Сердце трона - Лилит Бегларян

как сына, но мы с Ларрэт должны в одиночку нести этот груз. В том, что случилось, Харэн не виноват, но виноватым он себя определенно почувствует: он мог бы родиться чуть позже, и все было бы иначе. Может быть, именно в этом он увидит причину материнского холода? Нет, я не могу.

Если бы я ушел, тайна осталась бы тайной. Довольно оправдываться тем, что я нужен Харэну. Пусть он называет меня лучшим другом, он легко найдет замену. Дело не в том, что я ему нужен, — он нужен мне. Харэн и Ларрэт — вся моя жизнь. Я не могу променять их ни на что на свете. Я не могу уйти.

Я в зале для тренировок — именно здесь мы с Харэном стали так близки. Мы всегда ладили, но последний год сделал нашу дружбу в десяток раз крепче. Зал расположен в верхней части замка этажом ниже балкона. Здесь мало окон, много свободного пространства и есть все, о чем только мечтают стражники: разные мишени, мечи, лук и колчан с бесчисленным количеством стрел. Не хватает только соперников для боя. Можно годами оттачивать мастерство, но так и не приступить к делу.

— Знал, что ты будешь здесь, — говорит вошедший в зал Харэн. По голосу чувствую, что он не в духе. Скорее всего, разговор с матерью оказался не самым приятным. Он снимает плащ, бросает его в сторону, садится вдоль стены и скрещивает ноги.

— Что такое?

— Она меня достала. Я не хочу жениться на первой встречной только потому, что ей не терпится понянчить внуков.

— Харэн, никто не собирается женить тебя прямо завтра. Это всего лишь помолвка.

— Она говорит, я должен быть благодарен, что она вообще меня о чем-то спрашивает. Представляешь? Будто могло быть иначе!

— В ее годы никто никого не спрашивал.

— Я давно понял, что она никогда не любила папу.

Снова это неприятное чувство.

— Харэн, — говорю, — постарайся ее понять. На тебе вся ее надежда. Она королева, не только мать, она не может не думать о судьбе династии.

— Я не хочу быть королем. — Его глаза серьезны совсем не по-детски, но в голосе дрожь и сомнение. Я понимаю, как тяжело в этом признаться.

— Ты хочешь свободы, я знаю. — Я сажусь рядом, кладу руку на его плечо. — Но кто, по-твоему, свободен? У всех свои обязательства. И потом, можно прожить совсем не ту жизнь, которую хотелось бы, но быть счастливым.

— Помолвку нельзя будет разорвать, да ведь? — Харэн отвечает не сразу.

— Можно что-нибудь придумать, выставить невесту в невыгодном свете и сказать всем, что вот так вот, пришлось… Но тогда и девушку надо выбрать не родовитую, чтобы проблем было поменьше.

— Я не хочу ломать никому жизнь. А мама говорит, я эгоист, как дядя Дэм.

— Это не так.

— Я на него не похож?

— Разве что немного. Ты такой же проницательный, легко видишь людей насквозь.

— Никогда не понимал, почему мама его не любит. Она говорит, что Дэм виноват в развале Инэма. Но это же не так, дядя был хорошим королем.

— Это трудно объяснить, но ты поймешь, когда повзрослеешь.

— Ладно. А давно ты с мамой на ты?

— Давно.

— Я замечал, что вы близки.

— Да. В первые годы ей было трудно, я поддерживал, так и сдружились. А хочешь, кое-что расскажу? Я на Востоке кое-кого встретил случайно.

— Кого?

— Нору. Помнишь, я рассказывал.

— Ого!

— Она совсем не изменилась.

— Мне кажется, ты все еще ее любишь.

— Может быть, но она теперь замужем. — Хорошо, что я сменил тему. А люблю ли я Нору — это вопрос без ответа. Я не могу быть равнодушным к человеку, которого подпустил к себе слишком близко, но люблю я не ее.

— Почему вы разошлись? Она тебя бросила?

— Нет, наоборот. Я не смог ее простить. По ее вине погибли люди, и чуть не погибла твоя мама.

— Как?..

И я рассказываю, как все было. Без подробностей, их не понять двояко.

— Вот почему Джэн был трехлапым, — говорит он, выслушав до конца.

Джэн прожил до старости, умер своей смертью, зато оставил после себя десятерых здоровых бычат. Харэну было семь, когда это случилось, и это его первая потеря.

***

Вечером того же дня я зову Цэккая к себе в кабинет. Он расположен рядом с королевским, по размерам и убранству мало чем ему уступает.

— Когда тебя брали в замок, я предупреждал, что одна ошибка — и ты в лучшем случае вернешься в Орден. Кажется, тогда мы друг друга поняли.

— Господин, разве я сделал что-то не так? — Цэккай смотрит на меня с настороженностью, но говорит уверенно.

— Иначе я не повторял бы дважды. На ваши тренировки я пока закрою глаза… Но о чем вы говорили с господином после обеда?

— О помолвке.

— И ты, если я расслышал правильно, говорил, что ему не стоит подчиняться королеве, что нужно поступать по-своему. Ты прямо настаивал на этом.

— Вы, значит, подслушиваете, а объяснять что-то должен я?

Повисает молчание, но я его прерываю:

— Во-первых, стены в Алтаре тонкие, будь впредь осторожнее и радуйся, что я спустился один, без королевы. Во-вторых, я к тебе настроен положительно, и с твоей стороны разумно ответить мне тем же, если хочешь остаться в замке.

— Пока господин мною доволен, Вы мне ничего не сделаете. — Цэккай смотрит на меня, как на соперника.

— Ты ошибаешься. Но давай попробуем по-хорошему. Я тебе не враг. Я понимаю, ты привык к тому, что окружение тебя недолюбливает, и ты видишь врага в каждом, кто к тебе обращается. По-твоему, это разумно?

— Я никому не доверяю. — Он сжимает пальцы в кулак.

— Я тоже, но это не повод грубить и бросаться на всех подряд. После той драки я с трудом добился, чтобы тебя оставили. Цэккай, ты подаешь большие надежды, и тебе многое сходит с рук. Распорядись этим с умом, пока не переступил черту.

— Они сами виноваты.

— Да-да, они первые начали — оправдание на все случаи жизни, — я улыбаюсь. — Пойми, инаковость порицается в любом обществе. У тебя два выхода: либо стать частью большинства, либо молчать. В обоих случаях от тебя отстанут. Сопротивляясь, ты вредишь только себе.

— Я не собираюсь это терпеть.

— Никто не предлагает сидеть сложа руки. Докажи, что ты лучше всех, но без кулаков, а делом. У тебя есть все возможности. И повторюсь: я служу королеве, ты — наследнику. Между нами не может быть войн. Иначе, в интересах же династии, твоя служба закончится довольно скоро. А