Репортаж не для печати - Дмитрий Харитонов

За утренним завтраком мы подкрепились настолько основательно, что все переживания и волнения, случившиеся накануне, казались далекими и нереальными. Лишь изредка Питер принимался нервно насвистывать мелодию «Тореадор, смелее в бой», что вызывало в нем некоторую нервозность – свидетельство того, что эмоциональное потрясение, пережитое накануне, было очень сильным.

Съев булочку с повидлом, я подозвал официанта, разносившего кофе.

– Мы слышали, в Кинэйрде находится поместье Джеймса Брюса, – начал я издалека. Официант наклонился вперед и, разливая кофе по чашкам, с вежливой улыбкой произнес:

– Увы, оно уже не существует.

– Как? – чуть не завопил я, ошеломленный. – Вы хотите сказать, что за ночь особняк разрушили?

В глазах официанта промелькнуло сочувствие.

– Вас, видимо неверно информировали. Здесь, в Кинэйрде, действительно родился и жил знаменитый Джеймс Брюс. Его семья владела обширным поместьем и весьма красивым домом. Но это продолжалось до тысяча восемьсот девяносто пятого года. Когда семья Брюсов обеднела, ее имущество было выкуплено доктором Робертом Орром.

– Вы хотите сказать, что его вкусы настолько отличались от брюсовских, что он просто снес имение?

– Именно, – кивнул официант. – И построил новый дом. Его можно увидеть и сегодня.

– Но почему он разрушил старый дом? Разве дело только в том, что он не понравился по своей архитектуре?

– Не только. Говорили, что в том доме – старом, поселился призрак Брюса.

Питер застонал, помешивая ложечкой сахар в чашке.

– Час от часу не легче. Призрак?

– Брюс умер в своем поместье. Он пригласил гостей на прием. Во время ужина Брюс показывал свой особняк. Спускаясь по лестнице с гостями Брюс споткнулся и упал вниз. Он сломал себе шею.

– Глупый конец. Нелепая смерть для человека, много раз смотревшего опасности в лицо, – смягчился Питер.

– Настоящая трагедия, – согласился официант, отходя от нашего столика, чтобы обслужить пожилую пару, сидевшую за соседним.

Джеймс Брюс был похоронен в церкви Ларберт. До нее мы добирались на такси около четверти часа. А саму могилу искали гораздо дольше. Официант сказал нам об одной важной детали, по которой можно было определить захоронение Брюса с легкостью. Над могилой очень давно был сооружен большой железный обелиск, хорошо заметный издали.

Увы… Как оказалось, эта примета только запутала наши поиски. Несколько лет назад, проржавевший и грозивший в любое мгновение рухнуть, обелиск был выкопан.

Мы уже были готовы отказаться от попыток обнаружить могилу Брюса на совершенно пустынном кладбище – даже смотритель, обязанный находиться у ворот, куда-то исчез. Как вдруг…

У одной из стен кладбища, возле мусорной свалки, мы обнаружили лежащий на боку проржавевший памятник. На одной из его сторон сохранились буквы:

Джеймс Брюс1730-1794Его жизнь была наполнена полезными деламии великолепными поступками.Он исследовал многие далекие земли.Он открыл истоки Нила.Oн был нежным мужем и снисходительным отцом.Он был горячим патриотом своей земли.Его имя внесено человечеством в списки тех,кого отличали доблесть, достоинство и гений.

Саму могилу Брюса мы не нашли. Искали долго, обходя погребение за погребением.

Трудно искать черную кошку в темной комнате.

Так обстояли дела и с могилой Брюса. Она исчезла, оказалась забытой и снесенной. После того, как памятник выкопали, она превратилась в безвестный земляной холмик, который к тому же постепенно разрушался, пока не осыпался совсем.

Один из самых известных шотландцев, охотник за священным Ковчегом Завета, чье «имя было внесено человечеством в списки тех, кого отличали доблесть, достоинство и гений», не оставил после себя даже скромного захоронения.

Глава двадцать четвертая. РОССЛИНСКАЯ ЧАСОВНЯ

1

Вам знакомо чувство, когда кто-то наблюдает за вами через прицел снайперской винтовки?

Когда, считая себя хозяином своей жизни, контролирующим положение вещей и ход событий, внезапно обнаруживаешь, что заблуждался Кто-то внимательно следит за тобой, положив указательный палец на спусковой крючок. И твоя жизнь, целиком и полностью зависит от одного плавного движения этого пальца, после чего все вещи, которые волновали тебя еще несколько мгновений назад, полностью теряют смысл – занавес опускается и наступает темнота.

Когда обнаруживаешь, что совершенно невероятные события, происходящие друг за другом в твоей жизни, увлекают тебя помимо воли в клокочущий и смертельно опасный водоворот.

Когда все вокруг происходит так быстро, что не успеваешь даже реагировать на перемены, и стирается грань между вымыслом и реальностью.

Если хотя бы один раз в жизни вы испытывали ощущение «пятого угла», неприятный холодок страха, проникающий в каждую клеточку вашего тела, тогда легко сможете понять наши с Питером чувства, когда мы выслушали сообщение полиции.

Среди четверых террористов, погибших в автомобильной аварии, тело Абу Дауда не было найдено! Смертельно опасный террорист, последний из оставшихся в живых участников мюнхенской резни, все еще находился на свободе.

Не буду излишне кривить душой: мне не удалось сохранить олимпийское спокойствие, когда я узнал это известие. У меня не было никаких иллюзий относительно дружелюбного настроения Абу Дауда по отношению к нам.

Питер, хотя и старался бодриться, тоже заметно нервничал.

– Выкрутимся, – говорил он, упаковывая чемоданы перед отъездом из Кинэйрда. – Все будет хорошо.

– Очень надеюсь на это, – машинально отзывался я. – Теперь каждый вечер я засыпаю с мечтой о новом дне.

– Мелковато для тебя, – с подозрением замечал Питер.

– Совсем нет. Начинаю находить удовольствие в маленьких радостях. Думаю, например, о своей старости и о будущей пенсии.

– Помогает?

– Отвлекает от мыслей о «Черном сентябре», – сообщал я.

Итоги нашему затянувшемуся пребыванию в Кинэйр де Питер подвел следующими словами:

– Как говорил известный наполеоновский генерал, когда потерпел сокрушительное поражение в одном из боев – «Мой левый фланг отступает, правый фланг бежит, центр смят противником – считаю положение дел великолепным, перехожу в наступление!»

Конечно же, Питер преувеличивал. Я был уверен, что мы все ближе и ближе к разгадке тайны Ковчега Завета.

Мы взяли напрокат четыреста пятую модель «пежо» белого цвета и, ориентируясь на карте дорог и автомагистралей, продолжали свой путь в южную часть Шотландии. Мы ехали в сторону Эдинбурга, от которого нам предстояло затем свернуть на маленькую проселочную дорогу, ведущую также на юг.

Через три с половиной часа спокойной езды, в течение которой Питер часто поглядывал в зеркало заднего вида и с облегчением сообщал мне, что «хвоста» в виде подозрительных машин нет, мы, наконец, достигли Росслина.

Часовня находилась в стороне от небольшого поселка, на вершине высокого холма, с которого открывался живописный вид на долину, заросшую лесом. Когда мы поднимались на машине вверх по дорожной ленточке, спирально уходившей ввысь, то меня охватило неясное тревожное чувство. Может быть, возросшее напряжение объяснялось необычной духотой для этих мест и грозой, повисшей в воздухе.

– Быть дождю, – сообщил я Питеру, аккуратно крутившему руль в разные стороны перед очередным крутым поворотом.

– Если ты прав, то пересидим дождь в часовне, – согласился Питер.

Мы едва успели припарковать машину возле Росслинской капеллы, даже не успев толком рассмотреть ее снаружи, как хлынул дождь. Точнее сказать, настоящий ливень обрушился на землю с потемневшего в считанные минуты неба.

Хлюпая по мгновенно образовавшимся на красной гаревой дорожке лужам, мы бросились под навес одной из арок. Затем, отыскав главный вход, мы вошли в часовню.

Она производила сильное впечатление своими массивными стенами, внушительных размеров колоннами, красивым убранством и оформлением внутри. Именно внутренний декор и бросился мне сразу в глаза. Когда я привык к приятному прохладному полумраку, царившему внутри часовни, то был немало изумлен многочисленными звездами, изображенными на потолке, вырезанными на стенах пирамидами, весьма напоминающими египетские, с выгравированными во многих местах тамплиеровскими крестами. Единственным явным христианским элементом в часовне являлись нововведения более поздних викторианских времен: разноцветные витражи и статуя мадонны с ребенком на руках.

Мое внимание привлекли многочисленные колонны внутри часовни. Я насчитал их четырнадцать совершенно одинаковых и два ручных столба, находящихся в противоположных углах храма.

Храма…

Я не оговорился. То, что я видел, будоражило в памяти какие-то смутные образы – меня не оставляло в покое ощущение, что я уже видел очень похожее, знакомое.