Коршун и горлица (Орел и голубка) - Джейн Фэйзер

— Ты напугала меня, — Сарита поспешила вытереть слезы.

— Извини, — я не хотела беспокоить тебя на тот случай, если бы господин Абул все еще был с тобой.

При этих словах из глаз Сариты снова брызнули слезы, нос ее заложило, а рот наполнился слюной, которую она не могла сглотнуть.

Кадига стала стучать ей по спине, пока она не перестала задыхаться.

Сарита в полном изнеможении упала на диван.

Глаза ее наполнились страхом смерти.

— Что со мной, Кадига? Я скоро умру, я чувствую это.

Кадига покачала головой в ужасе от той правды, которую знала. Потом она внезапно повернулась и выбежала из башни. Она побежала по кипарисовой аллее в позолоченную приемную калифа. На ее пороге она остановилась, встреченная тройкой вооруженных мужчин.

— Какое у тебя здесь дело, женщина?

— У меня неотложное дело к калифу, — сказала она голосом, близким к шепоту. — Мне необходимо немедленно поговорить с ним.

Один из солдат покачал головой.

— Он прощается с гостями около ворот крепости. Если у тебя к нему дело, обратись к нему в те часы, когда он будет справлять правосудие.

Кадига повернулась, чтобы уйти. В конце концов, она попыталась предотвратить это. Едва ли это ее вина, если калиф не пожелает ее выслушать, но тут перед ней встали глаза Сариты, полные ужаса и страха, и она остановилась.

— Я подожду калифа здесь, — сказала она. Солдаты бурно запротестовали, заявив, что служанке не пристало находиться в подобном месте, так как таким, как она, калиф не дарует аудиенции.

— Я служанка госпожи Сариты, — сказала она, как могла, твердо, — господин Абул выслушает меня.

Потом, не дожидаясь, что они выпихнут ее из приемной силой, она села на полу возле колонны и стала ждать.

Стражники обменялись взглядами и пожали плечами. Когда дело касалось пленницы из башни, оно часто принимало необычный оборот.

Так что, когда Абул, мрачный после несчастливой ночи и принужденных дружеских прощаний с Каледом, вернулся в свои апартаменты, чтобы приготовиться к дневным заботам, взгляд его упал на темную фигуру Кадиги.

Завидев его, она вскочила и устремилась ему навстречу:

— Мой господин Абул, я очень прошу вас…

— Женщина сказала, что у нее к вам личное дело, — прервал ее один из стражников. — Она была очень настойчива и сказала, что оно касается женщины из башни, и мы подумали, что будет лучше, если мы позволим ей остаться. Но если вы хотите, чтобы мы удалили ее, мой господин…

Абул жестом велел ему замолчать. Он посмотрел на Кадигу, стоящую тут же, в глазах ее была тревога.

— Пойдем, — сказал он тихо и прошел в палату.

Стражник прикрыл за ней дверь, и она постаралась вернуть себе мужество, несколько подтаявшее за долгие минуты ожидания.

— Какое у тебя дело ко мне, Кадига?

В его мягком тоне и спокойном взгляде было нечто, придавшее ей сил.

— Я боюсь говорить, мой господин калиф, но все же не могу молчать.

— Тебе нечего бояться, — сказал он, ставя бокал на стол. — То, что будет сказано в стенах этой комнаты, останется исключительно между нами. Так что о госпоже Сарите ты должна мне сказать?

— Я думаю… думаю… мой господин, думаю, что она проглотила нечто такое, что не пойдет ей на пользу.

Колени Кадиги дрожали, ладони вспотели, Ну вот она и сказала, сделала признание, целиком отдавшись на милость Мули Абула Хассана.

— Ты знаешь, когда Сарита проглотила это вещество? — спросил, наконец, Абул.

— Думаю, регулярно, в течение многих недель, мой господин.

— Ты знаешь, кто давал его ей?

Кадига увлажнила губы.

— Я сама, мой господин.

Абул понял ее правильно.

— Как ты делала это?

Ноги Кадиги подогнулись, она сгорбилась и наклонила голову, как бы пытаясь преодолеть свой ужас. Если она скажет, султанша сможет обвинить ее в чем угодно.

— Не бойся, — сказал Абул, скажи. — Он протянул к ней руки и поставил ее на ноги. — Нет никакой нужды тебе сидеть на полу. Сядь сюда, — и он подтолкнул ее к дивану — Сядь.

Кадига повиновалась ему.

— Давай будем говорить прямо, — сказал Абул. — Ты ведь начала говорить о яде?

Кадига медленно кивнула.

— И ты… давала его?

Она снова кивнула.

— В чем, Кадига?

Кадига видела перед собой палача с занесенным над ее головой ножом, чувствовала его железную хватку, слышала крики возбужденной толпы. Она не в силах была говорить.

— Если ты не скажешь это, Кадига, то зачем вообще сказала мне что-то?

Абул старался сохранить терпение, хотя и не понимал, почему женщина не хочет рассказать все до конца.

— Потому что думаю, что она умрет, если врач не поможет ей, — судорожно сглотнула Кадига. — Отрава проникла уже глубоко и я не знаю никакого способа остановить ее действие. Но, возможно, Мухаммед Алахма знает его?

— Но как он сможет найти противоядие, если ты не скажешь, кто подсыпал яд и какова его природа?

Голос его не выдал той паники, которая охватила его, когда он узнал, что жизнь Сариты висит на волоске. Жизнь без Сариты… без этого трепетного и такого живого существа… она была бы непереносима.

— Скажи мне, — он был уже не в силах скрывать своего отчаяния и Кадига ответила ему.

— Думаю, он содержался в снадобье, которое она принимала против зачатия.

— И ты смешивала это снадобье?

Кадига кивнула.

— Из… из зелья, которое готовит… — Кадига не могла подавить свой страх. — Она обвинит меня в лжесвидетельствовании, мой господин, и мне отрежут язык.

— Тише, замолчи, — сказал он, кладя руку ей на плечо, — никто и ни в чем тебя не обвинит. Я уже сказал тебе, что все, что ты скажешь мне, останется между нами.

Кадига продолжала всхлипывать, поэтому он вышел на коллонаду в надежде на то, что утренняя прохлада успокоит его, если вообще, что-либо могло его сейчас успокоить.

— Ты ведь говоришь о госпоже Айке, не правда ли?

Он взглянул на нее через плечо.

Кадига кивнула, хотя и не перестала всхлипывать.

— И ты думаешь, что Сарита уже несколько недель принимает этот яд?

Она еще раз кивнула.

— Действие его медленно, мой господин. Но по-моему, оно уже стало…

— Я знаю, что уже произошло, — неожиданно жестко прервал он ее, но жесткость эта была направлена целиком на него самого, так как он винил себя в том, что не сумел распознать саритиного нездоровья.

— А что, ты не знаешь, яды всегда так действуют?

— Некоторые, да, мой господин, но у меня нет такого опыта, как у Мухаммеда Алахмы.

— Да, если кто и сумеет ей помочь, то только он.

Ну иди в башню и ухаживай за Саритой. Об остальном я сам позабочусь. — Тебе нечего бояться, — продолжал он. — Защита калифа пока еще кое-что значит здесь, наградить же он может так, как никто.