Сталинская гвардия. Наследники Вождя - Арсений Замостьянов

Итоги первого и последнего полного года андроповского правления пришлось подводить одновременно с итогами жизни: он уже не покинет больничную палату. В прессе говорилось лишь о «простудном заболевании», но советские люди хорошенько знали, что отсутствие вождя на трибуне Мавзолея 7 ноября 1983 года – знак серьезной беды. Заседания Политбюро и Секретариата ЦК вел Черненко.

Итоги… СССР в 1983-м произвел промышленной продукции на 4 процента больше, чем в 1982-м. Производительность труда возросла на 3,5 процента. Увеличились перевозки грузов, повысилась эффективность использования транспорта. Объем продукции сельского хозяйства вырос еще сильнее – на 5 процентов. Впервые мы получили 16 миллионов тонн мяса (15 миллионов тонн считались отличным показателем). На 13 процентов увеличилось производство животного масла, на 5 процентов – молочной продукции. Товарооборот вырос на 8 миллиардов рублей. Столь же значительно возросли частные вклады в сберкассах. Хозяйки оценили улучшение в снабжении: мясо, масло и колбасы появились на прилавках. В горбачевские годы в очередях каждому из нас доводилось слышать ностальгические воспоминания об Андропове, который «навел порядок», при котором «все было».

Андропов был человеком гуманитарного склада – и считался идеологом, хотя, в отличие от Черненко, не гонялся за переизданиями своих речей. Когда Андропова называют чуть ли не замаскированным либералом-диссидентом, предъявляют лишь два аргумента: еврейскую маму и дружбу с Горбачевым. Маловато фактов для диагноза…

Художественные вкусы Андропова не обнаруживают скрытого либерализма. В интервью «Шпигелю», которое Андропов дал в начале 83-го, любимым современным композитором он назвал Георгия Свиридова, из классиков выделил Чайковского, Римского-Корсакова, Прокофьева. Сергей Семанов разоблачительно заметил, что читал «Свидание с Бонапартом» Булата Окуджавы, указав то ли на тайное диссидентство, то ли на жидомасонство Андропова. Но в больнице, в последние месяцы, Андропов читал и Достоевского, и Льва Толстого, и Салтыкова-Щедрина. Андропов изучал всех, привечал лояльных, а шалунов, принципиальных вольнодумцев – будь то западники или русофилы – отсекал. Да, в бытность председателем КГБ он уважительно общался с Евгением Евтушенко – ярким антисталинистом. Но в 1983-м неожиданно приветил не слишком популярного поэта Феликса Чуева, который был известен дружбой с Молотовым и воспеванием Сталина. Из писателей он принимал с беседами Георгия Маркова и Александра Чаковского – предсказуемых апологетов власти.

Никаких поблажек «левой интеллигенции» (так называли советских вольнодумцев, которые, при их любви к частной собственности, скорее были «правыми») 1983 год не принес. В театре на Таганке был запрещен «Борис Годунов», в театре Сатиры – «Самоубийца». Георгия Арбатова, написавшего генсеку аналитическую записку, в которой рекомендовал дать больше свободы интеллигенции (речь шла, надо думать, об интеллигенции западнической), Андропов одернул: «Ваши подобные записки помощи мне не оказывают. Они бесфактурны, нервозны и, что самое главное, не позволяют делать правильных практических выводов». А вот Ричарда Косолапова – просвещенного сталиниста пятидесяти двух лет – Андропов приблизил. Вместе с ним написал программную идеологическую статью «Учение Карла Маркса и некоторые проблемы социалистического строительства в СССР». Косолапов мог стать Сусловым эпохи НТР, просвещенным советским фундаменталистом во главе советской пропагандистской машины. Косолапов – убежденный коммунист, не предавший своих идеалов и в 90-е годы. А в 80-е – несгибаемый супротивник горбачевской перестройки. Именно такого человека Андропов видел в роли ведущего идеолога в 1983-м.

Андропов давал творческой интеллигенции возможность критиковать бесхозяйственность, преступность, коррупцию (как, например, в телефильмах «Взятка» и «Петля»), но сначала требовал твердые гарантии лояльности. Он намеревался заказывать музыку и не собирался становиться «душкой» в глазах интеллигенции. Когда премьер-министр Канады Трюдо стал хлопотать за посаженного Анатолия-Натана Щаранского, Андропов не миндальничал: «Ответьте канадцу так, жестко. Нам нет необходимости доказывать свою гуманность, господин премьер-министр. Она заключена в самой природе нашего общества». Щаранский остался в заключении. Зато непреклонный советский ястреб Николай Яковлев переиздал свою книгу «ЦРУ против СССР», дополнив ее новейшими разоблачениями Сахарова и Боннэр.

Курс Андропова был вариантом неосталинизма, сообразным ситуации 1983 года. Как и Сталин, Андропов был человеком сложным, много в нем было намешано – и уроки боцмана, и Бетховен, и Свиридов, и стихи…

Стихи он писал для себя, для души, отвлекаясь от напряжения политической жизни. Самые известные его стихи были философским осмыслением материалистического сознания:

Да, все мы смертны, хоть не по нутруМне эта истина, страшней которой нету.Но в час положенный и я, как все, умру,И память обо мне сотрет седая Лета.Мы бренны в этом мире под луной:Жизнь – только миг; небытие – навеки.Крутится во Вселенной шар земной.Живут и исчезают человеки.Но сущее, рожденное во мгле,Неистребимо на пути к рассвету,Иные поколенья на ЗемлеНесут все дальше жизни эстафету.

По этим строкам можно определить, что Андропов был искренним, сознательным коммунистом. И не наигранным был его коммунистический аскетизм. Иногда Андропов появлялся в ясеневском кабинете в неформальном виде – и сотрудники замечали, что рукава свитера заштопаны на локтях. В этом можно увидеть позу, игру на публику. Но стихи о том, как «живут и умирают человеки» мог написать человек, равнодушный к мирским утехам вроде модной одежды.

Читая мемуары Горбачева, мы видим, что нобелевский лауреат навязчиво вновь и вновь указывает на свою дружбу с Андроповым. Горбачев убежден, что связь с генсеком от КГБ делает перестройку легитимнее – и утрированно демонстрирует эту связь. Да, Андропов Горбачева выдвигал. В семидесятые годы молодой секретарь обкома произвел на него приятное впечатление: крестьянин, «от земли», работавший в поле, получивший университетское образование – он казался идеалом молодого советского руководителя. Но Михаил Сергеевич был лишь одной из фигур в сложной комбинации Андропова. В рекордно короткие сроки, усилиями Андропова, пребывавший в кубинской посольской ссылке Воротников становится секретарем Краснодарского крайкома, а потом и председателем Совмина РСФСР, кандидатом в члены Политбюро, наконец, членом Политбюро. Возросла роль Долгих – индустриального секретаря ЦК, выдающегося организатора металлургии. В нем видели возможного нового главу правительства. В секретариате ЦК энергично взялся за дело Лигачев. Почему в 1985 году Горбачев оказался настолько сильнее Воротникова, Лигачева, Долгих, Рыжкова, что их никто и не называл в качестве преемников Черненко, а Горбачев, заручившись поддержкой Громыко, легко перетянул на свою сторону Политбюро? Главная причина – солидный к тому времени срок пребывания Горбачева в рядах Политбюро при непенсионном возрасте. Был еще Алиев, но все-таки и ЦК, и общественное мнение не желало видеть во главе государства человека, всей своей судьбой и происхождением связанного с одной – и не крупнейшей – республикой СССР. Если бы Андропову удалось прожить еще пять лет – статус Воротникова, а возможно, и Лигачева с Рыжковым сравнялся бы с горбачевским – и тогда неизвестно, кто бы стал реальным преемником Андропова. Заметим, что все выдвиженцы Андропова, кроме Горбачева, были, по большому счету, супротивниками перестройки и в 1987—1991-м воспринимались как ярые консерваторы.