Остров Немого - Гвидо Згардоли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вы такое надумали? Что будете там делать? – беспокоилась Карин, жена Арнульфа.
– Дорогая сестричка, – ответил Арне, потрепав ее по кудрям, – это мужские дела. Скучные. Женщинам не понять.
Карин замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но Арне вовремя увернулся, а Арнульф воскликнул:
– Твою налево!
– Я скоро верну его тебе! – крикнул Арне и потащил Арнульфа за собой.
Уве Весосу было пятьдесят шесть лет. Всю жизнь он надрывал спину, таская ящики с креветками, а заработал горстку крон и артроз, из-за которого в иные дни даже ходить не мог. Уве не нужно было ни в чём убеждать. Он сказал, что страна, где хорошим честным работникам запрещают пропустить по стаканчику, – не страна, а дрянь. Рыбак купил на свои скромные сбережения картофеля и несколько ящиков с пустыми бутылками да еще предложил свою лодку для доставки товара.
В тот же вечер в главном доме у маяка собрались две семьи. Впервые Арне раскрыл все карты и подробно рассказал о ходе дела.
– Вот расходы. – Молодой Бьёрнебу показал лист, исчерканный цифрами. – И все они окупятся! – уверил он.
Его отец осторожно взял бумагу двумя пальцами, словно это была дохлая чайка. Он поднес записи к лампе и принялся внимательно изучать.
Арне тем временем убеждал остальных членов семьи. Пока что на его стороне были только Ян и Арнульф.
На лице Асбьёрна читалось немалое сомнение.
– Мне нужно, чтобы мы с тобой были заодно в этом деле, – прошептал ему Арне.
Но Асбьёрн не мог решиться. Он ждал, что скажет Мортен.
– Разве мы не должны уважать тех, кто был против на этом референдуме? А их целых сорок процентов! Как вы думаете? – Арне напоминал, что сухому закону вынуждены подчиняться и те, кто голосовал против.
– Это демократия, – ответил его отец. – Выигрывает большинство.
– Но это большинство не представляет наши интересы! Кто из вас проголосовал бы за этот закон?
Никто не ответил.
– Тогда, – рассуждал Арне, расхаживая по комнате, как председатель собрания, – в нашей семье, на этом островке посреди пролива, сто процентов избирателей выступили против запрета. Разве наши голоса не должны учитываться?
– А я всё равно считаю, что это глупость, – высказалась Лив. – Я уже говорила и повторю. Глупость! У нас есть маяк. Зачем нам еще какое-то опасное предприятие?
– Маяка, к сожалению, нам недостаточно, – серьезно произнес Мортен, откладывая лист с расчетами.
Лив недоуменно взглянула на мужа:
– О чём ты?
– Ты прекрасно понимаешь о чём. Сколько нас? – Все переглянулись. – Одиннадцать. И еще моя мать и маленькая Мари. То есть тринадцать. К счастью, Хедда и Сюннёве сами себя обеспечивают и не живут на острове. Управление судоходства платит только мне и Яну. И хотя близнецы, и Видар, и даже Арнульф тоже работают на маяке, зарплата им не полагается. Нет, Лив, маяка недостаточно.
– У нас есть свои деньги! – заявила Карин. Ее лицо горело от волнения, а голос дрожал. – Мой Арнульф работает в море со своим отцом и еще помогает здесь, на острове. Мы не… спекулянты!
Лив погладила дочь по голове. Арнульф молчал и, как всегда, рассеянно и с глуповатой улыбкой смотрел вокруг.
– Никто не говорит, что ваша семья не зарабатывает, – заверил ее Мортен. – Я только утверждаю, что нас много и денег всегда не хватает.
– Так ты хочешь, чтобы твои дети стали преступниками? – с сарказмом спросила Лив.
– Твою налево! – выругался Арнульф. – Преступники!
– Я тоже могу работать, – предложила Лив. – И Агнес! Правда, Агнес? Сможешь?
Агнес робко кивнула.
– Мы, женщины, можем вышивать. И девочки тоже. Еще мы можем плести корзины или…
– А кто станет присматривать за моей матерью? – мягко спросил Мортен. – Ранхиль – еще совсем ребенок. Мари – младенец. А дом? Кто будет заниматься домом? Хозяйством? Огородом, курами. Коровой!
Наступила тишина, нарушаемая только лепетом маленькой Мари и ветром: тот гулко дул в оконные щели и не давал огню в камине разгореться. Электричество так и не пришло на остров, и по вечерам, в свете очага, можно было подумать, что на дворе всё еще девятнадцатый век.
– Я не говорю, что нам непременно нужен акевит, – оправдывался Мортен. – Но он бы нам помог. Это правда.
Арне вскочил и подпрыгнул: «Ура!»
Лив фыркнула и насупилась:
– Я только надеюсь, что вы не пожалеете об этом когда-нибудь! Не станете горько раскаиваться!
– Не волнуйся, мама. Биргер Сульстад на нашей стороне.
Биргер Сульстад был хорошим человеком и хорошим полицейским, преданным своему делу. Но он любил выпить. Не то чтобы Биргер пьянствовал – во всяком случае, не на службе, – но никогда не отказывался от рюмочки чего-нибудь покрепче. Никогда. Мужчинам положено работать и выпивать, а женщинам – растить детей и судачить, это закон жизни, с которым бессмысленно спорить, кем бы ты ни был, – так считал полицейский Сульстад. Он был крупный и полный, с руками, похожими на лопаты, – их силу и тяжесть проверили на себе несколько десятков человек в городе. И этот силач задолжал Арне Бьёрнебу за пару рюмочек.
– С чего ты взял? – поинтересовался Ян. – Откуда ты знаешь, что он за нас?
Арне улыбнулся.
– Он голосовал против.
4
Утром 6 ноября 1927 года на остров доставили первую порцию картофеля – четыреста фунтов. Его привез Уве Весос на небольшой лодке, которую нельзя было сильно перегружать.
– Я вообще-то рисковал жизнью! – проворчал он, когда Арне, Асбьёрн и Арнульф таскали мешки, стараясь не наткнуться на собак, с любопытством снующих под ногами. – Я мог пойти ко дну! Но если вы не врете и мы заработаем кучу денег, оно того стоило!