01-Хождение за три мира (Сборник) - Александр Абрамов

— Цифры, — подсказала мысль гедонийца.

«У нас есть общие понятия: часы и цифры. Но мы не знаем их счета времени и языка счетных символов», — откликнулась мысль Библа.

— Тогда подождите меня. Я вернусь за вами.

С этой мгновенно переданной и принятой мыслью атлет в висячем кресле растворился в розовой краске стены.

— Чудеса продолжаются, — заметил, уже ничему не удивляясь. Капитан.

— Едва ли для них это — чудо. Материализация мысли. Очевидно, пленка растворяется по желанию.

— Будем ждать?

— Зачем? Нас они все равно найдут. А мы пока проверим мощь наших земных мыслишек… Сезам, отворись! — весело воскликнул Библ и шагнул сквозь стену.

«А если не травка до горизонта, а какой-нибудь гадючий заповедник с первобытными ужасами?» — мелькнула мысль, и необозримое травяное поле, казавшееся из «колбочки» горизонтальным и одноцветным, вдруг откосом побежали вниз и пожелтело, как трава, выжженная солнцем. Но вблизи трава оказалась совсем не трава, а густая, зелено-желтая гладь океана, почти не колеблемого ветром, не мезозойского и не палеозойского и даже вообще не земного. Библ растерянно оглянулся. Капитан следовал за ним спокойно и неторопливо.

— Похоже на экваториальное море Проклы, — крикнул Библ, — такой же вонючий яичный кисель!

Капитан почему-то не ответил; сложив руку козырьком он всматривался в охряные бугорки, быстро перемещающиеся по яичной глади. «Туманки», — подумал Библ и сразу почувствовал противную слабость в ногах. «Туманки» на Прокле были самым страшным испытанием для космолетчиков. Уничтожить их было нельзя: от ядерного удара они только увеличивались; разрезанные излучателем, делились, как амеба, и нападали удвоенным, а то и утроенным строем. Ни в одну ловушку, придуманную участниками экспедиций, не попадались, и природа их до сих пор была не ясна. Но окутанный их маслянистым туманом человек исчезал немедленно и бесследно. «Туманки» растворяли его полностью, не оставляя ни волос, ни костей.

От ближайшего охряного бугра, скользящего к земному берегу, отделился такой же мутный, клубящийся, как сгусток тумана, пузырь и метнулся навстречу Библу.

— Отражатель, Капитан! — крикнул он, не оглядываясь, в надежде, что Капитан и без того поймет, что только отражатель может остановить «туманки».

Как говорил Малыш, установи заранее радиус на шкале. Два метра хватит. Радиус установили еще утром при снаряжении. Значит, в пределах четырех метров в окружности любые хитрости «туманок» не страшны. Прыгай, делись, удваивайся — все равно тебя хлопнет, как утюгом. И Библ, отстегнув отражатель, успел нажать пуск, как только охряной клубок прыгнул навстречу. В то же мгновение его сплющило, как блин, и швырнуло обратно в маслянистую яичную гладь.

Библ даже не успел обменяться репликами с Капитаном, как прыгнул другой охряной клубок, а за ним третий. Обоих постигла та же участь — отражатель бил без промаха. «Туманка»-мать даже отплыла подальше, чтобы и ей не досталось. Теперь можно отдышаться и перемолвиться с Капитаном. Библ оглянулся и обмер.

Капитана уже не было. Его с ног до головы окутывал коричнево-желтый туман, клубясь и пульсируя. Конец. Библ опустил отражатель, теперь уже бессильный помочь. Ничто уже не могло помочь. Библ прикрыл глаза рукой и… все исчезло. И «туманки», и Капитан.

А Капитан, не испытывая никаких неприятностей, стоял посреди зеленого поля и недоуменно оглядывался. Никаких следов ни Библа, ни «колбочки». Может быть, вернуться назад? Но возвращаться было некуда: как ни щурился Капитан, как ни менял он угол зрения, прозрачная пленка стены выпустившей их наружу, нигде не просматривалась. Вероятно, Библ остался в последнюю минуту, передумал, состорожничал. А пленка снаружи не видна. Капитан сделал шаг назад, пробежался вдоль и поперек воображаемого квадрата, где могла быть «колбочка», но ничто его не остановило. Ну и пусть. Все равно их найдут, все зримо, все проходимо для хозяев этого мира, и шалости пространства — времени их не испугают. Следовательно, и тревожиться нечего, загорай по малости. Капитан пощупал рукой траву: сухая. Растянулся: мягко. Незнакомые по внешнему виду широкие и тугие травинки росли тесно и плотно, как ворсинки ковра. И Капитан, устроившись поудобнее, задумался.

Что они уже знают об этом мире? Пять солнц, пять фаз, «входы» и «выходы», открытые для вездехода, окруженного защитным полем, но недоступного для человека, погибающего от энергетического удара. Едва ли это электроток, как полагал Доктор. Что-нибудь сложнее. Кстати, почему он парализован? Едва ходит. Что-то говорил об ударе «хлыста». Значит, очутился на линии, отделявшей такой «вход» от черной пустыни. «Хлыст» достал его уже из другой фазы. А что это объясняет, чем пополняет уже полученную информацию о цивилизации гедонийцев? Ничего. Ничем.

И как невелика, случайна и не расшифрована эта информация! Физический облик гедонийца неизменен от младенчества до конца жизни. Старости нет. Смерти нет. Но тем не менее есть регенерация, иначе говоря, возвращение к жизни. С чего же начинается эта жизнь, как долго длится и чем кончается? Ничего не известно. Есть школа, но чему в ней учат? Судя по скрытой, но, видимо, высокоразвитой технике этой цивилизации, школа должна давать глубочайшие знания по точным наукам. Но так ли это? Воображение, как научная дисциплина. Подмена знания иллюзией. Нет стимула любопытства. Так что же движет прогресс? Может быть, накопление единиц информации? Но каких единиц и какой информации? Телепатическое общение вместо разговорной речи. И тут же еще вопрос: интеллектуальное ли это богатство, или духовная ограниченность? А за одним вопросом встают в очередь тысячи. Что это за Аора или Аэра, о какой проговорился вожак «голубых»? Институт или город? Или еще одно «полукружие» этого мира? Кстати, почему «полукружие» и сообщается ли он с другими мирами, или разумная жизнь здесь присуща только зеленому? Кто и где хозяева этой жизни и какие принципы лежат в ее основе?

Капитан закрыл глаза и заснул.

7. В школе нелюбопытных. Супермен или суперробот?

Он проснулся в знакомой «колбочке», в знакомом и таком же прозрачном кресле. Рядом с ним недоуменно озирался Библ. Кроме них, по бокам полукругом разместились четверо гедонийцев — трое мужчин и одна женщина. Среди мужчин, несмотря на их кажущуюся похожесть, наши путешественники по каким-то неясным признакам все же сразу узнали своего знакомца, такого же недоступного и сурового. Лишь глаза его улыбались. У других не улыбались даже глаза. Только у одного из них волосы были чуть светлее и менее смугла кожа. Женщина, так же подстриженная и в такой же шнурковой рубашке, мало чем отличалась от своих соседей. Двухметровая баскетболистка с почти мужским торсом, худая и плоская на земной вкус, она не казалась красивой. То, что она женщина, Капитан и Библ догадались лишь по какой-то ей одной присущей женственности и гибкости движений. Что-то уронив, она, не оглядываясь, выгнула спину назад с легкостью цирковой акробатки, как-то не по-человечески вывернула руку и достала упавшее — предмет туалета или деталь неприметного миниатюрного механизма.