Песнь Кали - Дэн Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ней все будет хорошо,– повторял я время от времени.– Я знаю, малышка. С ней все будет хорошо.
Амрита в ответ не проронила ни слова.
Ровно в пять тридцать пять зазвонил телефон – аппарат, установленный в нашем номере. Я ринулся к нему через комнату.
– Алло!
Мне казалось, что звуки на линии стали еще глуше, чем обычно. Я говорил словно в пещеру.
– Алло! Алло! Мистер Лузак?
– Да. Кто это?
– Алло! Это Майкл Леонард Чаттерджи, мистер Лузак.
– Слушаю вас.
Уж не посредник ли ты? Имеешь ли ты, ублюдок, к этому отношение?
– Мистер Лузак, ночью ко мне приходили полицейские. Они сообщили о пропаже вашего ребенка.
– Да?
Если он звонит, чтобы выразить сочувствие, я повешу трубку. Но речь шла не о сочувствии.
– Полиция разбудила меня, мистер Лузак. Они разбудили мою семью. Они вторглись в мой дом. Создалось впечатление, будто они считают меня каким-то образом замешанным в данное происшествие. Они допрашивали меня посреди ночи, мистер Лузак.
– Да? И что же?
– Я звоню, чтобы выразить решительный протест по поводу очернения моей репутации и вторжения в частную жизнь,– сказал Чаттерджи. Когда он сорвался на крик, голос его стал еще выше и пронзительнее.– Вам не следовало упоминать мое имя, мистер Лузак. Я занимаю некоторое положение в обществе. Я не позволю пятнать мою репутацию, сэр. Вы не имеете на это права.
– Что? – Это было единственное, что я смог сказать.
– У вас нет на это права, сэр. Я предупреждаю вас, что любые выдвинутые вами обвинения, любое упоминание моего имени, любое увязывание Союза писателей с вашими личными проблемами, мистер Лузак, приведет к возбуждению против вас дела моим адвокатом. Я предупреждаю вас, сэр.
Послышался глухой щелчок, когда Чаттерджи повесил трубку. Шум и треск на линии продолжался еще несколько секунд, а потом послышался еще один звук, когда полицейский на коммутаторе тоже отключился. Амрита стояла рядом со мной, но я на какое-то время потерял дар речи. Я так и застыл, сжимая трубку, как если бы она была шеей Чаттерджи. А моя ярость приближалась к той точке, когда лопаются сосуды или рвутся жилы.
– О чем речь? – резко спросила Амрита, тряхнув меня за руку.
Я ей объяснил.
Она кивнула. Телефонный звонок каким-то образом разбудил в ней желание действовать. Сначала она позвонила по одному из дополнительных телефонов своей тетке в Нью-Дели. В Бенгалии тетка никого не знала, но у нее имелись друзья, у которых были друзья в Лок-Сабха, одном из правительственных учреждений. Амрита просто рассказала ей о похищении и попросила помочь. Я никак не мог сообразить, в какой форме может быть оказана эта помощь, но лишь оттого, что Амрита действует, на душе полегчало.
Потом она позвонила в Бомбей брату своего отца. Ее дядя тоже владел строительной компанией и пользовался некоторым влиянием на западном побережье субконтинента. Несмотря на то что звонок племянницы, от которой он лет десять не имел никаких вестей, вырвал его из сладкого сна, он пообещал вылететь в Калькутту ближайшим самолетом. Амрита сказала, чтобы он пока не прилетал, но попросила связаться с любыми учреждениями Бенгалии, которые могли бы помочь. Он пообещал это сделать и добавил, что будет держать с нами связь.
Я сидел, слушая изящные фразы на хинди, и смотрел на свою жену глазами чужака. Когда она потом пересказала мне содержание разговоров, я почувствовал себя гораздо спокойнее – как ребенок, который слышит, как одни взрослые обсуждают с другими взрослыми важные проблемы.
До появления в половине девятого инспектора Сингха Амрита обзвонила три главные больницы Калькутты. Нет, за ночь не поступали никакие американские дети или любые дети со светлой кожей, к которым подходило бы данное описание.
Потом она позвонила в морг.
Я ни за что не стал бы туда звонить. Я не мог стоять рядом с ней, когда она, выпрямившись, ровным голосом выясняла у какого-то сонного незнакомца, не поступало ли туда этой темной калькуттской ночью тело моего ребенка.
Ответ был отрицательным.
Лишь после того, как она поблагодарила служителя морга и повесила трубку, я увидел, как у нее дрожат ноги, как дрожь распространяется по телу и как затряслись руки, когда она закрыла ими лицо. Я подошел к ней и обнял. Она еще не потеряла контроль над собой, но уткнулась лицом мне в шею, и мы стали раскачиваться вместе вперед-назад, ничего не говоря, раскачиваться, разделяя боль и муку.
Ничего нового инспектор Сингх не сообщил.
Мы сидели вместе с ним за маленьким столиком в комнате и потягивали кофе. Входили и выходили какие-то люди в шлемах, приносили бумаги, получали инструкции.
Сингх сказал, что службы безопасности в аэропортах и на железнодорожных вокзалах предупреждены. Он спросил, нет ли у нас фотографии ребенка. У меня сохранилась одна, сделанная два месяца назад. Тогда у Виктории было гораздо меньше волосиков. Ее личико получилось не очень отчетливо. Под ее ножонками с ямочками я увидел оранжевое одеяло – забытое напоминание о том далеком беззаботном пикнике в День памяти. Фотографию я отдавал скрепя сердце.
Сингх задал еще несколько вопросов, произнес что-то успокоительное и ушел. Тощий полицейский сержант просунул голову в дверь и на ломаном английском напомнил, что будет находиться в соседней комнате. Мы кивнули.
Время шло. Амрита заказала обед в номер. Есть мы не стали. Я дважды подолгу принимал душ, оставляя дверь ванной открытой, чтобы услышать в случае чего Амриту или телефон. От моей кожи еще пахло грязью предыдущего вечера. Я настолько устал, что не чувствовал собственного тела. Одни и те же мысли прокручивались в голове, как закольцованная магнитофонная пленка:
«Если бы я не уехал.
Если бы я не стал садиться в машину.
Если бы я вернулся раньше».
Я выключил воду и врезал кулаком по кафелю.
Около трех пополудни вернулся Сингх с двумя другими полицейскими чинами. Один по-английски не говорил. Другой где-то умудрился обзавестись акцентом кокни. Их доклад был неутешительным.
Никто по имени М. Т. Кришна в настоящее время не работал в университете. За последнее десятилетие там преподавали пять человек по имени Кришна. Двое уволились. Двоим было под шестьдесят. Одной из них оказалась женщина.
Не нашлось никаких свидетельств связи некоего Кришны с Американским фондом образования в Индии. Выяснилось, что в Калькутте вообще нет представительства этого фонда. Ближайшее отделение находилось в Мадрасе. Туда звонили, но в Мадрасе не располагали сведениями о каком-нибудь Кришне или Санджае. Встретить нас в калькуттском аэропорту никого не посылали. В Фонде образования вообще не знали, что я в Индии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});