Почти как люди: Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов - Клиффорд Саймак

А теперь и эти последние непоседы исчезли… исчезли куда-то… невесть куда. Нашли убежище в какой-то из причуд человеческой мысли. Что до людей на Юпитере, так они ведь не люди, а что-то другое. И Женева закрыта… отгорожена от всего мира.

А впрочем, вряд ли она более далека или более надежно отгорожена, чем мир, из которого я пришел. Мне бы только разобраться, как это у меня вышло, что я из отшельничества в мире гоблинов вернулся в усадьбу Вебстеров… тогда, может быть, вероятно, я так или иначе нашел бы способ проникнуть в Женеву.

Новое свойство, сказал себе Дженкинс. Новая способность. Которая постепенно развивалась незаметно для меня самого. Которой любой Человек, любой робот… возможно, даже любой Пес… мог бы воспользоваться, суметь бы только разгадать, в чем тут хитрость.

Хотя, может быть, все дело в моем туловище… этом самом туловище, которое Псы подарили мне в день семитысячелетия. Туловище, с которым никакая плоть и кровь не сравнится. Которому открыты мысли медведя, и мечты лисы, и снующая в траве крохотная мышиная радость. Исполнение желаний. Возможно. Реализация странного, нелогичного стремления во что бы то ни стало получить то, чего вовсе нет или редко бывает. И что вполне достижимо, если взлелеешь, или разовьешь, или привьешь себе новую способность, которая направляет тело и дух на исполнение желаний.

Я каждый день ходил через этот холм, вспоминал он. Ходил, потому что не мог удержаться, потому что меня неодолимо влекло к нему, но я старался не приглядываться, не хотел видеть всех различий.

Я ходил через него миллион раз, пока сокровенная способность не достигла нужной силы.

Ведь я был в западне. Слово, мысль, образ, которые перенесли меня в мир гоблинов, оказались билетом в один конец, формула доставила меня туда, а в обратную сторону она не работала. Но был еще другой способ, которого я не знал. Да я и теперь его не понимаю.

— Ты сказал что-то про способ, — нетерпеливо произнес Хомер.

— Способ?

— Да, способ остановить муравьев.

Дженкинс кивнул.

— Я выясню. Я отправлюсь в Женеву.

Джон Вебстер проснулся.

Странно, подумал он, ведь я сказал — вечно.

Сказал, что хочу спать бесконечно, а у бесконечности нет конца.

Все остальное тонуло в серой мгле сонного забытья, но эта мысль четко отпечаталась в сознании. Вечно, а это не вечность.

Какое-то слово стучалось в мозг, словно кто-то далеко-далеко стучался в дверь.

Он лежал, прислушиваясь к стуку, и слово превратилось в два слова… два слова, имя и фамилия, его имя и его фамилия.

— Джон Вебстер. Джон Вебстер.

Снова и снова, снова и снова два слова стучались в его мозг.

— Джон Вебстер.

— Джон Вебстер.

— Да, — сказал мозг Вебстера, и слова перестали звучать.

Безмолвие и редеющая мгла забытья. И струйка воспоминаний. Капля за каплей.

Был некогда город и назывался он Женева.

В городе жили люди, но люди без идеалов.

За пределами города жили Псы… Он населяли весь мир за его пределами. У Псов был идеал и была мечта.

Сара поднялась на холм, чтобы на сто лет перенестись в мир мечты.

А я… я поднялся на холм и сказал — вечно. Это не вечность.

— Это Дженкинс, Джон Вебстер.

— Слушаю, Дженкинс, — сказал Джон Вебстер, но сказал не ртом, и не языком, и не губами, потому что чувствовал, как его тело в капсуле облегает жидкость, жидкость, которая питала его и не давала ему обезвоживаться. Жидкость, которая запечатала его губы, и уши, и глаза.

— Слушаю, Дженкинс, — мысленно ответил Вебстер. — Я тебя помню. Теперь вспомнил. Ты был с нами с самого начала. Ты помогал нам обучать Псов. Ты остался с ними, когда кончился наш род.

— Я и теперь с ними, — ответил Дженкинс.

— Я укрылся в вечность, — сказал Вебстер. — Закрыл город и укрылся в вечность.

— Мы часто думали об этом, — сказал Дженкинс. — Зачем вы закрыли город?

— Псы, — отозвался мозг Вебстера — Чтобы Псы использовали возможность. Человек не дал бы им использовать возможность.

— Псы развернулись вовсю, — сообщил Дженкинс.

— А город теперь открыт?

— Нет, город по-прежнему закрыт.

— Но ведь ты здесь.

— Да, но я один знаю путь. И других не будет. Во всяком случае, до тех пор еще много времени пройдет.

— Время, — произнес Вебстер. — Я уже забыл про время. Сколько времени прошло, Дженкинс?

— С тех пор, как вы закрыли город? Около десяти тысяч лет.

— А здесь еще кто-нибудь есть?

— Есть, но они спят.

— А роботы? Роботы по-прежнему бдят?

Вебстер лежал спокойно, и в душе его воцарился покой. Город по-прежнему закрыт, и последние люди спят. Псы развернулись, и роботы бдят.

— Напрасно ты меня разбудил, — сказал он. — Напрасно прервал сон.

— Мне нужно узнать одну вещь. Я знал когда-то, но забыл, а дело совсем простое. Простое, но страшно важное.

Вебстер мысленно рассмеялся.

— Ну, что у тебя за дело, Дженкинс?

— Это насчет муравьев, — сказал Дженкинс. — Муравьи, бывало, досаждали людям. Как вы тогда поступали?

— Очень просто, мы их травили, — ответил Вебстер.

Дженкинс ахнул.

— Травили?!

— Ну да, — сказал Вебстер. — Это очень просто. Мы приманивали муравьев на сироп, сладкий сироп. А в сироп был добавлен яд смертельный для муравьев. Но яд добавляли в меру, чтобы не сразу убивал. Он действовал медленно, понимаешь, так что они успевали донести его до муравейника. Таким способом мы убивали сразу много муравьев, а не двух или трех.

В голосе Вебстера жужжала тишина… ни мыслей, ни слов.

— Дженкинс, — окликнул он. — Дженкинс, ты…

— Да, Джон Вебстер, я здесь.

— Это все, что тебе надо?

— Да, это все, что мне надо.

— Мне можно снова уснуть?

— Да, Джон Вебстер. Можете снова уснуть.

Стоя на холме, Дженкинс ощутил летящее над краем первое суровое дыхание зимы. Склон спадал к реке черными и серыми штрихами, торчали скелеты оголившихся деревьев.

На северо-востоке возвышался призрачный силуэт, зловещее предзнаменование, нареченное Зданием. Неуклонно растущее порождение муравьиного мозга, и никто, кроме муравья, даже представить себе не может, для чего и зачем оно строится.

Но с муравьями можно бороться, есть способ.

Человеческий способ.

Способ, про который Джон Вебстер рассказал ему, проспав десять тысяч лет. Простой и надежный способ. Жестокий, но действенный способ. Взять сиропа, сладкого сиропа, чтобы пришелся по вкусу муравьям, и добавить в него яду… такого яду, чтобы не сразу подействовал.