Золото Маккенны - Уилл Генри

Да, топор! В нём теперь всё дело. Только в нём. Нужно отнять топор. Он уже отнял глаза, но не мог ничего поделать со слухом, и потому последним его шансом было одно — отнять топор.

Но как? Как? С каждым прыжком, уклоняясь, он приближал к себе апаче, и топор мелькал перед самым его телом. Индеец промахивался то на сантиметр, то на фут и трижды задел его, нанеся порезы — в грудь, бедро и правый бок, отделив тонкие слои кожи; раны не представляли опасности, но обильно кровоточили. А вместе с кровью, как чувствовал Маккенна, убывала и жизнь.

Звук. Великан индеец шёл на звук, издаваемый им. Хорошо, тогда пусть будет ещё один звук. Два или три в одно и то же время. В случае удачи, в миг колебания нападающего можно будет подвести к роковому для него шагу — эль пасо муэрте — последнему шагу.

Маккенна разорвал рубашку и тут же прыгнул в сторону, избегая удара топором, вызванного звуком рвущейся ткани. Потом снял пояс. Внутрь рубашки пошла его старая шляпа, наполненная камнями. Весь узел, крепко охваченный ремнём с тяжёлой пряжкой, представлял собой отвлечение-приманку, столь же лёгкую и ненадёжную, как оставшийся шанс на жизнь у её хозяина. Но всё же он ждал наготове вместе с нею. Да и не мог иначе. Ничто больше не защищало его от этого разящего лезвия.

Отвлекая внимание Хачиты нарочитым шарканьем ноги справа, он пробежал три лёгких шажка влево и швырнул свёрнутую одежду прямо над головой индейца. Тот, нырнув вправо, устремился навстречу шагам, прозвучавшим слева, но был пригвождён к месту падением узла с поясом, задевшим скалу позади него. В эги полсекунды нерешительности Глен Маккенна прыгнул к нему и, взмахнув ногой в сапоге, нанёс мощный удар между расставленных широко бёдер. Хачита издал вопль — единственный звук, вырвавшийся у него в битве, — и скорчился в беззащитный комок — на всё то время, что было нужно Маккенне.

Белый инженер не сводил глаз с его правой руки, которой индеец теперь обнимал сжатые колени — но не выпускал топора. Пока Хачита извивался по земле, Маккенна, примерившись к рукояти топора, пригвоздил её ударом каблука. Пальцы выпустили оружие, и Маккенна рефлексивным движением отбросил его прочь. То было неподвластной рассудку, естественной реакцией. Следующим побуждением было завладеть топором и прикончить поверженного противника. Но живучесть и сила великана-апаче были ужасны, немыслимы. Ещё в тот миг, когда смертоносное остриё выпало из его искалеченной правой руки и летело прочь, его левая метнулась как нападающая змея и ухватила белого за ногу повыше колена.

Маккенну швырнуло наземь, итак сильно, что он и не заметил, куда упал топор. Хачита едва не оторвал ему ногу, повергнув бородатого горняка на землю. И когда Маккенна, ударившись о скалу, упал навзничь, великан индеец обхватил его обеими стволоподобными руками и стал выдавливать из него жизнь и дыхание.

Поднявшись на ноги, Хачита, ещё шатаясь, держал извивающегося белого человека живот к животу. Канаты мышц его шеи и плеч, бицепсы и голени вздулись и сплелись в узлы столь же толстые, как свернувшиеся удавы. Ещё мгновение — и позвоночник Маккенны хрустнет, его рёбра вдавятся внутрь, сердце разорвётся под устрашающим гнётом смертного объятия Хачиты. Он понимал, что умирает. Последняя мысль ею была о Фрэнси Стэнтон, о том, что он не оправдал её веры, даже не знает, где она и перебралась ли по лестнице или всё ещё стоит, парализованная ужасом, на верхней площадке.

На самом деле не было ни того, ни другого.

Когда отточенный боевой топор полетел, кувыркаясь и скользя, по голому камню под ноги Маккенны, она схватила его за обёрнутую кожей рукоять столь же бездумно, как его отшвырнул бородатый горняк. И с той же убийственной точностью, с какой Маккенна лишил зрения Хачиту, Франселия Стэнтон подбежала сзади к высокому апаче и со всей силой, на какую была способна, вонзила блестящее остриё в череп великана-мимбреньо.

Правнук Мангаса Колорадаса умер так же, как и жил: не ведая, чья рука его настигла, не осознав собственной вины, которая направила разящую руку неотвратимо, словно молнию Йосена. Он умер как апаче.

42

Чирикауа говорит «прощай»

Они нашли старую Малипаи, сердитую, как вымокшая сова, на середине Z-образной тропы, где её связал по рукам и ногам Хачита своим лассо. Рассвирепевшей престарелой даме было не важно, что медленный разумом мимбреньо поступил так для её же безопасности, пока не покончит с чужаками в расщелине Брюйера. Она стала успокаиваться лишь после того, как им удалось убедить её, что Хачита мёртв. Но даже тогда продолжала ворчать.

— Ну, ладно, — изрекла она. — Раз девчонка разнесла его огромную пустую башку, пока ты держал его поудобнее — значит, мы с ним квиты за то, что он сделал с моей дочерью Сэлли. Но я ещё должна ему за то, что он стреножил меня, словно чёртову старую клячу, на самом растреклятом солнцепёке. Я не стану произносить над ним молитву моего народа!

Пара белых людей предусмотрительно позволила ей поступать в соответствии с её упрямым характером апачки. Их собственной заботой было покинуть Сно-Та-Хэй как можно скорее. Если это означало, что Хачите придётся искать себе путь в Обитель Мрака без духовного напутствия Малипаи — пусть так и будет. Они были живы и благодарили за эту услугу собственного Бога. Пусть их индейская мадре бесчестит своих мертвецов, если сочтёт нужным.

Вернувшись на дно каньона в полном молчании, они принялись готовиться к отъезду. Необычная тишина легла на всю округу, и воздух словно сгустился. Поскольку прямые лучи солнца ещё не проникли внутрь, жар наступившего дня не мог служить разгадкой странных «чар» на дне каньона, от которых обжигало дыхание и сдавливало грудь.

— Скорей! — подгоняла Малипаи. — Впереди ждёт что-то недоброе!

Они собрали вместе свободных лошадей, связав одной верёвкой коней Пелона, Юного Мики и Хачиты и поместив сзади коней Маккенны и Фрэнси, тогда как Малипаи гнала перед собой непривязанную лошадь.

— Скорей, скорей, — твердила старая дама, — оно всё ближе.

Маккенна подошёл туда, где стояли рядом Фрэнси и возбуждённая скво.

— Всё готово, — сказал он обеим. — Что станем делать с золотом?

— Что делать? — прокудахтала Малипаи. — А что с ним надо делать?

— Я не знаю, брать его или нет.

— Эх! Хотела бы я, чтоб это слышал Пелон!

— Однако я правда не знаю, — заявил Глен Маккенна и повторил свои сомнения по-английски, для Фрэнси.

Тоненькая девушка вдруг понимающе посмотрела на нею.

— У меня на душе с этим тоже как-то чудно, — призналась она. — Никогда не подумала бы, Глен, но я обрела в этом месте что-го большее, чем золото. Прошлой ночью, мне кажется, я пристрелила бы кого угодно за свою долю. Сегодня она ничего не значит для меня. Она мне не нужна.