Улитка - Эльга Мира

От неожиданной новости я разрыдалась прямо в трубку.

– В следующий раз, когда решишь морочить кому-то голову, по крайней мере, научись это делать с умом, – холодно отчеканила Сиси и положила трубку.

ГЛАВА 4

Это произошло в последнюю субботу месяца. Помню тот день до мельчайших подробностей, словно все случилось вчера. Проснувшись довольно поздно, я решила не торопиться с подъемом – вылезла из кровати только часам к одиннадцати. За окном после ночного дождя распогодилось, и мне во что бы то ни стало захотелось прогуляться. Через три недели заканчивался мой контракт с издательством – больше меня в Вене ничего не держало. Дней пять назад, общаясь по скайпу с семьей я, наконец, решилась признаться в том, что снова одна.

– Мы с Эриком расстались. Извините, что вновь не оправдала ваши ожидания. Вот такая непутевая у вас дочь.

– Возвращайся домой. Мы по тебе соскучились, – ласково улыбнулся отец.

– Хочешь, я приеду и заберу тебя? – предложил брат.

– А знаешь, хочу! – засмеялась в ответ, впервые осознав, у меня есть своя настоящая семья.

Эти простые слова наполнили смыслом мое дальнейшее пребывание в чужой стране.

Ну что ж, суббота! Впереди прекрасный день, обещающий множество незабываемых моментов. Стефания на рынке, дети на улице. Я голышом пробежалась в ванную и обратно. Легкий завтрак – и вот уже несусь по лестнице. Выбежала из подъезда, вдохнула полной грудью свежий воздух. Мир! Будь ко мне сегодня щедр! После великолепной прогулки ноги сами принесли меня в кондитерскую. При мысли о шедеврах кулинарного мастерства, которые хранила в себе обитель моей тайной страсти, по спине побежали сладостные мурашки. Часом позже, с трудом переступив порог заведения, я медленным шагом направилась домой, чтобы зарядить севший телефон.

Когда я подходила к квартире, недоброе предчувствие наполнило сердце необъяснимой тревогой. По радостному визгу ребят мне стало ясно – у нас непрошеный гость. С того дня, когда Джу вышел из моей комнаты, мы больше не общались. Однажды в порыве безграничной тоски я набрала его номер, но женский голос бесстрастно сообщил: «Абонент временно недоступен». Потом я испугалась, что увидев мой пропущенный звонок, он обязательно перезвонит. Но Джудит не сделал этого…

– Привет. – Он прислонился к косяку кухонной двери.

– Привет, – обронила я, почувствовав, как хорошее настроение медленно растворилось в воздухе.

– Хорошо выглядишь, – приветливо улыбнулся Джу.

– К сожалению, не могу сказать о тебе того же.

Вздохнув, он отвел в сторону глаза.

Что-то в Джудит изменилось… Вроде бы заострились черты лица. Но оно было все таким же красивым, особенно в образе грустного пилигрима! Сможет ли выдержать моя душа новое расставание? Мое – не знаю, а вот Стефания, если увидит его сейчас здесь, точно не отпустит.

– По какому поводу к нам? – нетерпеливо спросила я.

– Ребята бегите к себе, мы еще поболтаем, – сказал Джу, ласково подмигнув расстроившейся Гретте.

Дети ушли, а мы остались «пустынно» стоять друг против друга. Обняться бы крепко, прижаться щеками, гладить волосы, держаться за руки. Но это уже сделают другие Джудит и Свята, в каком-то из параллельных миров.

– Один из моих бывших любовников месяц назад умер от СПИДа.

– Сочувствую. Что-то еще?

Джудит молча уставился на меня. От его взгляда у меня волосы зашевелились на голове от ужаса.

– Ты же говорил, что всегда предохраняешься?! – прошептала, дрожа.

– Слепая вера в себя порой заставляет нас помышлять, что мы боги, но увы! – прошептал он потухшим голосом. – Я думаю, тебе нужно сдать кровь на анализ.

Меня начало лихорадить.

– Боже мой, какой ты козел! Какие же вы все козлы! – Обеими руками я схватилась за голову.

Джудит бросился ко мне.

– Не подходи!

Я больше не могла его слушать, не могла выносить его присутствие. Любовь к юноше, который так долго пленил мое сердце, высосала из меня все соки, превратив жизнь в руины.

– Когда же все это закончится! – простонала я сквозь слезы и, выскочив из квартиры, гулко хлопнула дверью.

Сбежав по лестнице, помчалась по улицам.

Задыхаясь от чувств, я спотыкалась и падала на мостовую.

Вставала и снова бежала дальше.

Гнала, не останавливаясь, подстегнутая собственным страхом.

А вокруг гудели машины и визжали трамваи.

Неслись лошади – галопом, аллюром и снова галопом.

Раз-два-три. Раз-два-три. Город двигался в ритме венского вальса.

Но вдруг – в один миг – все смолкло. Наступила гробовая тишина. И в этой тишине исчезло время. Остановился трамвай, замерла в небе птица, солнечный свет застыл прозрачными полосками. С дерева лист слетел – кто-то ушел…

…Когда дует ветер, мы ежимся, бурча, когда выходит солнце, мы подставляем ему свои лица, жмурясь от удовольствия. А когда мы слышим тишину, нам кажется, что мы умерли. Боясь тишины, мы принимаемся громко кричать, топать ногами, хлопать в ладоши, только бы избавиться от гнетущего молчания, только бы заполнить пустоту внутри.

И вот мы шумим, но тишина все так же безмолвна. Она вслушивается в саму себя, но ничего не слышит. Глухая тишина – древняя, как вечность. Тишина и Вечность. Как должно быть скучно им, двум беззубым старухам! Как давно они надоели себе и друг другу! И как же им, право, надоели эти жалкие людишки, что боятся одной и тщетно надеются устроиться в другой…

ГЛАВА 5

В тот вечер я видела Джудит в последний раз. Где-то между моим бегом по бульварам и странным безмолвием природы он на сумасшедшей скорости врезался в опору моста. Официальная версия полиции – «не справился с управлением». Дело закрыли без особых проволочек. А я не собиралась уведомлять полицию о записке, что нашла в своих вещах спустя какое-то время. Так что, кроме меня, никто так и не узнал, что Джу покончил с собой.

Вернувшись с места ДТП в шоковом состоянии, Роберт и Ян подавленно рассказывали, что тело в самом прямом смысле собирали по кускам. Помню удушье и гул в голове, помню жуткую до приступа тошноты мысль: «Никогда больше не встретимся», помню свои беззвучные крики в темноте одиноких ночей…

Похоронили парня на небольшом кладбище под Веной. На церемонию я не пошла, не смогла. Говорили, что обычно бесстрастная Сиси потеряла сознание, увидев обезображенное до неузнаваемости лицо друга, а Роберт после запил на несколько месяцев. Однако не прошло и полугода, как все забыли о трагических событиях. Что поделать, жизнь идет своим чередом. И даже те немногие, кто втайне от всех вздыхал при воспоминании о звонком смехе и безрассудных выходках красивого сердцееда, все чаще стали посматривать в сторону других парней. Лишь Стефания каждым воскресным днем становится собеседницей молчаливому обелиску. Отцу Джудит никто так и не сообщил. Попросту потому, что никто, кроме меня, не знал о странном стареющем гее с озера Вертер-Зе. Мне же не хватило сил…

«Я никогда не питал иллюзий насчет своего будущего, наверное, поэтому жить мне было проще, чем тебе. На похороны не приходи. Ненавижу ритуалы подобного рода. Слишком уж попахивает от них принудиловкой и фальшью. Ведь не бывает беспредельного, незаканчивающегося горя. Все когда-нибудь утешаются, утешаются, но продолжают таскаться на глупый клочок земли, точно пытаясь извиниться за то, что душа излечилась от скорби. Людям становится стыдно за свою память, за свое сердце, за то, что они не могут страдать вечно, за то, что не могут вечно любить. И тогда приходит страх, что однажды сердце кого-то другого так же станет предательски равнодушным к их уходу. Именно страх перед собственной смертью толкает живых на самоотверженную преданность мертвым. Поэтому живи на полную катушку и ни о чем никогда не жалей», – написал мне напоследок друг.

Джудит не стало за два месяца до его тридцатилетия. Он пережил свою мать лишь на год. Что говорить… Джу искалечил мою жизнь, но все равно остался для меня самым дорогим человеком на свете. Можно ли назвать наши чувства друг к другу любовью? Не знаю, но они точно были больше, чем просто дружбой. И хотя жить рядом с ним мне было не просто, жить без него оказалось намного сложнее.

ГЛАВА 6

Сначала, желая забыть, я рвалась к новой жизни с силой бегуна на стометровке. Яростно мчалась от прошлого, не выбирала дорог. Потом наступил момент полного опустошения. И, скажу, в отчаянии намного больше силы, чем в пустоте. Заламывание рук, горечь слез, боль, наконец, – это все момент противостояния, и в этом противостоянии есть вероятность уцелеть. То, что называют синдромом отчуждения, лично у меня вызывает внутренний холод.

С чем можно сравнить это ощущение? Быть может, с колодцем? Да. С глубоким, узким колодцем, в котором ваш крик отражается эхом еще долгое время – даже после того, как он прозвучал. Состояние, в которое попадаешь после смерти близкого, подобно такому колодцу, меж стен которого ты застрял навечно. Тебе не разбиться сразу, увы, не разбиться! Ты будешь медленно, до сумасшествия долго сползать вниз, стирая плечи, бедра, лицо о холодный камень. Плачь, кричи, вгрызайся в стены зубами, цепляйся ногтями, оставляя кровавый след, но все равно неумолимо и неизбежно приблизишься ко дну. Счастливчик тот, кому удается умереть от страха по пути к последней точке. Ведь только представьте себе на миг тот ужас, который охватит вас внизу!.. Зажатые со всех сторон его склизкими узкими стенами, вы поймете, что никогда больше не увидите солнца, не вдохнете свежий воздух, вы никогда не будете живыми, так и не став окончательно мертвыми.