Люди на перепутье - Мария Пуйманова

Директор Выкоукал генеральским оком оглядывает свою армию, он сегодня не в духе: что-то испортило ему настроение, видимо, чисто личные дела — директора огорчает сын, но до этого никому нет дела.

Только зябкий, как все южане, Розенштам просто неприлично выпадает из общей картины: ему холодно; он надел пальто, закутал подбородок в шарф, его подвижное смуглое лицо выражает доброжелательство и скепсис по отношению ко всем, он мягко улыбается тонкими хитрыми губами и морщит лоб.

Общество стоит на помосте и, весело щурясь от солнца, рассматривает толпу. Ветер шевелит волосы мужчин. Барышня Казмарова разговаривает с гостями из Праги. Мы уже знаем кое-кого из них. Вот этой красивой девушке, одетой с простотой, которая стоит тысячи, мы когда-то аплодировали в давно закрывшемся «Ред-баре». Она высмеивала модные тогда апашские танцы, пародируя танго с кинжалом. Сегодня она со своим ансамблем исполнит на заторжанской лужайке «танец труда»; директора Выкоукала уже давно не удивляют хореографические увлечения дочерей металлозаводчиков. Время, время!

Семь лет не коснулись акробатической танцовщицы, она так же красива и так же холодна, как и раньше, в ней ничто не изменилось, кроме фамилии: Мария Далешова вышла замуж. Но хоть убейте, я не могу среди двух ее спутников отличить мужа от брата; оба они, долговязые молодые люди в обуви ручной работы, из тех, кто с бесподобной непринужденностью держится на приемах в иностранных посольствах и знает, что после спаржи нужно обмакнуть кончики пальцев в миску с теплой водой. Они поддерживают наше реноме в международных светских кругах, и сознание этой миссии заметно в каждом их движении. По-чешски они говорят немного медленнее, чем остальные смертные, и слегка в нос, смакуя свое произношение. Они ходят на спортивные соревнования, обедают в Автоклубе, посещают закрытые ночные кинопремьеры и появляются в «Кафе художников». Они на дружеской ноге с кабацкими завсегдатаями из числа бывших аристократов и на «ты» с молодыми опереточными актерами. Злые языки говорят, что их чувства к этим актерам заходят дальше, чем позволяет закон. Но не бойтесь за них: это не врожденная склонность, это лишь сезонное явление; сократовская любовь была в то время модна в Западной Европе.

Пражские гости приехали еще вчера, и молодой Далеш, брат танцовщицы, не отходит от барышни Казмаровой, развлекая ее с очаровательностью, прямо пропорциональной его долгам. Маленькая девушка в очках, этот нахохлившийся меланхолик, отвечает ему рассеянно, как отъезжающий на перроне. Она чудачка. Эта невеста с миллионами послала вчера в министерство просвещения ходатайство о предоставлении ей места учительницы. А в ящике письменного стола у нее уже лежит билет на заокеанское путешествие, в котором она пробудет до тех пор, пока решится вопрос в министерстве. Мыслями она уже далеко, земля Ул жжет ей подошвы. Ручаюсь, что сегодня она надела темные очки не столько от солнца, сколько для того, чтобы укрыться от назойливых взглядов.

Кинооператоры поворачивают свои аппараты, как пулеметчики пулеметы, и снимают Колушека, который, поджав губы, провожает к почетному месту турецкого консула. В процессии понесут и флаг с полумесяцем: Анкара — крупный покупатель «Яфеты». Первомайские празднества у Казмара носят международный характер. Обозревательница мод, знакомая нам еще по «Ред-бару», ныне прибывшая сюда от газеты «Народный страж», отмечает в блокноте, что среди гостей немало дипломатов, в том числе из скандинавских стран и Южной Америки.

Нет, Ружена уже не жалела, что поехала в Улы, несмотря на то, что ей в толкотне оттоптали новые туфли. Она во все глаза смотрела, как сходятся и приветствуют друг друга именитые гости. Что интересного в шествии? Ничего! Одни работницы в платочках, на них она насмотрелась еще девчонкой. Вот на трибуне — это настоящее общество. Бывалые люди называли имена и звания приходивших гостей, Ружена их хорошо видела, не надо было даже подниматься на цыпочки. Она рослая девушка и смотрит через головы плебеев, в толпу которых она попала только по недоразумению. Если есть справедливость на свете, Ружена, с ее красивыми бедрами и рельефным бюстом, перейдет дорогу и поднимется по нескольким ступенькам, отделяющим ее от старого Выкоукала. У него такой грозный вид! Но она бы пересилила робость. А почему бы и нет? Все фильмы, на которых она бывала с Карелом, все любовные истории на экране кончались свадьбами. Бедная девушка переносит много невзгод, но наконец все выясняется, любовь побеждает, красивый сын миллионера и продавщица фиалок сочетаются браком, конец венчает дело.

Вон ту даму, маленькую, как девочка, — одни глаза, — Ружена где-то видела. Дама пришла с пожилым надутым толстяком, к ним подсела жена Казмара и очень любезно разговаривает с маленькой дамой. Да ведь это актриса Тихая из Большого театра, ей-богу, это она! Она вчера тут выступала, у вокзала еще висит афиша. Как она похудела, половина осталась. И постарела. Уж не седеет ли? У нее были пышные волосы, полные электричества: всегда в гребенке трещали искры. Это была клиентка Ружены, дама любила ее и приносила парикмахершам конфеты, а однажды, под рождество, предсказала ученице удачу. Великолепная актриса! Неужели этот невзрачный старикан ее муж? Ну и влипла, бедняжка! Хорош любящий супруг, который даже не подарил ей чернобурку к весеннему костюму! Вид у нее как у учительницы, а не как у дамы со сцены. И не важничает, все такая же милая, сразу видно. И где у тебя были глаза, зачем вышла замуж за такого противного урода!

Началось шествие.

Впереди, по традиции, — дети, четырехлетние девчушки с голыми плечиками; когда смотришь на них, даже становится холодно, матери согревают их взглядами. Затем идут школы, учитель в черном костюме шагает сбоку и ровняет ряды. Скауты с видом метателей лассо времен молодого Фербенкса[38]. Музыканты в народных костюмах. Это марширует и трубит само первомайское солнце. В серебристом воздухе плещутся флаги. По ним издалека видно извивающуюся змею шествия. Мальчики идут и идут, один за другим, все выше и выше ростом, живая диаграмма поколений. Как хорошо они выглядят!

— Да здравствует молодежь Казмара! — выкрикивает Колушек. Хозяин и Выкоукал машут руками.

Девочкам не идет форма казмаровской молодежи, каждая из них по-своему хороша, каждая кругла на свой манер, и все существо их протестует против ранжира. Каждая найдет себе мужа, родит ребенка, устроит свой очаг. Тщетно в школе им вбивают в голову казмаровский дух. Только и слышно: то одна, то другая сбегает из общежития. Нет, из девушек не выйдет армии.

Теперь повалили рабочие. Живой поток из двадцати пяти корпусов льется по руслу улицы, как полноводная река. Армия труда, которая каждое утро проходит в фабричные ворота, становится к машинам и шьет для нескольких миллионов человек на земном шаре. Цех шел за цехом, по порядку, начиная с колонны энергетиков и котельной. Их немного, но они важны.

— Ура черным пекарям! — кричит Колушек. — Не затопишь, не поедешь!

Хозяин и его свита машут проходящим.

— Крутись, турбина!

— Гуди, динамо!

— Сияй, электростанция!

Прядильщики везут на повозке громадную, как цеппелин, шпульку, ткачи едут в бутафорском челноке.

Но не все было бутафорское: ребята из шестнадцатого цеха сняли с машин два навоя и несли их на плечах, попарно. Вот это было здорово!

Шествие на минуту прервалось, и незаметная прежде парочка воспользовалась этим, чтобы перейти на другую сторону, к трибуне. Какой-то остряк из колонны обернулся, взглянул на них и воскликнул: «Держи их за хвост!»

Распорядитель бегает вдоль процессии, как овчарка вокруг стада.

Идут сучильщики и протяжчицы, чесальщики и прядильщицы, наладчики и подносчики, чертежники и девушки из модельной, картонажники, аппретурщики и гладильщики. Идут рабочие по разборке хлопка и отходов, мастера искусственного шелка, подсобная рабочая сила, — все, кто может идти, идут, а Горынека, который еще не стоит на ногах, везет в колясочке его жена.

Галачиха чуть было не осталась дома, ее обидел мастер Лехора. У них была стычка из-за митинга в Драхове. Мастер вызвал ее для объяснений. Мне, говорит, известно, где вы были вечером в субботу: у большевиков. Есть у вас голова на плечах? Чтобы этого больше не было, такие дела могут плохо кончиться. Я не намерен из-за вас сломать себе шею, я отвечаю за цех. Знаете ведь, какие у нас порядки, вот к ним и приноравливайтесь. Вы уже не маленькая, пора иметь голову на плечах.

— И не девчонка, чтобы меня поучать! — отрезала Галачиха. — Работаю честно, а до остального никому нет дела.

— Да я для вашего же блага, — говорит мастер.

— Я здесь работаю подольше вас, — отвечает ему Галачиха, — и если потребуется, дойду до самого Хозяина и все ему выложу.