Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

«Как из пылающего огня тысячами вылетают искры, так различные существа рождаются из Неуничтожимого и возвращаются в Него же», - сказано в Мундака-Упанишадах. Индуизм, а тем более вышедшее из него буддистское учение об иллюзорности мира (Майи), порожденного дхармами, – это очень сильный тезис. Его слабой формой оказывается западный панпсихизм как постулат о всеобщей одушевленности природы. И обе эти доктрины восходят к первобытному анимизму, когда человек считал живыми все тела вокруг себя, создавая в благочестивом страхе перед нуминозным Я первые тотемные религии и культуры. По мере развития языка и письменности тотемные тела превращались в тотемные символы, их обозначающие, в магические знаки. И заклинаниями, этими словесными идолами, человек пытался воздействовать на живой мир, как он воздействовал на самого себя. Одушевленные небеса должны были его слышать!

Панпсихизм никогда не исчезал и из западной философии, но лишь переосмысливался и корректировался по мере накопления знаний. То, что мы ныне называем «энергией» в древнем мире отождествляли с огнем. По Гераклиту, в основе мира-Логоса лежит Огонь. Того же мнения придерживались и стоики. Конечно, Мудрая Энергия (София) Гераклита – не то же самое, что и творящая Субстанция Спинозы, «Deus sive Natura», законы которой «не таковы, чтобы их можно было нарушить», а «порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей». Последняя в свою очередь не эквивалента анимистическим монадам Лейбница, которые являются «истечениями» Первомонады – Мирового Духа. Наконец, панпсихические монады «в предустановленной гармонии» не равны Мировой воле Шопенгауэра или Коллективному Бессознательному Гартмана, а эти последние еще дальше от квантовой неопределенности, коллапсирующей в угоду наблюдателя Гейзенберга и Уилера.

Для теории сознания, психологии, нейронауки и антропологии панпсихизм должен стать отправной точкой.

1. Из лингвистического уточнения того факта, что сознание изначально рефлексивно и находится всегда в состоянии самовосприятия, следует, что в действительно оно является самосознанием.

2. Невозможно объяснить возникновение этого самосознания иначе как спонтанным появлением его из всеобщего и единого психоокеана. В рамках того же уточнения этот психоокеан кажется естественным назвать Сознанием.

3. Мозг не может создать самосознание из самого себя как некий физиологический субстрат. Поэтому же при остановке потока самосознания, хотя и удается инициировать раздражения в нервных волокнах, вызывая, например, мышечные сокращения, но невозможно запустить этот поток вновь стимуляцией мозга.

4. Все исторические, культурные и социальные проявления этого самосознания ведут нас к нуминозному Я. В этом Я заключена вся его индивидуальная психология.

5. Феноменология самосознания состоит полностью из психообразов (дхарм), и поэтому невозможно утверждать, что одни из них являются реальными, а другие – вымышленными. В частности, галлюцинации и все психопатические отклонения являются болезнью лишь в той мере, в какой они причиняют дискомфорт самосознанию.

6. С осторожностью можно добавить тезис о том, что некоторые парапсихологические способности самосознания могут быть оправданными.

Все эти науки изначально занимаются тем, что в философском дуализме принято относить к идеальному. Но аргументы для панпсихизма обнаруживаются и в самой материальной науке – в квантовой физике, хотя само это слово там еще не прозвучало. Прочно установленные в физике термодинамические, квантовые, космологические законы сделали многое необъяснимым с точки зрения детерминизма. Открытие принципа неопределенности в начале 20 века положило конец абсолютному торжеству детерминизма. Позже тесты с так называемыми спутанными квантовыми состояниями, инициированные парадоксом Эйнштейна-Подольского-Розена, обнаружили мгновенные квантовые корреляции, из которых как будто следовало, что Вселенная может быть неким единым нелокальным полем. Формулировки выводов из этих результатов в рамках самой физики делаются очень осторожные, но как за Антропным принципом угадывается «божественный Разум», так и за удивительной мгновенной связью всего со всем угадывается фантастический Психоокеан. Скажем проще: за всей историей Вселенной оказалось нечто недоступное нам. Современная нелинейная наука или синергетика ищет причину этого в неравновесных открытых системах и неустойчивых состояниях.

Как говорит И. Пригожин: «Прежде всего, спросим себя: почему именно сегодня в естествознании заговорили о нестабильности, тогда как прежде господствовала точка зрения детерминизма? Дело в том, что идея нестабильности не только в каком-то смысле теоретически потеснила детерминизм, она, кроме того, позволила включить в поле зрения естествознания человеческую деятельность, дав, таким образом, возможность более полно включить человека в природу». В качестве образца устойчивости Пригожин приводит классический маятник. Если раскачать его, то дальнейший ход событий можно предсказать однозначно: груз вернется к состоянию с минимумом колебаний, т.е. к состоянию покоя. Напротив, проблемы, связанные с маятником, перевернутым с ног на голову, содержат представления о недетерминистическом объекте. В таком состоянии маятника невозможно предсказать, куда он упадет из идеального положения в верхней точке. При этом, кажется, такое верхнее равновесие для маятника действительно является лишь «идеальным» и практически неосуществимо.

Маятник представляет собой «точечный аттрактор». В дальнейшем были открыты гораздо более сложные аттракторы. В странном аттракторе система движется от одной точки к другой детерминированным образом, но траектория движения в конце концов настолько запутывается, что предсказать движение системы в целом невозможно — это смесь стабильности и нестабильности. Иллюстрацией перевернутого маятника может послужить одноколесный велосипед. Поскольку он имеет только одну точку опоры, то этот велосипед является неустойчивой системой в своем вертикальном положении. Это значит, что в любом сколь угодно малом интервале времени он не может находиться в одноопорном равновесии, а его равновесным состоянием оказывается падение.

Но вот эквилибрист садится на этот велосипед и в течении некоторого времени сохраняет равновесие. Принято говорить, что в каждый момент времени эквилибрист находится в неустойчивом состоянии. Но что такое момент времени? Это – либо фиктивное, либо неопределенное настоящее. В нулевом настоящем мгновенная скорость эквилибриста должна стать световой. Пространство должно аннигилировать вместе со временем, а эквилибрист впасть в нирвану. Словом, тут валится все – вплоть до Вселенной, которая не может существовать в отсутствие времени. И только неопределенное настоящее решает эти проблемы. Поскольку установить точное настоящее (момент времени) есть невозможная для нас задача (самосознание не может войти в нелокальный мир вечного настоящего, ибо Сознание «не пускает» его к себе), то в нашем локальном мире становится невозможным утверждать, что состояние эквилибриста в каждом моменте времени является неустойчивым. В неопределенном настоящем неустойчивость тоже становится неопределенной. Т.о. траектория эквилибриста, состоящая из сплошных неустойчивых состояний, оказывается устойчивой. Что нам экспериментально и доказывают в цирке.

И тогда можно сказать, что устойчивое состояние велосипеда (эквилибриум), находящееся между прошлым и будущим, есть «квантовая суперпозиция» двух неустойчивых состояний S(1) и S(2):

Понятно, что «странным аттрактором» в данном случае можно назвать вестибулярный аппарат мозга. Эквилибрист меняет одно неустойчивое состояние на другое, так что образуется рекурсивная сцепка, в которой каждое следующее состояние корректирует предыдущее, но при этом само нуждается в том же самом. В идеальном движении эквилибриста нет ни одного идеального положения, поскольку именно идеальное положение и есть падение – фиаско артиста. Если теперь на месте этого человека представить частицу, то ее траектория будет нелинейной и в каком-то смысле подобна фрактальной кривой Коха.

Математическая недифференцируемость этой кривой соответствует физической неопределенности частицы в пространстве-времени. Но у частицы нет мозга, чтобы корректировать свои состояния. Что становится «странным аттрактором» для нее? Какая сила вызывает «синергию» (греч. συνεργία, от греч. syn – вместе, ergos – действие), толкая эту частицу к целенаправленному содействию с другими частицами, чтобы создать нечто упорядоченное?

Для объяснения принципа неопределенности Эверетт выдвинул теорию множественности миров – так, будто два квантовых состояния системы могут принадлежать двум разным мирам. Его концепция не получила широкого признания, - очевидно, в первую очередь просто потому, что она ничего не давала самой физике. Так, например, в потустороннем мире ядерные бомбы (двойники наших бомб) могут взрываться каждое мгновение, но для нашей реальности это ничего не значит. Отчасти поэтому модель множественных миров было предложено заменить моделью множественных самосознаний. М. Менский говорит по этому поводу: «Функция сознания (т.е. самосознания) состоит в том, чтобы выбрать один из альтернативных результатов квантового измерения. Если сформулировать нашу гипотезу в рамках многомировой интерпретации Эверетта, она звучит несколько иначе: функция сознания (самосознания) состоит в том, чтобы выбрать один из альтернативных эвереттовских миров. На вопрос: что такое осознание? – следует ответить: это выбор альтернативы при квантовом измерении». Поэтому же, заключает Менский: «Квантовая теория измерений может привести к Теории сознания как фундаментального физического свойства, которым тем не менее обладает лишь живая материя».