то выбирай осмотрительно! – подмигнул ему маленький писарек, усаживаясь вместе с остальными в телегу прямо поверх лежащего в ней Фрола, и толкнул в спину возницу, разбиравшего вожжи. – Трогай, милай, а то у нас еще забот полно!