Тайны Евразии - Валерий Демин

«Нет народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как о народе русском. Однако же, если бы взяли на себя труд рассматривать вежи добросовестно и беспристрастно и сравнивать их философским взглядом с тем, что мы видим в остальном человеческом роде, то увидели бы, что он стоит приблизительно в уровень с остальными народами Европы, и что лишь предубеждение и предрассудок могут ставить его на другую степень. Надеюсь доказать то, что я утверждаю. Все те, кто писал о России, были иностранцы, которые, по незнанию языка и страны, говорили скорее то, что им казалось, чем то, что они действительно видели. Немецкие писатели, например, исполненные предубежденности в пользу своей страны, искали в русских немцев; не находя их, сердились: все было дурно. Русским было непростительно быть русскими…»

Царица не оставила камня на камне от писаний французского лгуна. Но потрясает совсем другое. Державный пафос венценосной патриотки и пронзительные слова, достойные того, чтобы золотыми буквами быть высеченными в любом из залов Московского Кремля:

« Я имею честь быть русской, я этим горжусь, я буду защищать мою Родину и языком, и пером, и мечом – пока у меня хватит жизни…»

Ай да Екатерина! Ну какая же умница! Браво! Вот тебе и немка! Да только за одну эту фразу ей можно простить все, что угодно – и умопомрачительный блуд, и Емельяна Пугачева вкупе с Радищевым и Новиковым. Приходилось ли кому-либо слышать нечто подобное от облаченных реальной властью российских политиков за последние 10–20—30—40–50 лет? Трудно припомнить? Невозможно! Вот потому-то ни один из них никогда не заслужит эпитет Великого. А вот бывшая принцесса София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская заслужила – и не только по словам, но и по делам. ( Примечание: В оригинале императрица писала о себе в мужском роде; сие означает, что она намеревалась опубликовать свое «Противоядие» под мужским псевдонимом.)

В последовавшие за Екатерининским веком времена иностранцы продолжали открывать для себя Сибирь. Среди вояжеров из разных стран были и подлинные друзья России, оставившие самые теплые воспоминания о путешествии по холодному краю. К таковым можно отнести великого Александра Гумбольдта (1767–1859), проследовавшего в 1829 году через Урал и Сибирь в Центральную Азию и Китай, а также знаменитейшего Альфреда Брема (1829–1884), добравшегося по Оби в 1876 году аж до Карского моря и полуострова Ямал. Правда, и тут не обошлось без курьезов. Из опубликованного (в том числе и в переводе на русский) дневника путешествия «Аристотеля XIX века» – так прозвали современники энциклопедически образованного Алексанра Гумбольдта – видно, что самое большое впечатление на Урале и в Сибири на него произвели… тараканы (!); он посчитал их даже домашними животными – так много оказалось в избах вездесущих насекомых, такими они казались огромными и так равнодушно относились к ним хозяева (можно подумать, что в родной Германии и других странах – а Гумбольдт объехал полмира – он никогда тараканов не встречал)…

Иностранцы оставили память о себе и в освоении Российской Арктики. Достаточно упомянуть первое сквозное плавание по Северному морскому пути шведа Адольфа Эрика Норденшельда в 1879 году или арктические плавания норвежца Фритьофа Нансена. Но главными первопроходцами и первооткрывателями на необъятных российских просторах всегда – с самого начала и до конца – оставались русские люди.

10. геополитический компонент: от Русской Сибири – к Русской Америке

Дальнейшее покорение и заселение бескрайних сибирских просторов после похода Ермака происходило все возрастающими темпами и порой напоминало неудержимое весеннее половодье. Стрельцы, купцы, казаки, промышленники, простой люд, воеводы, священники с полным основанием считали, что пришли в новые края как в дом родной – раз и навсегда. Спустя каких-нибудь пять лет после гибели Ермака английский посол Джайлс Флетчер писал об управлении Уралом и Сибирью, как о прочном и хорошо продуманном деле:

«Что касается до Печоры, Перми и той части Сибири, которая теперь принадлежит Царю, то их удерживают тем же простым способом, каким они были покорены, то есть более грозою меча, нежели самым оружием. Во-первых: Царь поселил в этих странах столько же Русских, сколько там туземцев, и содержит в них, сверх того, гарнизоны, хотя и незначительные по числу солдат, но достаточные для удержания туземцев в повиновении. Во-вторых: здешние начальники и судьи все Русские и сменяются Царем очень часто, именно, каждый год по два и по три раза, несмотря на то, что здесь нечего слишком опасаться какого-либо нововведения. В-третьих: он разделяет их на многия мелкия управления, подобно трости, переломленной на несколько мелких частей, так что, будучи разделены, они не имеют никакой силы, которой, впрочем, не имели и тогда, когда составляли одно целое. В-четвертых: Царь заботится, чтобы тамошние жители не имели ни оружия, ни денег, и для того налагает на них подати и обирает их, как только ему заблагорассудится, не оставляя им никаких средств сбросить с себя, или облегчить, это иго».

Русские восприняли Сибирь как свою настоящую родину. Уже в середине XVII века мятежный и непримиримый протопоп Аввакум, сосланный в Забайкалье за неприятие Никоновской церковной реформы, с восторгом писал о Сибири-матушке:

«Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть – заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы – перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие – многое множество птицы разные. На тех же горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, изубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие – во очию нашу, а взять нельзя!»

Русские первопроходцы-пассионарии, начав однажды движение на Восток, уже не могли остановиться, пока не достигли Тихого океана. Но и он не стал препятствием или последним рубежом. Впереди их ждало и манило западное побережье Америки, и оно вскоре – от Аляски и Алеутских островов до самой Калифорнии – почти на полтора века также стало русским. Может, в самом деле само солнце, каждый раз встававшее на Востоке, точно магнит железо, притягивало русских землепроходцев и мореплавателей? А что – с точки зрения гелиобиологии, гелиофизиологии и гелиопсихологии ничего сверхъестественного в подобном предположении нет. Солнце активизирует поведение не только отдельных особей и индивидов, но и целых сообществ. И мать-земля там, где нужно и когда это становилось необходимым, подпитывала избранников судьбы, как подпитывала некогда своего сына – титана Антея. Сибирская же земля сподвигла на вселенское продвижение вперед целый народ.

Александр Сергеевич Пушкин восхищался этим воистину всенародным подвигом. В январе 1837 года перед роковой дуэлью он даже принялся за статью на данную тему для ближайшего номера своего журнала «Современник». Пуля Дантеса поставила кровавую точку на замыслах русского гения. Сохранился только один начальный абзац, коему суждено было стать едва ли не последними строчками, написанными рукой поэта. Но и они позволяют понять, насколько близок был Пушкину дух тех людей, кому Россия обязана раздвижением границ и своей геополитической мощью:

«Завоевание Сибири постепенно совершалось. Уже все от Лены до Анадыря реки, впадающие в Ледовитое море, были открыты казаками, и дикие племена, живущие на их берегах или кочующие по тундрам северным, были уже покорены смелыми сподвижниками Ермака. Вызвались смельчаки, сквозь неимоверные препятствия и опасности устремлявшиеся посреди враждебных диких племен, приводили их под высокую царскую руку, налагали на них ясак и бесстрашно селились между сими в своих жалких острожках».

По пути, проложенному Ермаком, в Западную Сибирь во главе с царскими воеводами устремились отряды стрельцов и казаков. Не отставали от них купцы и будущие поселенцы. До конца XVI века в Приобье были основаны и построены города-остроги Тобольск, Березов, Сургут, Тара, Обдорск, Нарым (рис. 112). Пока Москва и вся Европейская Россия переживали тяготы Смутного времени, сибиряки не сидели сложа руки и добрались до Енисея. В царствование Михаила Федоровича, первого царя из династии Романовых, русские стрельцы, казаки и колонисты проникли в Восточную Сибирь, отстроили Енисейск, Кузнецк, Красноярск, Якутск и другие остроги и вышли к Охотскому морю. Но подлинный пассионарный взрыв произошел уже в царствование Алексея Михайловича (1629–1676): Россия обрела примерно те же северо-восточные границы, которые сохраняет и до сих пор. Обязана же она этим, казалось бы, самым простым и обыкновенным людям, чьи имена нынче составляют гордость русской истории.