Инспектор и бабочка - Виктория Платова

– Ты – психосоматик, Грета, – заявил старик. – Все твои болячки – от головы и неуемного воображения. Ты помешалась на этой гостиничной кошке – вот тебе и приснилась ее лапа.

– А утопленник? – парировала Грета. – Не станешь же ты утверждать, что я помешана на вздувшихся трупах из реки? Или бабочки…

– Бабочек мы видели вчера в Аквариуме. Так что все имеет свое объяснение.

– А утопленник? – Грета все еще не хотела сдаваться. – В Аквариуме не было никаких утопленников. Да я вообще никогда их не видела. А что вы скажете о моем сне, Икер?

По спине Икера пробегает холодок: говорить о сне Греты – все равно что говорить о своем собственном ночном кошмаре, где фигурирует уточка-Альваро. Альваро, как и человек из Гретиного сна, плывет лицом вниз, но это единственное сходство, которое можно назвать стопроцентным. Оно ошеломляет. И бабочки ошеломляют, хотя во сне Икера они копошились в затылке Альваро, а здесь – летают над его поверхностью.

Вьются — так сказала Грета.

Из Гретиного сна неясно, что бабочки предпримут в дальнейшем: улетят прочь в поисках новой жертвы или, наконец-то, опустятся на затылок. Ее сон – продолжение сна Икера или его начало?..

– …Что скажете, Икер? Эти ночные кошмары выбивают меня из колеи…

– Может быть, вам имеет смысл пить успокоительное?

Не слишком хороший совет, это видно по лицу Греты.

– Каспер говорит мне то же самое. Все мужчины одинаковы!

– Просто я небольшой специалист по снам, – попытался смягчить ситуацию Икер. – Но, вроде бы, вода – это не так уж плохо.

– Грязная! Грязная вода, и эти листки бумаги на ней… Они удручают.

– Почему?

– Я не знаю.

– На них что-то написано? Нарисовано?

– Ничего такого я не видела, это же сон! Просто листки – и все. Но мне было страшно.

– Успокойся Грета, – Касперу надоело слушать причитания жены. – Полиция здесь совсем не для того, чтобы выслушивать твои дурацкие россказни о снах.

– Ну почему же, – ссориться с кем-то из пары вовсе не входило в планы Икера. – Это было познавательно. Но прежде всего я хотел поговорить с вами, Каспер. О вашей трости. Вы бы не могли передать ее мне? Под расписку, естественно.

– С какой стати?

– Видите ли… Она может содержать ценную информацию об одном человеке, не так давно попавшем в поле зрения полиции.

– Трость? – изумился старик. – Это как?

– Видите ли…

Договорить Субисаррета не успел. Старуха всплеснула руками и театрально захохотала:

– Так я и знала! Так я и знала, что с ней что-то не так, с этой чертовой палкой! Аура у нее отвратительная! Она – главная причина моих кошмаров и плохого самочувствия. Ты же знаешь, как чутко я реагирую на всякую нечисть, дорогой. А ты имеешь обыкновение ее притягивать! Не удивлюсь, если окажется, что этой гадостью пришибли какого-нибудь несчастного. Пришибли и скинули в реку, вот и объяснение сна.

– Не говори ерунды, Грета! – впервые за время знакомства Субисарреты с норвежцами, Каспер повысил голос на жену.

– Ну, я бы тоже не стал демонизировать эту вещь, – поддержал Каспера инспектор. – Речь идет всего лишь об экспертизе…

– В чем вы хотите меня обвинить? Я – законопослушный гражданин.

– Ни секунды не сомневаюсь в этом, Каспер…

– И я купил трость в магазине, совершенно легально. У меня и квитанция имеется.

– Отдай ему эту мерзость, дорогой, – Икер получил вполне ожидаемую поддержку от Греты. – Отдай ее, и твоя жена, наконец-то, заснет спокойно.

Каспер все еще колебался:

– Она стоила мне сто евро.

– Я верну вам трость в целости и сохранности. И в самое ближайшее время.

– Ну, хорошо, – сдался наконец старик. – Я отдам вам трость, на время. Но учтите, через два дня мы уезжаем, и мне хотелось бы получить свою вещь обратно.

– Я понял. Через два дня.

– И вот еще что… Не сочтите меня невежливым, но мне бы хотелось взглянуть на ваше удостоверение.

– Конечно.

…Покончив с необходимыми формальностями, Икер самым сердечным образом распрощался с эксцентричными стариками, завез трость с отпечатками пальцев Улисса Иераю Арзаку и отправился в «Пунта Монпас», на встречу с горничной.

Он застал Лауру в тот самый момент, когда она сдала смену и уже собралась уходить из гостиницы. Форменное платье сменил облегающий брючный костюм, – бедняжка Лаура, существо лишенное элементарного вкуса! Декольте жакета было чересчур глубоким, брючины едва прикрывали щиколотки не самой совершенной формы; да еще идиотский салатовый цвет с небольшими вкраплениями люрекса и костяные пуговицы размером со средней величины мандарин. Дополнением к костюму служил газовый шарф с узором, имитирующим павлинье перо. Странно, но в этом наряде Лаура выглядела намного беззащитнее, чем в форменной одежде, – и Икер впервые подумал о ней не как о хитрой албанке, а как о не очень счастливой женщине, изо всех сил старающейся держаться на плаву. Он легко мог представить ее коротающей вечер в одиночестве, в каком-нибудь баре: Лаура вряд ли сядет за столик – предпочтет жаться у стойки, где стоит блюдце с бесплатными орешками.

Лаура экономит на всем, как и Виктор Варади. Вот только Виктор мечтал поступить в университет (во всяком случае, озвучивал эту мысль), а Лаура… Наверняка, она отправляет бо́льшую часть денег, заработанных в «Пунта Монпас», своим многочисленным косовским родственникам, семье деверя Арбена, к примеру. Так стоит ли винить ее в том, что она обокрала мертвого? Мертвому больше не понадобятся ни деньги, ни паспорт, ни телефон, но они вполне могут пригодиться живым. Хоть ненадолго облегчат им жизнь. Когда речь идет об элементарном выживании, на моральный аспект проблемы оглядываешься меньше всего.

Икер даже рассердился на себя за подобные мысли. Каковы бы ни были причины, заставившие горничную копаться в вещах мертвеца, тяжести содеянного это не отменяет. И бар с бесплатными орешками – его вполне может держать соотечественник Лауры, албанец. Не только хитрый, но и вероломный, самый настоящий отморозок, не брезгующий ничем. У него нашли приют героиновые дилеры, сутенеры и проститутки; он контролирует свою часть наркотрафика, занимается нелегальной переброской людей из не самого благополучного Косова в Испанию и, по мере сил, расшатывает устои государства, то и дело подбрасывая полиции все новые дела и не позволяя ей пинать балду. И еще неизвестно, кто воспользуется британским паспортом Кристиана Платта: профессор университета из Приштины или преступный элемент.

Профессор его и в руки не возьмет.

– …Я хотел бы поговорить с вами, Лаура.

– Я рассказала вам все, что знала.

«А могла бы и умолчать», – читается в тяжелом взгляде горничной. Она выглядит почти спокойной, вот только правая рука впилась в конец павлиньего шарфа и нервно теребит его.

– Не совсем.

– Разве?

– Вам следовало быть более осторожной в поступках. И не делать того, что вы сделали.

– И что же такого я сделала? – теперь к правой руке присоединилась левая, обе они тянут за концы шарфа с такой силой, что он вот-вот не выдержит и треснет где-нибудь за затылком. – Отнесла ту проклятую купюру? Так если бы я не согласилась ее отнести, вы бы никогда о ней не узнали. И для следствия это было бы явно хуже. Разве я неправа?

– Для следствия было бы, безусловно, лучше, если бы вы оставили все на своих местах.

– Что именно?

– К примеру, паспорт убитого, – Икер старается говорить спокойно. – Его телефон. Возможно, кое-что еще, о чем вы не потрудились сообщить.

– Я в глаза не видела ни паспорта, ни телефона.

– И деньги, – подумав, добавляет Икер. – Вы обнесли мертвого человека, выпотрошили содержимое его портмоне. Знаете, как это называется? Мародерство, вот как.

– Ложь, – губы Лоры морщатся в презрительной улыбке. – Никого я не обносила.

– У меня другие сведения.

– Можете засунуть их себе в задницу.

Павлиньим перьям больше ничего не угрожает: руки Лауры, наконец-то, оставили шарф в покое и скрестились на груди. И сама горничная успокоилась. Очевидно, ее пугала неизвестность, но теперь, когда Субисаррета раскрыл карты, Лауре остается лишь действовать в предлагаемых обстоятельствах. А уж это человек, побывавший в военных передрягах, умеет действовать в предлагаемых обстоятельствах.

Любых.

– Не можете справиться с делом, вот и вешаете всех собак на невинных людей.

– Не таких невинных, как может показаться на первый взгляд.

– Все, что вы сказали, – ложь. И я буду жаловаться вашему начальству. Вы пожалеете, что на свет родились, инспектор.

Субисаррета вовсе не уверен, что выбрал правильную линию поведения с хитрой албанкой. Но какая была бы правильной? Очная ставка с Лали? Слова восьмилетней девчонки против слов зрелой женщины с безупречной репутацией (Лаура сама, не без гордости, рассказывала о блестящих рекомендательных письмах с прежних мест работы). Лауре ничего не стоит обрушить все обвинения и объявить ангела фантазеркой. И посоветовать взрослым получше присматривать за ней, чтобы у ребенка не возникало болезненных фантазий. Тем более Лали не утверждала, что видела в руках Лауры паспорт или телефон: речь шла всего лишь о пакете, выпавшем из-под юбки. Вдруг Лаура хранит там свой собственный кошелек? Чтобы уличить Лауру, нужны документальные свидетельства: фотографии, а лучше – съемки скрытой камерой. Безусловной уликой считался бы химический состав, предварительно нанесенный на похищенные вещи. В случае кражи он остался бы на пальцах горничной, но похищенные вещи оттого и считаются похищенными – их попросту нет. Нет в поле зрения следствия, как нет предпосылок к тому, чтобы они были добровольно отданы. Лаура уж точно их не отдаст.