Волга - матушка река. Книга 1. Удар - Федор Панфёров

— Что ты делаешь? Девчонка, что ли?

В эту секунду штора резко отдернулась, появился Аким Морев… и Елена кинулась в сторону. Если бы не то дело, которое предстояло разрешить на заседании бюро обкома, она непременно зашла бы к нему. Но она не хотела к делу примешивать свое взволнованное чувство.

— Не могу, не хочу, — шептала она, входя в вестибюль гостиницы. — Не хочу примешивать свое личное к большому общественному делу: я свяжу и себя и его. Но хочу… хочу видеть его, быть рядом с ним! — С этой мыслью она вошла в общую комнату, осторожно отыскала свою кровать, разделась и легла в постель, но долго не могла уснуть.

Бюро обкома состоялось в два часа в конференц-зале, расположенном рядом с кабинетом Акима Морева.

За длинным столом, покрытым синим сукном и уставленным пепельницами, графинами с водой, сидели члены бюро обкома. Во главе стола — Аким Морев, по правую его сторону — Пухов. Он, видимо, недавно встал с постели: складка, образовавшаяся у виска, еще только-только расходилась. Дальше примостился у стола маленький председатель облисполкома Опарин. Рядом с ним — редактор областной газеты «Приволжская правда» Рыжов, высокий, статный и чем-то похожий на девушку. По левую сторону от Акима Морева начеку — Петин.

Среди множества лиц выделялось лицо Сухожилина. Этот снова вошел в норму, успокоился: по распоряжению Акима Морева в горком была послана комиссия во главе с Пуховым, и она разобралась во всем, что напутал Сухожилин, восстановив на работе абсолютное большинство сотрудников. Правда, Сухожилин после этой истории краем уха слышал сочиненные о нем анекдоты и сокрушался по поводу того, что «авторитет надломился», и потому долгое время находился в состоянии задумчивости и растерянности. А вот теперь он сидит за столом и через стеклышки пенсне победоносно поблескивает глазами: вчера им получено официальное «уведомление» (он так и сказал жене: «уведомление») о том, что его статья «Роль Советского государства в построении коммунизма» принята и будет напечатана в очередном номере московского журнала «Вопросы философии». Вот об этом еще никто из присутствующих на заседании не знал, и Сухожилин торжествующе посматривал на всех, думая: «А-а! Как вы все охнете, когда прочтете мою статью».

Здесь же, в зале, находились и те, кого пригласили выступить по вопросу, поставленному Еленой Синицыной: заведующий здравотделом, директора крупнейших больниц, знаменитый в городе ветеринар профессор Уралов, известный всей стране своим препаратом «Мазь Уралова», применяемым при гангренозных заболеваниях и принесшим немалую пользу во время Отечественной войны, и другие, как их звал Пухов, «местные светила науки». А на противоположном конце стола, лицом к Акиму Мореву, сидела Елена Синицына.

Все с любопытством смотрели на нее, на эту молодую, красивую женщину, и смотрели всяк по-своему: Аким Морев и Пухов — с уверенностью, Сухожилин — с брезгливой усмешкой, говорящей: «Только из пеленок выскочила, а уж собирается мир перевернуть». Профессор Уралов, убеленный сединами, смотрел на нее с недоверием и в то же время с затаенной надеждой: он сам уже не первое десятилетие бился над проблемой лечения лошадей, зараженных инфекционной анемией.

«А может быть, вот они-то и проникнут в тайник, над которым я столько лет бился», — думал он, глядя на Елену Синицыну.

Все смотрели на нее, на Елену Синицыну, и она не знала, куда ей деться, и все ждала, когда же откроет заседание Аким Морев: люди за столом перестанут на нее смотреть, как на диковинку. «Ну же, начинайте!» — хотелось ей крикнуть… Но Аким Морев углубился в папку с бумагами, затем о чем-то пошептался с Пуховым, пронизывающим взглядом посмотрел не на Елену Синицыну — это она заметила, — а куда-то в сторону.

«Он почему-то мною недоволен. Неужели догадался, что вчера под его окном была я? Ой, как нехорошо: сочтет меня за ветреную, да и на все дело посмотрит как на предлог пробиться к нему». Эта мысль вдруг так обожгла Елену, что она задрожала, а лицо ее побледнело.

Глаза Акима Морева неожиданно встретились с ее взглядом и засветились. Он даже легонько кивнул головой, как бы говоря: «Ничего, не робейте: мы с вами», — и заговорил, поднимаясь из-за стола:

— Сегодня у нас, товарищи, на повестке дня как будто необычайный вопрос — вопрос, касающийся области микробиологии. Но, мы полагаем, вскоре проблемы науки станут обычными на наших совещаниях. Они, эти вопросы, вероятно, будут самой жизнью выдвинуты на обсуждение, и не раз, не два, а десятки и сотни раз: без глубокого знания микробиологии, химии, физики, медицины, биологии и даже космогонии мы не сможем познать и заставить служить народу силы природы, стало быть, построить коммунизм в нашей стране. На нашем совещании мы ставим вопрос, затрагивающий область микробиологии, не только для того, чтобы заняться лечением лошадей от инфекционной анемии, но и потому, что в дальнейшем микробиология должна сыграть огромнейшую роль в сельском хозяйстве. Уже ныне ученые-микробиологи открыли бактерию, которая, попав на поле, при всех условиях обеспечивает повышение урожайности на десять — пятнадцать процентов.

Аким Морев, не привыкший к новой для него терминологии, говорил, медленно подбирая слова, и это все видели, вполне понимая его, но не все принимали то, что он говорил: он ведь уже как бы заранее одобряет то, что предлагает Елена Синицына… И поэтому у некоторых, особенно у Уралова, по лицу пробежала тень неприязни. Заметив это, Аким Морев сказал:

— Я вижу, вы, товарищ Уралов, недовольны моей постановкой вопроса.

— Ничего подобного, — опроверг тот, но эти слова «ничего подобного» сказал таким тоном, что вызвал общий смех.

— Видите ли, в чем дело, товарищи, если бы способ лечения лошадей, болеющих анемией, являлся вопросом частного порядка… — заговорил Аким Морев.

— Как, например, лечение овец от чесотки, — не выдержав, вмешался Опарин.

— Хотя мы и это обсуждали на бюро, когда чесотка захлестнула наши отары. И все-таки то был вопрос частного порядка. Ныне мы, рассматривая применение препарата Рогова, подымаем вопрос общего порядка — о принципах науки.

— Эк, куда вы хватанули, товарищ Морев. — И Уралов окинул его насмешливым взглядом.

— Да. Только поэтому мы и ставим этот вопрос на обсуждение бюро обкома, — подтвердил Аким Морев, чувствуя, понимая, что спор уже разгорается. И, не желая, чтобы спор превратился в обычную схоластику, он заговорил уверенней и напористей: — Видите ли, в чем дело, товарищи… Нам с вами в ближайшие же годы только в нашей области предстоит освоить под орошение и обводнение около трех миллионов гектаров, развести на них сады, вырастить хлеб, хлопок, рис, виноград, а всем вместе — всему советскому народу — предстоит уничтожить дыхание пустыни, или, употребляя терминологию агрономов, ликвидировать «язык пустыни», другими словами, изменить климат Поволжья и превратить Волгу-матушку в действительную кормилицу страны.

— Хорошо! — бросил реплику Пухов.

— Мы, — продолжал Аким Морев, подбодренный репликой, — мы знаем, есть бактерии, вредные для человека, но есть и полезные. Мы также знаем, что в сельском хозяйстве иные виды бактерий играют выдающуюся роль, как, например, бактерии, забирающие из воздуха азот и передающие его растению. Если Рогову и его коллективу удалось превратить бактерии в кристаллы, то, стало быть, мы имеем возможность заготовлять нужные бактерии в изобилии, превращать их в кристаллы и переправлять в соответствующие места. Если Рогову и его коллективу удалось вредную бактерию путем изменения среды постепенно превратить в полезную, так разве мы не можем это практически применить в сельском хозяйстве? Нам предстоит серьезнейшая борьба со злыми силами природы, так давайте используем в этой борьбе все нужные средства…

— Вы переводите на практику, а вопрос-то принципиальный, — вмешался Уралов.

— Принцип без практики — чепуха, — резко возразил Аким Морев и продолжал: — Рогов и его коллектив заглянули по ту сторону установленной черты… Мы с вами решительно не приняли от капиталистического мира социальный строй. Мы заменили производственные отношения, разрушили старый государственный аппарат, создали новый, новую армию и так далее и так далее. Но ведь мы, товарищ профессор, приняли от старого мира основы науки — физику, химию, космогонию, медицину, ветеринарию, микробиологию…

Елена смотрела на Акима Морева расширенными глазами, понимая, что он из узкого круга — ветеринарии — переносит открытие Рогова в большую жизнь. Она собиралась было крикнуть: «Как это верно», — но ее опередил профессор Уралов, со смешком сказав:

— А разве это плохо… Мы переняли науку от старого мира? Что ж, заново создать арифметику?

Зал притих.

Маленький Опарин тревожно посмотрел на Акима Морева, боясь, что тот не найдет, что ответить, думая: «В самом деле, отбрасывать, что ли, все… Заново, что ли, все создавать… новый закон Ньютона, что ль?»