Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький

<1917>

ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН[321]

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ГРОМОКИПЯЩИЙ КУБОК»

(1913)

Из цикла «Мороженое из сирени»

Мороженое из сирени!

Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Полпорции десять копеек, четыре копейки буше[322].Сударышни, судари, надо ль? не дорого — можно без прении…Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ[323]!

Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном кренеЗальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-богу, похвалишь, дружок!

Сентябрь 1912

Это было у моря

Поэма-миньонет

Это было у моря, где ажурная пена,Где встречается редко городской экипаж…Королева играла — в башне замка — Шопена,И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:Королева просила перерезать гранат,И дала половину, и пажа истомила,И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,До восхода рабыней проспала госпожа…Это было у моря, где волна бирюзова,Где ажурная пена и соната пажа.

Февраль 1910

Июльский полдень

Синематограф

Элегантная коляска, в электрическом биенье,Эластично шелестела по шоссейному песку;В ней две девственные дамы, в быстротемпном упоенье,В ало-встречном устремленье — это пчелки к лепестку.

А кругом бежали сосны, идеалы равноправий,Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок,И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог…

У ограды монастырской столбенел зловеще инок,Слыша в хрупоте коляски звуки «нравственных пропаж»И, с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.

Хохот, свежий точно море, хохот, жаркий точно кратер,Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,Шелестел молниеносно под колесами фарватер,И пьянел вином восторга поощряемый шофер.

1910

Из цикла «эгофутуризм»

Эпилог

Я, гений Игорь Северянин,Своей победой упоен:Я повсеградно оэкранен!Я повсесердно утвержден!

От Баязета[324] к Порт-АртуруЧерту упорную провел.Я покорил литературу!Взорлил, гремящий, на престол!

Я — год назад — сказал: «Я буду!»[325]Год отсверкал, и вот — я есть!Среди друзей я зрил Иуду,Но не его отверг, а — месть.

«Я одинок в своей задаче!» —Прозренно я провозгласил.Они пришли ко мне, кто зрячи,И, дав восторг, не дали сил.

Нас стало четверо,[326] но силаМоя, единая, росла.Она поддержки не просилаИ не мужала от числа.

Она росла в своем единстве,Самодержавна и горда, —И, в чаровом самоубийстве,Шатнулась в мой шатер орда…

От снегоскалого гипнозаБежали двое[327] в тлен болот;У каждого в плече заноза. —Зане болезнен беглых взлет.

Я их приветил: я умеюПриветить всё, — божи, Привет!Лети, голубка, смело к змею!Змея, обвей орла в ответ!

Я выполнил свою задачу,Литературу покорив.Бросаю сильным на удачуЗавоевателя порыв.

Но, даровав толпе холоповЗначенье собственного «я»,От пыли отряхаю обувь,И вновь в простор — стезя моя.

Схожу насмешливо с престолаИ, ныне светлый пилигрим,Иду в застенчивые долы,Презрев ошеломленный Рим.

Я изнемог от льстивой свиты,И по природе я взалкал.Мечты с цветами перевиты,Росой накаплен мой бокал.

Мой мозг проя́снили дурманы,Душа влечется в примитив.Я вижу росные туманы!Я слышу липовый мотив!

Не ученик и не учитель,Великих друг, ничтожных брат,Иду туда, где вдохновительМоих исканий — говор хат.

До долгой встречи! В беззаконцеВеротерпимость хороша.В ненастный день взойдет, как солнце,Моя вселенская душа!

Октябрь 1912

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗЛАТОЛИРА»

(1914)

Из цикла «Живи, живое!»

Валерию Брюсову[328]

Сонет-ответ

(Акростих)[329]

Великого приветствует великий,Алея вдохновением. БлеститЛюбовью стих. И солнечные бликиЕлей весны ручьисто золотит.

Ручьись весна! Летит к тебе, летитИюнь, твой принц, бессмертник неболикий!Юлят цветы, его гоньбы улики,Божит земля, и все на ней божит.

Рука моя тебе, собрат-титан!Юнись душой, плескучий океан!Самодержавный! мудрый! вечный гордо!

О близкий мне! мой окрылитель! ты —Ваятель мой! И царство Красоты —У нас в руках. Мне жизненно! мне бодро!

1912

Самогимн

Меня отронит Марсельезия,Как президентного царя!Моя блестящая поэзияСверкнет, как вешняя заря!Париж и даже ПолинезияВздрожат, мне славу воззаря!

Мой стих серебряно-брильянтовыйЖивителен, как кислород.«О гениальный! О талантливый!» —Мне возгремит хвалу народ.И станет пить ликер гранатовыйЗа мой ликующий восход.

Пусть на турнирах славоборчестваСтиха титаны и кротыБерлинства, Лондонства, Нью-ЙорчестваМеня сразить раскроют рты:Я — я! Значенье эготворчества —Плод искушенной Красоты!

1912

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ»

(1915)

Из цикла «Розирис»

Увертюра

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!Ветро́просвист экспрессов! Крылолёт буеров!Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грезофарс…Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!

Январь 1915

На Островах[330]

В ландо[331] моторном, в ландо шикарномЯ проезжаю по Островам,Пьянея встречным лицом вульгарнымСреди дам просто и — «этих» дам.

Ах, в каждой «фее» искал я феюКогда-то раньше. Теперь не то.Но отчего же я огневею,Когда мелькает вблизи манто?

Как безответно! Как безвопросно!Как гривуазно[332]! Но всюду — боль!В аллеях сорно, в куртинах росно,И в каждом франте жив Рокамболь[333].

И что тут прелесть? И что тут мерзость?Бесстыж и скорбен ночной пуант.Кому бы бросить наглее дерзость?Кому бы нежно поправить бант?

Май 1911