На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима - Юрий Павлович Суздальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сирийским мирром умащал?
Ты помнишь час ужасной битвы,
Когда я, трепетный квирит[36],
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся, как бежал!
Но Эрмий[37] сам незапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей.
А ты, любимец первый мой,
Ты снова в битвах очутился…
И ныне в Рим ты возвратился
В мой домик темный и простой.
Садись под сень моих пенатов.
Давайте чаши. Не жалей
Ни вин моих, ни ароматов.
Венки готовы. Мальчик, лей!
Теперь некстати воздержанье:
Как дикий скиф хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.
Когда Пушкин начал писать повесть из римской жизни эпохи Нерона, он включил в нее оду Горация «К Помпею Вару». Герой этой неоконченной повести римский писатель Петроний был приговорен к смерти императором Нероном. Перед смертью Петроний читает оду Горация и говорит:
«Хитрый стихотворец хотел рассмешить Августа и Мецената своею трусостию, чтоб не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута. Воля ваша, нахожу более искренности в его восклицании:
„Красно и сладостно паденье за отчизну“».
Устами Петрония Пушкин оправдывает Горация:
«Когда читаю подобные стихотворения, мне всегда любопытно знать, как умерли те, которые так сильно были поражены мыслию о смерти. Анакреон уверяет, что Тартар его ужасает, но не верю ему, так же как не верю трусости Горация…»
Пушкин был прав, когда говорил, что нельзя на основании этой оды делать вывод о трусости Горация. Бросить щит во время сражения считалось позором, бесчестьем. Вряд ли Гораций в стихах стал бы серьезно говорить о своей нечестности и трусости.
Действительно, брошенный щит — это традиционный образ в античной литературе. Еще в VII в. до н. э. великий греческий поэт Архилох писал:
Носит теперь горделиво саиец[38] мой щит безупречный.
Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах!
Алкей, Анакреонт и другие знаменитые поэты писали иронически, что они бежали с поля битвы, бросив щит в кусты. В биографии Демосфена рассказывалось, что этот прославившийся своим мужеством оратор в битве против Филиппа Македонского тоже бросил свой щит.
Сражаясь в войске Брута, Гораций отличился храбростью и быстро выдвинулся на командную должность. Когда поэт вспоминает о битве при Филиппах и, вместо того чтобы рассказать о поражении всего войска, говорит лишь о том, что он один бросил свой щит и убежал, — это могло только вызвать улыбку его друзей.
В оде Гораций использует еще один традиционный образ: Меркурий (у Пушкина — Эрмий) покрыл его тучей и «спас от смерти неминучей». Еще в «Илиаде» олимпийские боги спасали таким образом своих любимцев: окутывали мифического героя облаком и уносили его с поля сражения.
Пушкин в своем переводе прекрасно передает основное чувство, которое пронизывает оду «К Помпею Вару», — чувство радости при свидании со старым другом. Тема борьбы за свободу у Горация на втором плане. Он снисходительно, с добродушной иронией говорит о тех далеких днях, когда они шли в битву «за призраком свободы».
В войске Брута
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил…
А. С. Пушкин.
Квинт Гораций Флакк родился 8 декабря 65 г. до н. э. в городе Венузии, на границе Апулии и Лукании. Он происходил из семьи вольноотпущенника. Отец поэта был отпущен на волю, получил права римского гражданина и имя своего господина. Чтобы прокормить семью, отец Горация поступил на должность служителя, который участвовал в аукционах и взыскивал долги.
Мать Горация была простая и бедная женщина. Она умерла, когда Квинт был еще ребенком. Он не помнил ее и не упоминал о ней в своих произведениях. Об отце Гораций говорил часто и всегда с большой любовью и уважением. Он не стеснялся своего низкого происхождения:
Нет, Меценат, хоть никто из лидийцев не может с тобою
Знатностью рода равняться в пределах Этрурии славной…
Нет! Ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь,
Кто так безроден, как я — сын раба, получившего волю!
Ты говоришь, что нет нужды тебе, от кого кто родился:
Те, кто душой благородны, те будут без знатности чтимы.
(Пер. М. Дмитриева.)
Отец не жалел ни сил, ни времени, ни денег для образования сына. Он повез его в Рим к известному педагогу Орбилию, у которого учились дети всадников и сенаторов. Гораций с глубокой благодарностью вспоминает об отце в одном из своих стихотворений:
Беден он был и владел не обширным, но прибыльным полем,
К Флавию в школу, однако, меня не хотел посылать он,
В школу, куда сыновья благородные центурионов,
К левой подвесив руке пеналы и счетные доски,
Шли обучаться проценты по идам считать[39] и просрочку;
В Рим он решил непременно меня отвезти…
В детстве отец мой всегда был при мне неподкупнейшим стражем,
Рядом со мной очень часто сидел он во время занятий.
(Пер. М. Дмитриева.)
В школе Гораций познакомился с творчеством римских писателей. Орбилий был когда-то солдатом, человеком прямым и грубым, учителем строгим и требовательным. Он часто пускал в ход указку или розгу. Но старик Орбилий старался воспитывать в учениках любовь к Риму, к национальному творчеству.
Когда Гораций закончил образование в школе Орбилия, отец отправил сына в Афины для дальнейшего изучения наук.
Афины сохраняли еще свое значение как центр научной и культурной жизни. Там преподавали знаменитые философы и ораторы. Гораций изучал греческую литературу, риторику и философию. Он любовался великими памятниками классического искусства — Парфеноном, Пропилеями, скульптурами Фидия, картинами Полигнота, храмами и дворцами, колоннадами и статуями. Все это произвело на Горация неизгладимое впечатление. Он на всю жизнь остался влюбленным в греческое искусство, в греческую поэзию.
Будучи студентом, Гораций начал писать стихи на греческом языке, но скоро бросил это занятие. «Желание умножить число греческих поэтов так же нелепо, как идея таскать дрова в лес», — писал он.
Горацию было 20 лет, когда в Риме вновь разразилась гражданская война. Единовластие диктатора Юлия Цезаря вызывало недовольство. Многие мечтали о восстановлении Республики. Хотя Цезарь демонстративно отказался