История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703 - Сергей Соловьев

Эти нелады у гетмана со знаменитым полевым воином очень не нравились в Москве; бояре приговорили — привести Серка с гетманом в союз. «За такие злые поступки Серка воздастся ему в день праведного суда божия, — писал государь Самойловичу, — но мы, государь христианский милосердый, не допуская его для имени христианского к вечной погибели, ожидая его обращения, те его вины и преступления отпускаем, если он эти свои вины верною службою заслужит и к тебе будет так же желателен, как и прежние гетманы». С милостивым словом Ромодановскому и гетману за чигиринскую войну отправился в Малороссию стольник и полковник Тяпкин. Посланному наказано было спросить Ромодановского: «Какое его намерение о Чигирине на будущее время? Можно ли этот город держать или надобно его разорить? Если держать, то какая от этого будет прибыль? Сколько в него надобно будет послать московских ратных людей и козацких полков? И откуда в Чигирин возить хлебные и оружейные запасы, и чрез такую великую днепровскую переправу какими способами помощь давать ратными людьми?» «Мое намерение такое, — отвечал Ромодановский, — разорить Чигирин отнюдь нельзя, очень бесславно и от неприятеля страшно, и не только Украйне убыточно, но и самому Киеву будет тяжко. На остальные же вопросы напишу по статьям, снесшись с гетманом».

Те же вопросы Тяпкин предложил в Батурине Самойловичу. «Если Чигирин разорить или допустить неприятеля им овладеть, — отвечал гетман, — то разве прежде разоренья или отдачи сказать всем в Украйне народам, что уже они великому государю не нужны. У нас во всем козацком народе одно слово и дело: при ком Чигирин и Киев, при том и они все должны в вечном подданстве быть. Если Юраска Хмельницкий засядет в Чигирине со своими бунтовщиками, тогда все народы, которые из-за Днепра на эту сторону вышли, пойдут опять за Днепр к Юраску. А если засядут в Чигирине турки, то султан не будет посылать им запасов из своих городов, будут брать запасы с городов и сел этой стороны, и дорога будет открытая туркам под Путивль и Севск, потому что Днепр и Заднепровье будут у них в руках». Тут гетман взглянул на Спасов образ, заплакал и сказал: «Молимся, да избавит господь бог и великий государь нас и потомков наших от такого тяжкого бусурманского ярма!» Касательно Серка Самойлович прямо объявил Тяпкину, что кошевой поддался султану: «Султан прислал казыкерменскому бею 30000 червонных золотых, чтоб подкупить Серка с козаками. Бей из польских татар, учился в школах, знает языки; он съезжался с Серком в степи, ходили они между кустами, взявшись за руки, и тут кошевой присягнул султану».

Для уяснения этого важного дела в декабре отправился в Запорожье подьячий Шестаков, с которым гетман отпустил своего посланца, войскового товарища Артему Золотаря. Шестаков на раде выговаривал запорожцам: зачем они не подали помощи царскому войску под Чигирином? Зачем не били татар, бежавших через Днепр от этого города?

«Мы под Чигирин не ходили потому, что войска было на коше мало, — отвечал Серко, — да и потому не ходили, что турки и татары прежде Чигирина хотели идти на Сечь. Чтоб упредить этот злой замысел, мы с ханом помирились, да хотели мы при этом, чтоб татары выкупили у нас пленных, потому что войско было голодно, добычи никакой, запасов также. Да и для того помирились с ханом, что много раз писали к гетману Ивану Самойловичу, чтоб царское величество прислал к нам своих ратных людей на оборону, как присылал царь Алексей Михайлович, да и сам бы гетман пустил к нам городовых козаков; но гетман козаков к нам не пустил и запасов не прислал, войско только и кормилось что рыбою; а когда с ханом заключили перемирье, то за татар брали большой окуп да ходили за солью к морю; а если бы с ханом мы не помирились, то войско померло бы с голоду. Турок и крымцев, бежавших из-под Чигирина, мы не громили потому, что войска в Сечи было мало: все, надеясь на мир с ханом, разошлись по промыслам, и теперь войска в Сечи мало: все по промыслам. Пожаловал бы государь, велел прислать к нам своих ратных людей, а гетману приказал прислать полтавский полк, и мы по весне, как скоро войска и запасы будут к нам присланы, перемирье с ханом нарушим и пойдем в Крым войною». Гетманскому посланцу Серко говорил наедине, что он царскому величеству не изменил и если помирился с турками и татарами, то для того только, чтоб приманить к себе Хмельницкого и, схватив его, отослать в Москву. Для уверения Серко вынул из-за пазухи крест и целовал.

Это не заставило Самойловича смотреть доброжелательнее на запорожского кошевого, и скоро последний усилил еще это недоброжелательство, начав советовать государю разрушить и покинуть Чигирин. «Для чего это он советует? — писал Самойлович. — Чтоб вместе с Хмельниченком привести в исполнение свой злобный замысел. Пусть только Чигирин достанется им в руки, хотя бы и разоренный; они снова его укрепят, Хмельниченко сделает в нем столицу своего княжества. Серко — главный город своего гетманского регимента, потому что уже и теперь Серко величает Хмельниченка князем Малой России, а Хмельниченко Серка — кошевым гетманом Войска низового Запорожского». Из турецких владений в Киев дошел и список условий, заключенных Серком с Хмельницким: 1) чтоб вере православной гонения не было; 2) податей никаких и ясырю не давать; 3) вольности Войска Запорожского не нарушать; 4) чтоб старшин и войска турецкого и татар ни в каких малороссийских городах не было. Из самого Царяграда давали знать, что Серко присылает султану все государевы грамоты и гетманские листы.

Надобно было приготовляться к тяжелой войне с разных сторон; зиму и весну 1678 года приходили постоянно вести, что турки с огромными силами нагрянут под Чигирин, с тем чтоб непременно взять этот город. В Цареграде в это время находился стольник Поросуков, присланный к султану с царскою грамотою для попытки, нельзя ли прекратить тяжелую и опасную войну и по крайней мере разведать обстоятельнее о турецких замыслах. Для последнего Поросуков обратился к патриарху; тот отвечал, что желает всякого добра великому государю, как себе царства небесного, и о замыслах неприятеля креста Христова объявляет: султан турецкий, имея чрево свое бусурманское ненасыщенное, устремляется этим летом с войсками своими поганскими и желает из-под державы его царского величества владения Петра Дорошенка отобрать, а потом и всею Украиною овладеть. И сами они явно пророчествуют, что царским величеством побеждены будут, только не могут узнать, в какое время. Боясь этого пророчества, султан пойдет только до Бабы, а визиря пошлет под Чигирин. Поросуков спросил об Юраске Хмельницком, по его ли патриаршему благословению монашество с него снято? Патриарх отвечал: «Хмельницкий снял с себя монашество своевольно, желая себе столько же освобождения из неволи, сколько княжения и гетманства. По его наущению визирь несколько раз присылал ко мне с просьбами и угрозами, чтоб я с Юраски монашество снял, на княжение малороссийское и гетманство запорожское его благословил; но я от этого принуждения освободился подарками и Юраску к себе не пустил. Вчера, — продолжал патриарх, — султан слушал привезенную тобою грамоту, приказал тебя отпустить, а к царскому величеству писать об уступке в турецкую сторону Чигирина и владений Дорошенковых по Днепр. Молю царское величество, чтобы ради церквей божиих и веры христианской Чигирина и Украйны султану не уступал, а если уступит, то не только Малой России, но и государству Московскому тяжек будет неприятель». Государь согласился с мнением Самойловича, Ромодановского и цареградского патриарха, что необходимо удержать Чигирин, укрепить его и снабдить войском. В чигиринские воеводы назначен был окольничий Ив. Ив. Ржевский, известный своею распорядительностью, умевший ладить с малороссиянами, что доказал во время своего воеводства в Нежине. В Киеве Ржевский должен был взять хлебные запасы, под которые гетман выставлял подводы; ко Ржевскому должны были присоединиться назначенные для чигиринского осадного сиденья полки малороссийские, также отряд войска Ромодановского. Но ничего этого Ржевский не нашел и 17 марта вступил в Чигирин один, без хлеба, потому что подводы от гетмана не были присланы, о войсках в Чигирин не было вести; в Чигирине Ржевский нашел разбитые стены, пустые житницы и услыхал рассказы о беспрестанных набегах татарских. Когда в Москве узнали об этом, то в Курск к Ромодановскому и в Батурин к гетману поскакал в апреле стольник Алмазов спросить, что они думают. Ромодановский отвечал, что идет к Днепру немедленно и о Чигирине будет радеть; гетман отвечал, что у него войска не в сборе и он пойдет к Ромодановскому один для переговоров, что пугаться нечего, войска и запасы поспеют в Чигирин, хотя подводы стоили страшно дорого, каждую нанимали за четыре и за пять рублей, а неизвестно, придет ли и половина их назад.

Действительно, подкрепления и запасы успели прийти в Чигирин, потому что визирь Мустафа явился осаждать этот город только 9 июля, Ромодановский с Самойловичем стояли у Днепра, у Бужинской пристани, в первых числах июля и 6 числа начали переправлять войска свои на правую сторону. Переправа шла очень медленно; большая часть войска находилась еще на левом берегу, когда 10 числа татары переправились на этот берег тайком у Крылова, подкрались и ударили на русские обозы, но были прогнаны с уроном. Так же неудачно кончилось нападение неприятелей 11 числа на те передовые русские полки, которые уже переправились на правую сторону. 12 июля все русские войска стояли на правой стороне на Бужинских полях и на другой день выдержали бой с пятью пашами турецкими и ханом крымским. С тех пор бои не прерывались, потому что турки, пришедши из-под Чигирина через Крылов, расположились обозом в 7 верстах от русских и делали на их таборы беспрестанные наезды. 29 июля к русским на подмогу явился князь Каспулат Муцалович Черкасский с калмыками и татарами и принимал деятельное участие в боях. 3 и 4 августа, после упорных битв, русские овладели важным пунктом — Стрельниковою горою, приблизились к Чигирину и вступили с ним в сообщение. Здесь уже не было воеводы Ржевского: 3 августа взошел он на стены и сильно обрадовался, увидав приближение русских полков; но в эту самую минуту из неприятельского обоза поднялась граната и поразила воеводу.