Прирожденные лжецы. Мы не можем жить без обмана - Иэн Лесли

В королевских судах и религиозных университетах по всей Европе служили и учились люди, воздвигавшие вокруг себя непроницаемые стены обмана; истина, по выражению историка Переза Загорина, была подобна «затонувшему континенту», над которым царила политическая, религиозная и интеллектуальная жизнь. Но соврать ради спасения или выгоды — одно, а ради сохранения веры в Бога — другое. Поэтому в то время популярной стала казуистика — метод морального оправдания, искусство применять к отдельным случаям некоторые общие принципы, которые далеко не всегда к ним подходят. Проще говоря, чтобы соврать, но не чувствовать себя совершившим грех, нужно лишь придумать для лжи оправдание, которое будет сочетаться с общепринятыми моральными принципами.

Казуисты усиленно искали лазейки в теории Августина. Еще в XIII веке Раймонд из Пеннафорте размышлял о том, что следует говорить «убийце, постучавшему в вашу дверь». Он допускал, что человек имеет полное право обмануть «убийцу», пришедшего для расправы над тем, кого прячут, сказав ему Non est hic, что значит или «Его здесь нет», или «Он обедает не здесь». Эта техника очень проста — достаточно просто использовать слова и фразы с неоднозначным значением. Так вы сможете говорить правду и вместе с тем введете другого человека в заблуждение. Этот прием получил название вербальной эквивокации[54]. Казуист Альфонсо ди Лигуори предложил отвечать «Я бы сказал нет» на сложный вопрос, ответ на который может предполагать «да». Ответить так — не значит сказать «нет» в прямом смысле слова[55].

Когда опасность для иноверцев стала ощутимее, казуисты предложили расширить границы эквивокации. Они решили, что любая ложь может стать правдой, если к ней «мысленно прибавить подтверждение своим словам». То есть если вы обманываете кого-то, нужно лишь прибавить к этому: «Пусть для тебя будет так», — и ваша ложь станет правдой.

Наиболее влиятельный защитник «доктрины мысленного оправдания» — испанский теолог Наваррус, писавший, что правда «выражается частично в речи, а частично — в мыслях». По его мнению, важнейшей составляющей христианской морали является откровенность с Господом. Для того чтобы достичь ее, нужно сокрыть часть правды от ушей собеседника, но оставить ее для Всевышнего, особенно в том случае, если недомолвка служит для благих целей. В частности, человек, пользующийся мысленным оправданием, может сказать «Я не знаю» другому человеку, но при этом тихонько добавить: «Так я тебе скажу», — и тогда ложь будет оправдана. Последователи этой доктрины заявляют, что сам Иисус прибегал к подобной технике, говоря Своим ученикам, будто он не знает день Суда, хотя Его всеведение свидетельствует об обратном.

В Англии в 1606 году плененного католического епископа Джона Варда спросили, священнослужитель ли он и бывал ли когда-нибудь за морем (имея в виду, где он изучал католицизм: во Франции или Италии). Вард ответил отрицательно на оба вопроса, хотя на самом деле все было наоборот. Позже, когда ему представили доказательства, противоречившие сказанному, он ответил, что не покривил душой, мысленно добавив к вопросам «служитель Аполлона» и, соответственно, «за Индийским океаном»[56].

Когда Вард находился в заключении, доктрина мысленного оправдания уже была печально известна в Англии, а особенно после судов над Робертом Саутвеллом и Генри Гарнеттом.

В 1586 году двадцатипятилетний Роберт Саутвелл и его старинный друг, священник Генри Гарнетт, отправились в путь из Франции к берегам Туманного Альбиона. Эту поездку нельзя было назвать увеселительной: в Англии их ждало тайное задание, которое могло привести к гибели обоих.

Саутвелл не был на родине больше десяти лет. Младший сын и восьмой ребенок в семье, он вырос в Норфолке, в доме католика-джентри. Когда юноше было пятнадцать лет, отец отправил его учиться во Францию. Роберт поступил в Католический университет в Дуэ, где вскоре попал под покровительство влиятельного человека. Окончив обучение, он переехал в Париж, чтобы продолжить образование. За Парижем последовал бельгийский Турне, где юноша по прошествии двухлетней новициаты вступил в монашеский орден иезуитов. Благодаря своим подходам к казуистике и доктрине мысленного оправдания он стал широко известен. Одаренный студент, Роберт был еще и талантливым поэтом (Бен Джонсон не раз с досадой говорил, что готов уничтожить все свои работы, лишь бы написать стихотворение, подобное «Пылающей Библии» Саутвелла). В 1584 году в Риме Роберт Саутвелл был рукоположен в сан священника, а еще через два года направлен с заданием на родину.

Как католическим миссионерам, Саутвеллу и Гарнетту на территории протестантской Англии угрожала смертельная опасность: нескольких их предшественников уже постигла печальная участь. Дело осложнялось тем, что королева Елизавета, обеспокоенная угрозами со стороны Испании и Рима, в лице каждого католика видела потенциального изменника. Поэтому она подписала указ, гласивший, что каждый англичанин, направленный за границу для изучения католицизма и вернувшийся на родину, получив сан священника, не может находиться на территории королевства более сорока дней, в противном случае этот человек будет пойман и казнен; такая же участь грозила и его спутнику. Этот указ подтолкнул миссионеров на скрытничество: в Англию они въехали под видом простых людей, не имеющих отношения к католицизму и богослужению; и Саутвелл, и Гарнетт назвались чужими именами и указали вымышленные профессии.

Миссионеры жили в домах тех, кто поддерживал католицизм и был достаточно храбр, чтобы прятать у себя «преступников». Зная о висящей над ними смертельной опасности, они готовы были скрыться в любой момент и жить в дикой местности; готовили они себя и к тому, чтобы в случае ареста грамотно отвечать на поставленные вопросы.

Саутвеллу удавалось скрывать свое истинное лицо более шести лет. Тем не менее он все-таки был задержан, после того как его предала девушка по имени Энни Беллами, дочь хозяина дома, в котором миссионеры периодически прятались от английских властей. В тюрьме его неоднократно пытали, пытаясь выведать информацию о задании и сообщниках. Но Саутвелл не сказал ничего, кроме того, что был священником-иезуитом. Он отказывался называть даже масть лошади, на которой скакал в тот день, когда был задержан.

Примечательно, что Энни не раз разговаривала с Робертом, и он сказал ей, что Господь прощает ложь во благо, а потому, если представители власти спросят, священник ли он, она спокойно может сказать «нет», если про себя при этом прибавит: «Не желаю говорить тебе всей правды».

Во время судебного разбирательства сэр Эдвард Кок, представлявший сторону обвинения, уцепился за этот факт и стал обвинять Саутвелла в пагубном стремлении подорвать моральные устои девушки и приобщить ее к безнравственной иезуитской доктрине. Саутвелл, опытный оратор, не отрицал того, что рассказывал девушке о мысленном оправдании. Но, по его словам, в этом не было и нет ничего преступного, так как его убеждения не являются противными воле Господа. В подтверждение своих слов он попросил Кока представить, что и в его двери постучался «убийца». Точнее, он спросил, что бы сделал почтенный прокурор, если бы французский король, решив захватить Англию, заставил королеву пуститься в бега. Как бы он поступил, если бы был единственным человеком, точно знающим, где находится королева? Честно сказал бы врагу все, что знает, и тем самым нарушил клятву или все-таки воспользовался техникой мысленного оправдания, дабы остаться чистым перед Богом и своей правительницей? Доподлинно не известно, что на это ответил Кок. Из исторических документов следует только то, что председатель суда счел эту полемику бессмысленной, сказав при этом: «Если допустить распространение доктрины, это разрушит всякое правосудие. Мы не боги, а люди, и потому нам дано судить только по внешним поступкам человека, ибо мысли его сокрыты».

Присяжные признали Саутвелла виновным в измене, и 20 февраля 1595 года он был приговорен к повешению. Поднимаясь на виселицу, он возносил хвалу Господу и молился за здоровье королевы и благополучие своей родины. Когда ему на шею была надета петля, Саутвелл выпрямился и широко развел руки в стороны, словно приветствуя всех собравшихся и в то же время напоминая им, что он такой же христианин, как и они. Мгновениями позже его бездыханное тело было снято с виселицы, выпотрошено и четвертовано. Как и всегда, все это делалось на глазах у публики. Но на этот раз никто не крикнул: «Изменник!»

Генри Гарнетту какое-то время еще удавалось скрываться, но вскоре и его постигла печальная участь. Он был арестован по подозрению в причастности к так называемому Пороховому заговору 1605 года (в те времена он был более известен как Powder Treason, что значит «пороховая измена»). Фактически, Гарнетт не был связан с заговорщиками, намеревавшимися убить короля Якова I и членов парламента, но, по мнению властей, он знал о заговоре, и это стало превосходной причиной расправиться с ним. В ходе расследования были найдены работы Гарнетта, в числе которых находился его трактат, написанный в 1598 году, в котором он отстаивал право на существование эквивокации и мысленного оправдания. Трактат был посвящен Саутвеллу и, в сущности, был последовательным толкованием праведности всех действий казненного иезуита.