Время Сигизмунда - Юзеф Игнаций Крашевский

С этого приключения какое-то время omnia feliciter succedebant. Я вознамерился ехать в Португалию, где тогда царствовала одна королева, правя королевством по причине несовершеннолетия короля. Там по Божьему приговору меня уложила в постель тяжёлая болезнь, лекари уже почти не надеялись на моё выздоровление, но при хорошем уходе на дворе королевы, от которой я получил немало доказательств милости и сердца, также старанием кардинала Мальвеци силы вернулись, только не так скоро.

Оттуда я вновь вернулся в Испанию — и случилось мне ехать через Гранаду, бывшую столицу мавританских королей, где славные здания, возведённые рукой неверных, удивляют почти волшебной красотой. Проведя там несколько дней, под вечер я выехал из города в дальнейшее путешествие. Чуть только мы с погонщиком остановились в лесу на отдых, когда я увидел значительную кавалькаду моих знакомых, которые мчались за мной, желая ещё задержать меня для приятельского застолья. Однако из-за спешки я не мог больше времени провести с ними, и даже не хотел быть узнанным. Поэтому, закрыв лицо плащом, я притворился слугой, слуге же велел быть господином, и так эта молодёжь меня миновала, только взглянув на меня. Прежде чем, отдохнув, и я пустился в дорогу, подумал, что, может, будет лучше остальной путь проделать слугой, а Целиуша сделать господином. Ибо Целиуш ххорошо знал языки и традиции разных земель, с грубыми и простыми людьми отлично мог контактировать.

Переодевшись в соответствии с этой идеей, мы въехали в горы, которые тянуться за Гранадой; они называются Сьерра Невада, их верхушку покрывает вечный снег и лёд, откуда даже летом для охлаждения воды бедные люди свозят в города глыбы льда.

Мы как раз наткнулись на глубокий ручей и половодье в лощине. Я спрашиваю перевозчика: „Можно ли через него пройти?“ Молчит. Я спросил его второй раз: „Проплывут ли мулы?“ Он только покачивает головой и показывает, что это будет трудно. Я тогда всовываю ему в руку серебряную монету, чтобы он поехал проверить. Он поехал на одном муле. Пока мы ещё около берега пробовали и договаривались, наступила ночь, но, к счастью, была луна и ясно светила, как специально. Проводник был уже на другой стороне и звал нас, чтобы плыли за ним. Тогда я направил к воде своего мула, но он не хотел идти, я начал его бить — он просто стоит, как говорится, упрямый осёл, слуги начали бить его палками, но и это ничуть не помогало. Между тем проводник с другого берега кричит, чтобы мы плыли быстрей, потому что на нас могут напасть бродящие мавры и убить. А мул так и не хочет идти в воду. Тогда Целиуш, который играл роль пана, пробует сдвинуть своего мула, не пойдёт ли за ним и мой легче? Он загнал его в воду, но сразу у берега погрузился, упал с седла, так что его совсем было не видно, и только его мул выплыл на верх, потому что вода его вынесла, и мы видели, как он плыл, неся на спине мою шкатулку с морским котиком, которого я из любопытства вёз в наши края.

Когда это происходит, а я очень переживаю за Целиуша, прибежал какой-то сброд с факелами. Этот бурный поток, идущий с гор, немного сошёл, стали искать слугу, но не нашли, нашли только мула, которого унесло течение и прибил к одному дереву у берега.

Затем, собрав, что осталось с той несчастной переправы, мы с этими холопами отправились в город, где была харчевня. Тогда сразу разошлась информация, что утонул какой-то иностранный господин, от которого остались только слуги (потому что я, как вы знаете, был одет слугой). Старшина той деревни начал меня интриговать, отобрав все вещи, узелки и драгоценности и что только было со мной. Той ночью меня держали под стражей, а на следующий день, собрав своих людей, пошли искать утопленника. Целиуша нашли далеко от того места, а с ним узелки с моей дорогой одеждой и упряжью для коней, также на нём одежду с золотом, несколько колец на его пальцах, другие в кармане. Пошли спрашивать погонщика мулов, который сказал, как знал, что тот был пан, а мы слуги.

Тогда старшина этой деревни всю клевету возложил на нас, что мы специально утопили своего господина, и угрожал нас всех убить.

Я очень настойчиво его просил, чтобы послали за доказательствами к губернатору, до которого было только две мили, но этого он не хотел сделать, потому что там такой обычай, что каждый себе господин. Меня вместе с людьми посадили в колодки. Это было, если не ошибаюсь, в среду, так что я и четверг провёл в строгом заключении, и я хорошо понял, что тот старший специально хочет нас убить, чтобы забрать узелки с дорогими вещами, потому что, когда мы обращались к нему по-испански, он даже не хотел нас понять.

Я там уже поручил себя Богу и Его Пресвятой Матере, всю ночь не спал, очень беспокоился, вспоминая о своём родителе и доме, думая, что тут, на чужой земле, придёться умереть, не благородной смертью, а смертью разбойников, предателей, мужланов. Моя голова горела от беспокойства. У меня не было никакой надежды.

Как-то утром в пятницу пришли слуги старшины, холопы и толпа отвести нас и без суда убить из-за этих жалких драгоценностей, которых им захотелось, как то одежда с золотом, которую я носил при дворе испанского короля, несколько цепочек, браслеты, кольца, запонки. Но на моё счастье, когда они эти вещи вытаскивали из узелков, восхищаясь ими, все письма императора, короля испанского, короля французского, португальского и т. д., других князей и панов, мои паспорта испанские и португальские, что были в медной банке вместе, выпали. Хозяйка харчевни взяла их себе. Это сделал Бог. В пятницу утром в нашу тюрьму приходят холопы и палачи; лёжа на мокрой соломе, мы поручили души Богу.

Большой толпой ведут нас на казнь. Но только мы вышли за ворота того дома, начался лютый ураган, такой сильный ветер, что один другого в двух шагах не видел. Палачи поняли, что в такое плохое время нечего браться за дело, нужно пойти домой и подождать.

Тем временем в пятницу, когда это происходило, хозяин того постоялого двора, где мы сидели, сильно разболелся и лежал в постели при смерти, послали за ксендзем, чтобы готовил его к тому свету.