Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории - Александр Широкорад

— Смотрите, господа, внимательно на этот корвет. Пожалуй, он стоит того, чтобы ночью поработать над ним, — промолвил Кононов.

— Это корвет «Бритон», деревянный, стоит около миллиона рублей и имеет четырнадцать 64-фунтовых нарезных орудий, — отвечал Злобин, хорошо и подробно знакомый с судовом списком английского флота и снова прочитавший кормовую надпись корвета.

— Над ним действительно стоит поработать, а потому мы осмотрим его поподробнее, — решил Кононов.

Для этого он поворотил снова оверштаг и, спустившись под носом «Бритона», прошел по его правому борту саженях в десяти. У кормы стояли под парами два катера, вооруженные шестовыми минами.

— Практикуются, — прошептал Михайлов.

— Ничего, пусть их практикуются, а на ночь успокоятся и прекратят пары, — отвечал Злобин.

— Ну, вряд ли они так сделают, — возразил Михайлов. — Но я полагаю, что нам было бы очень полезно пройти еще раз этим путем, чтобы убедиться, как они стоят ночью.

— Непременно так и сделаем. Времени у нас впереди много, — отвечал Кононов, направляясь к третьему судну.

Это была канонерская лодка «Филомел», под флагом дежурного на рейде. На канонерке тоже шло артиллерийское учение, и в этот момент среднее громадное орудие лодки перевозилось на правую сторону. Все сигнальщики лодки были поглощены переговорами с фортом Каннинг, и на шампунку никто не обратил ни малейшего внимания.

— Ну, господа, здесь мы высмотрели все интересное, а теперь заглянем в Новую гавань, — говорил Кононов, уже несколько раз бывавший в Сингапуре.

Нашим путешественникам встречалась масса всевозможных шлюпок, нагруженных фруктами, раковинами и попугаями. С одного купеческого барка усиленно требовали их к борту, показывая шиллинг, вероятно, приглашали для отвоза на берег капитана или его помощника. Злобин отмахнулся очень серьезно, за что получил «god damn» («черт тебя дери»). Прошли вдоль весьма красивой набережной, спускающейся от батареи Фуллертона, и вошли в узкий пролив между островком Брани и Сингапуром. Этот пролив образует так называемую Новую гавань, заключающую в себе угольные и товарные пристани и склады различных пароходных и торговых компаний. Здесь стояло множество паровых и парусных судов. Английский флаг, раздуваемый морским бризом, гордо царил над гаванью.

Все выгружалось и нагружалось, торопилось и работало так, как торопятся и работают только на всемирных рынках. Здесь будто не знали о войне. Это было обыкновенное ежедневное движение в Новой гавани, и никому в голову не приходила мысль об опасности, о возможности присутствия врага-разрушителя среди тысячной толпы. Шум и стук лебедок, свист и шипение паров, крики малайцев и китайцев, громкий и веселый говор на всех языках стояли в воздухе. Нашим офицерам сделалось грустно и обидно при воспоминании о своих родных портах. В их воображении Одесса, Севастополь, Кронштадт и другие рисовались в ином виде — пустыми, унылыми, тесно запертыми…

У казенной пристани на Брани стоял громадный фрегат.

Течение было противное, и шампунка шла тихо, так что было достаточно времени рассмотреть его. Это был фрегат «Агамемнон», о котором поминал капитан гамбургского парохода.

На «Агамемноне» грузились углем и производились какие-то работы на марсах по установке скорострельных орудий. Стеньги были спущены и вместо них подняты флагштоки. Обе башни были завешены брезентом, вероятно, от угольной пыли. Все шлюпки, следовало полагать, находились в ковше острова, так как, кроме стоявшего у борта под парами катера, других не было.

— Ну, господа, я полагаю, с нас пока достаточно, и теперь лучше не обращать особенного внимания на себя и убраться отсюда. Ночью мы снова вернемся для обзора. Теперь же и ветер стихает, — сказал Кононов.

Ветер действительно стихал, и все находили, что делать пока нечего. Обойдя остров Блакан и заштилев, шампунка погребла к островам Св. Иоанна. Выждав там в проливе берегового бриза, уже среди глубокой темноты, шампунка вернулась на рейд.

На «Пингвине» пробили восемь склянок. Слышно было, как боцман громким горловым басом вызвал наверх полуночную вахту. Обойдя корвет «Бритон», заметили на бакштове паровой катер, по-видимому поддерживавший пары. На «Филомеле» все было спокойно, но часовые очень внимательны и исправно окликали всякую приближающуюся шлюпку. В Новой гавани по-прежнему стоял шум и стон на пристанях. На «Агамемноне» все было тихо и спокойно, но часовые и сигнальщики, должно быть, тщательно наблюдали кругом, так как шампунку окликнули издалека и предупредили, чтобы она не приближалась. Паровой катер стоял за кормой, и на нем слышны были голоса и веден огонь в топке.

— Не спят, — проговорил Злобин, когда фрегат остался позади.

— Да, не то что турки. Ну, а все-таки попытаемся завтра, — отвечали ему в один голос Михайлов и Кононов.

К двум часам пополуночи они возвратились на яхту, которую, впрочем, едва нашли, так как оставшаяся на ней команда нарубила деревьев на Паданге и совершенно скрыла под ними судно.

Следующий день был посвящен спуску миноносных катеров, перегрузке угля и окончательному составлению плана атаки. Решено было, что Кононов и Михайлов с двумя катерами нападут на фрегат «Агамемнон», войдя в Новую гавань с востока, а Злобин атакует «Бритон», но не ранее того времени, как услышит взрыв в Новой гавани. Предполагая взять с собой и зажечь в удобном месте пирогу, ее наполнили сухим ломом и сучьями деревьев, облитыми керосином и сложенными в трюме. Как только солнце село и начало темнеть, все подняли пары. В 10 часов вечера яхта с пирогой на буксире и в сопровождении катеров тихо перешла в пролив между островами Св. Иоанна и там стала на якорь, а атакующие разделились и пошли далее — Михайлов и Кононов с джонкой в Новую гавань, а Злобин — на рейд.

Ночь была безлунная и очень темная, но Михайлов и Кононов поставили на своих катерах фальшивое вооружение с большими парусами, прикрывавшими их котлы и трубы.

Немного впереди «Агамемнона», и не доходя кабельтова до пароходов «Кама и К°» с опиумом, окруженных громадными китайскими джонками, пирога тихо пустила свой якорь. Задержавшись на нем, застопорили тросовый якорный канат, имевший более полутораста сажень в длину и уложенный на палубе, и тотчас же подожгли в трюме в нескольких местах весь горючий материал. Когда все это загорелось, и огонь охватил палубу и мачты с опущенными парусами, стопорки у каната обрезали, дали пироге ход, и она быстро понеслась по течению на джонки и пароходы.

Сняв с пироги людей, Михайлов и Кононов прошли без шума немного далее и остановились на траверзе «Агамемнона» в ожидании удобной минуты. Фрегат, кажется, первый обратил внимание на пожар. На пароходах и джонках работы не было, и все спали мирным сном. На палубе «Агамемнона» послышались движение и команды. Паровой катер подошел к трапу, два фалрепных фонаря «Бреша» моментально зажглись и так же моментально погасли, когда отвалил катер. Электрический фонарь с фор-марса осветил громадное пространство впереди и показал Михайлову и Кононову, что их пирога успела уже зажечь несколько джонок и пароходов, и что там происходил невообразимый хаос. Но чем яснее было впереди фрегата, чем лучше его сигнальщики и часовые видели действие огня на судах, тем хуже они могли заметить что-либо вокруг себя сзади. Настал момент действовать.

Михайлов направился на кормовую башню фрегата, а Кононов — на ютовую надстройку, чтобы шестовая мина его пришлась около левого дейдвуда. Имея очень небольшое пространство перед собой из-за узкости пролива, они шли тихим ходом, не выпуская ни одной искры из трубы. Но тем не менее с кормового банкета раздался оклик: «Boat ahoy!» («Эй, на лодке!»).

— Ау, ау! — отвечал Кононов и остановил машину. Часовой опять крикнул и скинул ружье, но в этот момент шест тихо коснулся борта фрегата, и Кононов замкнул цепь. Раздался страшный, оглушительный взрыв. Поднявшийся столб воды еще не успел упасть обратно, как раздался новый взрыв с катера Михайлова.

Моментально все смолкло в Новой гавани. Электрический свет погас, и среди мертвой тишины и непроглядного мрака ночи слышны были дружные удары винтов удалявшихся миноносок и треск горящих джонок и пароходов. Уже на выходе из пролива наши моряки услышали третий взрыв и затем частую и беспорядочную пальбу на рейде и поняли, что в эту минуту решалась судьба «Бритона» и Злобина.

Катер с шестовым минным вооружением на накидных банках

Впрочем, за последнего они не боялись.

Когда корвет заметил пожар у Пуло-Брани и отправил туда свой паровой катер, Злобин, стоявший недалеко от него и все время наблюдавший, пошел на «Бритон» полных ходом.

Там, вероятно, его приняли за собственный катер, почему-то возвращавшийся, и вызвали фалрепных. Злобин, не отвечая на оклик, спокойно подошел к самому трапу и взорвал свою шестовую мину. Но он не успел еще дать заднего хода, как шкафутный часовой сделал по нему выстрел, а затем почти мгновенно в том же направлении открылась пальба с тонувшего корвета из ружей и скорострельных пушек. Паровой катер с «Филомела», шедший, вероятно, к месту пожара, заметил миноноску, по несчастью, попавшую в полосу электрического света фонаря «Пингвина», и, осыпаемый выстрелами своих же судов, самоотверженно погнался за Злобиным.