Фазы гравитации - Дэн Симмонс

Скотт вздохнул и развел руками.

– Телетрансляции старта не будет, верно? Репортеры на космодром не допущены? Никаких комментариев о ходе полета, кроме самых общих. Публика не узнает даже точное время старта… Так?

– Верно, – подал голос капитан Коннерс. Слова его звучали четко и отрывисто, чувствовалась школа Академии ВВС. – Мы действуем в интересах национальной безопасности, задание секретное.

Он переглянулся с коллегами и умолк, ожидая, пока официант соберет пустые тарелки и дольет кофе в чашки. Хольмквист и Такер с улыбкой смотрели на Скотта.

Тот снова нервно пожал плечами, но улыбнулся в ответ. Бедекер отметил, что яростная, неумолимая бескомпромиссность, отличавшая сына в последние годы, понемногу смягчается.

– Это понятно, – ответил Скотт. – Просто я вспомнил те времена, когда летал отец. Пресса тогда знала буквально про каждый чих астронавтов… да, именно так. Не говоря уже о родных… Помню, как все было выставлено напоказ, и как мы смеялись, сравнивая это с секретностью русских. Мы гордились своей открытостью всему миру. Я что хочу сказать… грустно, что теперь мы стали больше похожи на русских.

Миллер собрался ответить, но его прервал смех Хольмквиста.

– Прямо в точку, парень. Только до русских нам пока что далеко. Не видел, как клубились репортеры тут давеча в Мельбурнском аэропорту, когда стали прибывать контейнеры военных подрядчиков? Там достаточно было взглянуть, чтобы понять, с чем мы летим. Видел сегодняшнюю «Вашингтон пост»? А «Нью-Йорк таймс»?

Скотт покачал головой.

Молодой астронавт стал увлеченно пересказывать статьи и телесообщения, не подтверждая и не отрицая их, но с юмором описывая тщетные попытки пресс-службы ВВС заткнуть пальцем дыру в плотине. Один из сидевших за столом администраторов НАСА поддержал беседу, упомянув о лодках с репортерами, которые пришлось отгонять от берега, притом что разведывательные суда русских также ошивались неподалеку от закрытой зоны.

Фред Хаген, в свою очередь, поведал историю из эпохи ракетопланов «X-15», когда один из репортеров, чтобы добыть эксклюзивное интервью, переоделся офицером бразильских ВВС. Бедекер тоже не остался в стороне и припомнил, как ездил в Советский Союз готовить программу «Союз – Аполлон». Тогда, зимним вечером, в Звездном городке Дейв Малдорф подошел в номере к абажуру настольной лампы и громко пожаловался, что сейчас самое время пропустить стаканчик на ночь, а все подаренное русскими коллегами спиртное закончилось. Десять минут спустя русский ординарец приволок и водку, и виски, и шампанское.

Постепенно общий разговор распался, начальство стало расходиться. Хольмквист и Такер продолжали болтать со Скоттом, а Дон Гилрот обошел стол и тронул Бедекера за плечо.

– Дик, у тебя есть минутка? Давай выйдем.

В пустой приемной Гилрот закрыл дверь и кряхтя уселся, подтянув ремень на расползающемся животе.

– Дик, я не знаю, удастся ли нам поговорить завтра, вот и решил прямо сейчас.

– О чем поговорить?

– О том, чтобы тебе вернуться в НАСА, – сказал Гилрот. Бедекер удивленно заморгал, такое ему в голову не приходило. – Я говорил с Прескоттом, Вейцелем и кое с кем еще и знаю, что у тебя другие планы, но хочу, чтоб ты знал: мы тоже заинтересованы. Конечно, условия у нас никогда не сравняются с частными компаниями, но времена настают интересные. Пытаемся перестроить всю программу.

– Дон, мне скоро стукнет пятьдесят четыре.

– А мне в августе – пятьдесят девять, – усмехнулся Гилрот. – Если ты еще не заметил, конторой теперь управляют далеко не юноши.

Бедекер покачал головой.

– Да, отстал я от жизни, видать.

Гилрот пожал плечами.

– И потом, мы ведь тебя не в пилоты зовем… хотя при такой куче дел, что нас ждет в ближайшие годы, всякое возможно. В любом случае человек с твоим опытом очень пригодился бы Гарри в Управлении астронавтов. Вместе со старичками и курсантами у нас тут сейчас человек семьдесят, не то что в прежние годы, когда Слейтон и Шепард приглядывали за вашим десятком дебоширов.

– Дон, я только начал работать над книгой, которую так и не закончил Дейв…

– Знаю, знаю. – Гилрот добродушно похлопал Бедекера по плечу. – Никакой спешки нет, Дик. Ты подумай как следует и заходи ко мне в любое время до конца года, поговорим… Да, кстати, Дик… Дейв Малдорф тоже хотел, чтобы ты вернулся. В прошлом ноябре он мне писал и как раз подтвердил мою идею привлечь старых профессионалов.

Бедекер задумался. Из столовой вышли Такер со Скоттом.

– Вот ты где, – сказал Такер, – а мы тут собрались проехаться до стартовой площадки. Хочешь с нами?

– Да, – кивнул Бедекер. Он повернулся к Гилроту. – Дон, спасибо за предложение, я заеду как-нибудь.

– Вот и отлично. – Отсалютовав компании двумя пальцами, толстяк удалился.

В зеленом корпоративном «Плимуте» НАСА с Такером за рулем они проехали восемь миль по четырехполосному бульвару Кеннеди к стартовому комплексу 39-А. Монтажно-испытательный комплекс, подсвеченный прожекторами сверху и снизу, нависал колоссальной громадой. Один только американский флаг, изображенный в углу южного фасада, был размером с футбольное поле. По ту сторону здания вдали был виден космический корабль, окруженный защитной паутиной опорных ферм, труб и кабель-мачт в сверкании прожекторной иллюминации. Все вместе можно было принять за гигантскую нефтяную вышку, на которой заправляется межпланетный супертанкер.

Миновав очередной КПП, Такер свернул на наклонный въезд к основанию башни обслуживания шаттла. Подошел охранник, узнал Такера, отсалютовал и отступил в тень. Бедекер и Скотт вышли из машины и задрали головы, рассматривая конструкцию.

С точки зрения Бедекера, система шаттл, или космическая челночная транспортная система, как предпочитали называть инженеры этот комплекс, состоящий из орбитального блока, внешнего топливного бака и твердотопливных ракет-носителей, выглядела промежуточной эволюционной формой, плодом скрещивания самолета и ракеты. Глядя на неуклюжего космического утконоса, Бедекер с особенной силой ощутил, что хваленый символ торжества американских технологий давно представляет собой груду изношенного устаревшего оборудования. Подобно своим старым пилотам, шаттл сохранил в себе мечты шестидесятых и технические решения семидесятых, пытаясь выжить в неизведанном мире девяностых и восполняя нехватку юной энергии, нажитой на ошибках мудростью.

Покрытый ржавчиной внешний топливный бак вызвал у Бедекера теплое чувство. Элементарный здравый смысл: зачем тратить драгоценное топливо, поднимая в космос тонны краски на поверхности одноразового компонента, который все равно сгорит через несколько секунд, но заодно шаттл выглядел более буднично, этаким честным трудягой вроде побитого грузовичка-пикапа, в отличие от сияющих вылизанных аппаратов ранних космических полетов. Бедекер подумал, что летай он до сих пор на этой странноватой машине, наверное, любил бы ее искренне и бездумно, как женщину.