Вагина. История заблуждений - Йелто Дрент

Инфибуляцию проводят настолько грубо и примитивно, что в это трудно поверить, при чем весь процесс сопровождается празднеством и обменом подарками. Обрезание проводится без обезболивания, иногда осколком стекла, иногда опасной бритвой. Гигиена при этом минимальная, и почти никто не обращает внимания на предотвращение инфекции. При зашивании больших губ обычно пользуются шипами акации. Затем девочку пеленают так, чтобы она в течение сорока дней не могла раздвинуть ноги. Большинство женщин после такой процедуры вообще всю жизнь обречены передвигаться мелкими шажками. Отверстие, через которое выходят моча и менструальные выделения, порой настолько мало, что буквально приходится выдавливать мочу, капля за каплей. После этой операции бывают самые разные осложнения и болезни, а впоследствии такая женщина при родах будет гораздо больше обычного подвержена инфекциям и травмам. И тем не менее в странах, где практикуется такое обрезание, женщины обычно считают обрезанное влагалище «чистым», хотя это полностью противоречит действительности.

А что происходит, когда девушка, которой сделали инфибуляцию, выходит замуж? Американка Хэнни Лайтфут-Кляйн, специалист в области антропологии, собирала фактический материал для своей научной работы в Судане и Кении. Она писала о том, как местные жители, особенно в Судане, покорили ее сердце: они, несмотря на отчаянную бедность, проявляли удивительное гостеприимство, причем, принимая ее у себя в доме, были готовы откровенно обсуждать с ней удаление клитора. Она описывает, как после длительного переезда добралась наконец до селения, где, как ей говорили, имелась гостиница. Там ее встретили с некоторым изумлением («А где же ваш муж?»), и лишь после настойчивых требований предоставить номер ей выделили комнату в конце коридора. Посреди ночи женщину разбудили пронзительные крики. Когда она вызвала ночного дежурного, тот попытался успокоить ее. «Понимаете, — сказал он ей, наша гостиница предназначена только для молодоженов, а крики из комнат — это обычная атмосфера брачных ночей». Лайтфут-Кляйн тут же собрала свой рюкзак и выехала из этой гостиницы, прямо посреди ночи. А ведь она, как специалист в области антропологии, прекрасно знала, чем вызваны эти крики. Ей было известно, что обычно добиться пенетрации обрезанной девушки очень непросто: на это порой уходит не одна неделя, причем нередко приходится призывать на помощь повивальную бабку с острым ножом. Последнее, правда, считается в тех местах позорным для мужчины (он признается бессильным перед выполнением мужского долга), поэтому жених скорее сам возьмет нож в руки, чем обратится за помощью. Разумеется, он практически не имеет никакого представления о женской анатомии, а смелости ему добавляет обычно повышенная доза алкоголя…

Что же, очень трудно сохранить хладнокровие, познакомившись с подобным ритуалом, который наносит страшные увечья женщине, угрожая как ее физическому, так и психическому здоровью. Несмотря на это, обычай обрезания высоко почитают именно женщины из североафриканских стран, поэтому большинство попыток прекратить этот ритуал с помощью юридических мер потерпели поражение. Отмене обрезания яростно сопротивлялись матери, бабушки, повивальные бабки и даже сами девочки. Кенийский лидер Джомо Кениатта в 1939 году написал свою диссертацию под названием «Обратившись лицом к горе Кения» [82], и в ней он называл обрезание девочек-подростков и полигамию примерами тех явлений в кенийской культуре, которых европейцам никогда не понять, но которые всегда будут служить им предлогом для вмешательства во внутренние дела этой страны. Когда Кениатта пришел к власти в Кении (в 1963 году), древние обычаи были вновь официально признаны. А еще за десять лет до этого миссионеры из англиканской церкви настоятельно предлагали и школьникам и учителям подписать декларацию, что они выступают против женского обрезания, прежде чем предоставить им доступ в общеобразовательные учреждения, и этот шаг привел к бурным волнениям. При этом одну монахиню, женщину уже преклонного возраста, даже изнасиловали, подвергли обрезанию и изувечили. В годы президентского правления Арап Мои, наследника Кениатты, был принят новый государственный запрет на клитородэктомию — после того, как четырнадцать девочек за один год умерли от осложнений после совершения этого ритуала. По закону, когда девушке исполняется семнадцать лет, она может сама решить, хочет ли она сделать обрезание. В сентябре 2001 года двадцать супружеских пар в Найроби были впервые оштрафованы за то, что они заставили своих дочерей сделать обрезание, а в День независимости Кении президент Мои предписал полиции строже выполнять свои функции по предупреждению подобных случаев.

Возможно, Кениатта был прав, и людям Запада никогда не удастся понять смысл и значение клитородэктомии, но он довольно четко изложил мотивы подобного поведения в своей диссертации. Ясно, что обрезание укрепляет племенные связи и что девушки, не прошедшие этой процедуры, рискуют оказаться за пределами общества. В Судане, например, всего три категории женщин остаются необрезанными: маленькие девочки, женщины с психическими расстройствами и дочери проституток. Для нормальной жительницы Судана встретить необрезанную женщину так же страшно, как страшно было гинекологу Рейнерсу, когда пациентка попросила «вскрыть» ее… Хэнни Лайтфут-Кляйн пишет об одной суданской повивальной бабке, которая просто опешила от неожиданности, когда, придя к роженице, вдруг обнаружила, что та необрезана. Хэнни Лайтфут-Кляйн сама познакомилась с медсестрами в одной больнице (причем познакомил их мужчина — врач-гинеколог), и им было сказано, чтобы они максимально откровенно рассказывали своей гостье, Хэнни, обо всем, что было связано с предметом ее исследований. Медсестры с удовольствием согласились на это, но при одном условии: госпожа Лайтфут-Кляйн не менее откровенно расскажет им все про себя саму. Узнав, что иностранная гостья необрезана, медсестры ужаснулись. Они несколько раз спрашивали, не была ли ее мать проституткой.

В культурах, где обрезание является правилом, необрезанные женщины всегда будут страшиться того, что им Не удастся найти мужа. А без мужа и без детей они никогда не будут приняты обществом.

Мужчины же в этих странах, как правило, отвергают необрезанных женщин, и это вызвано отсутствием уверенности в их девственности. Рубец, остающийся от инфибуляции, воспринимается как своего рода печать, как зримый признак чистоты и непорочности женщины. Вместе с тем рубцовая ткань может стать на удивление жесткой и твердой. В медицинских текстах такую ткань называют келоидной, или гипертрофированным рубцом, причем келоидная ткань чаще всего встречается среди представителей негроидной расы. Один хирург рассказал госпоже Лайтфут-Кляйн, что ему пришлось как-то делать операцию женщине, которая оставалась девственницей, хотя уже целых семь лет была замужем. Неудивительно, что ее муж оказался неспособен войти в нее, ведь даже скальпель хирурга сломался, когда тот принялся надрезать затвердевшую ткань, так что выполнить нужный надрез удалось лишь с помощью самого прочного резца — распатора, предназначаемого для перерезания хрящей… Все это произвело на молодого хирурга очень сильное впечатление, однако куда больше ужаснуло его то, с какой поспешностью муж забрал жену домой из больницы… Он, правда, имел некую толику мужской солидарности и понимал также, каково было тому на протяжении целых семи лет сносить насмешки всех своих односельчан.

Помимо четкого доказательства того, что женщина является невинной, дополнительным «преимуществом» женского обрезания считается, по-видимому, самый факт, что она утрачивает при этом большую часть своих внешних половых органов, и притом наиболее чувствительную их часть, — в этом-то и состоит главная идея: с помощью такой процедуры защитить женщину от ее собственной, необузданной сексуальности. И здесь мы снова сталкиваемся с глубинным, сильно укоренившимся страхом перед якобы существующей, безграничной способностью женщины к похоти… Даже в песне Песней Соломона, хотя она и представляет собой гимн эротическому, сексуальному началу в человеке, под конец проявляется этот страх (8:8—8:9).

Невеста и ее братья

Есть у нас сестра, которая еще мала,

И сосцов нет у нее;

Что нам будет делать с сестрою нашею,

Когда будут свататься за нею?

Если бы она была стена,

То мы построили бы на ней палаты из серебра;

Если бы она была дверь,

То мы обложили бы ее кедровыми досками.

Из этого пассажа нам становится ясно, что у иудаизма и христианства есть общие корни с исламом. И вот, снова и снова, возникает этот образ женщины как существа, лишенного признаков пола, которая претерпевает метаморфозу, стоит лишь ей встретить единственного мужчину, избранника, который будет лелеять ее.