Алексиада - Анна Комнина

На рассвете все скифские военачальники переправились через реку, видимо, стремясь вступить в бой; таким образом, подтверждалась догадка самодержца (он умел хорошо предвидеть события, ибо приобрел большой опыт в непрерывных сражениях, которые чуть ли не ежедневно затевали против него враги). Алексей немедленно вскочил на коня, приказал подать трубой сигнал к бою, выстроил фаланги и сам встал перед строем. Видя, что скифы движутся с еще большей стремительностью, чем раньше, он сразу же приказал опытным лучникам сойти с коней и, наступая на скифов в пешем строю, непрерывно метать в них стрелы. За лучниками последовала остальная часть строя и сам самодержец, командовавший центром войска. Они отважно бросились на скифов, и завязалась жестокая битва. Видя сомкнутый строй ромейского войска и мужественно сражающегося самодержца, скифы, изнемогшие под градом стрел, пришли в ужас, повернули назад и, стремясь переправиться через реку, побежали к своим повозкам. Во весь опор неслись преследовавшие их ромейские воины: одни из них копьями наносили удары в спины скифов, другие метали стрелы. Многие скифы, не успев еще достичь берега реки, убитыми пали на землю, а многие в паническом бегстве попали в речные водовороты и, не сумев из них выбраться, захлебнулись. С наибольшим мужеством сражались в тот день домашние слуги[809] императора; они были поистине неутомимы. Самодержец, проявив в этот день наивысшую доблесть, победителем вернулся в свой лагерь.

11. Император отдыхал в лагере в течение трех дней, затем покинул его и явился в Цурул. Самодержец не собирался в ближайшем будущем уходить оттуда, поэтому он вырыл в восточной части городка ров, куда мог упрятать все войско, поставил там императорскую палатку и сложил все снаряжение. Скифы в свою очередь тоже подошли к Цурулу, но, услышав, что самодержец занял город до них, переправились через реку, текущую по равнине вблизи этого городка (на местном языке она называется Ксирогипс)[810], и разбили лагерь между рекой и городком. Таким образом, скифы находились снаружи и окружали город, а император оказался внутри и, можно сказать, был осажден в Цуруле. {225}

Наступила ночь; как говорит гомеровская Каллиопа[811], «все – и бессмертные боги и коннодоспешные мужи спали», но самодержца Алексея «сладостный сон не покоил»[812]. Он бодрствовал и вынашивал планы, каким образом своим искусством одолеть дерзость варваров. Он видел, что городок Цурул выстроен на крутом холме, а все варварское войско расположилось внизу на равнине. Не имея достаточных сил, чтобы осмелиться в открытую сразиться с таким множеством варваров, он придумывает весьма хитрый план действий. Забрав у жителей города их повозки, он снимает с них кузовы, а колеса с осями поднимает наверх, подвешивает их в ряд с внешней стороны стены и канатами привязывает к зубцам. Не успел его замысел созреть, как тотчас был претворен в дело. В один час на стены были навешены колеса, будто ряд соединенных осями кругов, один возле другого.

Поднявшись утром, император вооружился сам, вооружил воинов, вывел их из-за стены и выстроил лицом к лицу с варварами. Получилось так, что наши воины стояли у тех участков стены, где были подвешены колеса, а противник расположился в одну линию напротив. Сам император занял место в центре строя и посоветовал воинам следующее: когда труба подаст сигнал к бою, им надлежит сойти с коней, пешим строем медленно двигаться на противника и, непрерывно пуская в дело лук и стрелы, стараться вызвать атаку скифской фаланги; увидев, что скифы поддаются на провокацию и уже направляют на них своих коней, воины должны обратиться в бегство, затем, немного отклонившись в сторону, бежать одни влево, другие – вправо и уступать дорогу врагу до тех пор, пока тот не приблизится к городской стене. Воинам, стоявшим на стене, он приказал, как только ромейский строй разделится, обрубить мечами канаты и обрушить вниз колеса с осями.

Все было сделано в соответствии с приказом императора. Скифские всадники закричали по-варварски и разом бросились на наших воинов, которые, не торопясь, пешим строем наступали на них (лишь один император был среди них на коне). Ромеи, медленно перебирая ногами, двинулись назад и, в соответствии с замыслом самодержца, сделали вид, что отступают, а затем, чего уже никто от них не мог ожидать, разомкнули строй и как бы открыли варварам прямой путь к городу. Скифы вошли в проход, образовавшийся между двумя фалангами, и на них со свистом стремительно понеслись колеса, на локоть отскакивая от стены. Они ударялись о стену ободами и, как пущенные из пращи, с огромной скоростью скатывались {226} в гущу варварской конницы. Стремительно падая вниз под воздействием силы тяжести, набирая скорость благодаря покатости места, колеса подсекали голени коней, подкашивая им передние или задние ноги, в зависимости от того, куда приходился удар, и сбрасывали всадников. Колеса непрерывно одно за другим низвергались на врагов. Ромеи с двух сторон бросились на скифов; всюду завязались жестокие схватки. Одних варваров убили пущенные ромеями стрелы, других поразили копья, а большую часть стремительно несущиеся колеса столкнули в реку, где они и утонули.

На следующий день император заметил, что оставшиеся в живых скифы вновь готовятся к бою. Зная боевой дух своих воинов, Алексей приказал им вооружиться. Взяв оружие и построив в боевой порядок войско, он подошел к склону холма, повернул свои фаланги лицом к скифам и стал ждать случая завязать с ними бой. Сам император занял место посреди войска. В разразившейся жестокой битве ромейские фаланги вопреки ожиданиям одержали победу и стали неудержимо преследовать варваров. Когда самодержец увидел, что преследователи уже на значительное расстояние удалились от города, у него появились опасения, как бы сидящие в засаде враги внезапно не напали на ромеев, не повернули назад скифов и, соединившись с ними, не нанесли поражения ромейскому войску. Поэтому Алексей непрерывно выезжал к своим воинам и приказывал им сдержать коней и дать им отдых. Таким образом разошлись в тот день оба войска: скифы бежали, а ликующий император славным победителем вернулся в свой лагерь. Разбитые наголову скифы расположились лагерем между Булгарофигом и Малой Никеей.

Так как уже приближалась зима[813], самодержец решил вернуться в царственный город, чтобы отдохнуть от многочисленных битв и дать отдых большей части своих воинов. Он разделил свое войско, отобрал для дальнейшей борьбы с врагом наиболее храбрых воинов и назначил командовать ими Иоаннаки и Николая Маврокатакалона, о которых я неоднократно говорила выше. Он приказал им расположить во всех городах силы, нужные для охраны, и вывести из всей страны пехотинцев вместе с повозками и влекущими их быками. Император решил вступить весной в еще более жестокую войну со скифами и поэтому заранее принимал необходимые меры. Устроив все таким образом, он вернулся в Византий. {227}

Книга VIII

1. Самодержцу стало известно, что скифские военачальники отправили часть своего войска против Хировакх[814] и что появление варваров ожидается с минуты на минуту. Император, человек весьма деятельный и всегда готовый ко всякого рода неожиданностям, не позволил себе и недели отдыха во дворце; он, даже не вымывшись в бане, не стряхнув с себя пыль войны, немедленно собрал воинов, охранявших город, и новобранцев – всего около пятисот человек, всю ночь вооружал их, а утром вышел из Константинополя и тогда же объявил о своем выступлении против скифов родственникам, свойственникам и прочим высокородным особам, принадлежавшим к военному сословию. Это происходило в пятницу мясопустной недели[815]. Через своих посланцев Алексей отдал им следующий приказ: «Я выступил из города, ибо узнал о стремительном продвижении скифов к Хировакхам. Вам надлежит явиться ко мне на сырной неделе[816]. Я предоставлю вам для небольшого отдыха время между мясопустной пятницей и сырным вторником, так как не хочу, чтобы вы сочли мой приказ суровым и неразумным».

Император немедленно отправился прямо к Хировакхам, вошел в город, запер ворота и забрал ключи. Всех преданных ему слуг он расставил у бойниц, приказав им, не смыкая глаз, сторожить стены города, чтобы никто не смог туда подняться и, перевесившись через стену, вступить в переговоры со скифами. Скифы же, как и предполагалось, прибыли на рассвете к Хировакхам и расположились на гребне холма, примыкающего к городской стене. Из их числа отделилось около шести тысяч воинов, которые в поисках провианта рассеялись в разные стороны и даже достигли Деката[817], находящегося примерно в десяти стадиях от стен царицы городов (поэтому, я думаю, этот город так и назывался). Остальные скифы оставались на месте. Император поднялся на предстенное укрепление и стал осматривать равнину и холмы, желая удостовериться в том, что на помощь варварам не движется новое войско и что скифы не устроили засады против тех, кто попытался бы на них напасть. Император не только не заметил никаких военных приготовлений со стороны скифов, но, напротив, увидел, что скифы во втором часу[818] дня собираются обедать и отдыхать. Смотря на несметное множество варваров, Алексей не осмеливался вступить с ними в открытый бой; в то же время его мучило сознание, что скифы могут опустошить всю страну и даже подойти к стенам царственного го-{228}рода, а он в это время, ради того чтобы изгнать их, покинул столицу. И вот он призвал к себе воинов и, испытывая их, сказал: «Нечего бояться многолюдного скифского войска! С надеждой на бога в сердце вступим в бой со скифами. И если только наша воля будет едина, мы, я уверен, наголову разобьем противника». Воины решительно было отказались и возмутились его словами, и поэтому Алексей, еще больше пугая их и вместе с тем склоняя на риск, заявил: «Если ушедшие за провиантом скифы возвратятся назад и соединятся с оставшимися, над нами нависнет грозная опасность. Ведь скифы или овладеют городом и обрекут нас на смерть, или же, не обращая внимания на нас, подойдут к стенам столицы, расположатся у ее ворот и закроют нам вход в царственный город. Лучше рискнуть, чем трусливо умереть. Я уже выхожу из города: кто хочет, пусть следует за мной в гущу скифов, а кто не может или не хочет, пусть не высовывается за ворота».