Прогулки по Парижу Левый берег и острова - Борис Носик

Когда-то мануфактура, ее службы, жилые дома мастеров занимали весь квартал, распространяясь в глубину по берегам Бьевра. В новейшие времена на том месте, где мастера разводили некогда по берегам Бьевра огороды, в нижней части улицы Крульбарб разбит был спроектированный Жан-Шарлем Моро густой сад с площадками для игр, однако вокруг сада кое-что еще напоминает о старинных временах. На былой улице Бьевр попадаются потемневшие от времени дома, принадлежавшие семьям знаменитых красильщиков – Гобленам и Глюкам. Жан Глюк вывез из Голландии свой особый способ окраски тканей, а племянник его Жан де Жюльен был знаменитым коллекционером, тонким знатоком искусства, и в гостях у него часто бывал Антуан Ватто.

Поблизости можно увидеть странное здание с башенкой, которое называют тут Замком королевы Бланш. Оно было построено в 1520 году, и дом, стоявший здесь тогда, называли замком Бланш Провансальской, невестки короля Кастилии. Тот дом был разрушен в 1404-м, а потом восстановлен для семейства Гобленов.

В названии речки Бьевр слышен намек на водившихся тут во множестве бобров (на латыни «бебра»). Речка эта питала старинную мануфактуру, дальше протекала через предместье Сен-Марсель и впадала в Сену близ Аустерлицкого моста. Речку убрали в трубу в 1912-м, однако она запечатлелась в парижском рельефе впадинами долин между холмами Мезон-Бланш и Бют-о-Кай на ее правом берегу и возвышениями в парке Монсури и горой Сен-Женевьев – на левом.

Широкая, нарядная авеню Гоблен хранит воспоминания о временах куда более поздних. На фасаде нынешнего кинотеатра «Ла Фовьет», былого театра Гоблен, сохранились декоративные украшения, принадлежащие резцу молодого Родена, который был завсегдатаем этого квартала. А ежели свернуть с авеню на улицу Рекулет, попадешь в места, описанные Бальзаком в «Тридцатилетней женщине», Гюго в «Отверженных», Гюисмансом в «Ла Бьевре». Но легко догадаться, что после того, как речка ушла под землю и долина была осушена, квартал претерпел изрядные изменения. На месте монастыря кордильеров выросла клиника Брока, трудно стало отыскать иные из старинных зданий…

Если спуститься почти до конца авеню Гоблен, свернуть налево по улице Баланс и войти в подъезд дома № 11, то на светящейся кнопке домофона (по-здешнему «интерфона») можно прочесть знакомое имя – Тургенефф. Здесь теперь размещается русская Тургеневская библиотека Парижа, которая, как и 125 лет назад, пользуется неубывающим успехом у русских парижан и французских студентов. Библиотеку создали Герман Александрович Лопатин и Иван Сергеевич Тургенев, чтобы дать приют русским студентам, которых тогда много понаехало в Париж из России и Швейцарии (для сбора денег дали, как водится, благотворительный концерт. Полина Виардо пела, Тургенев читал, потом сняли квартиру, натопили печку, надарили книг…). Кто тут только не читал книг, в этой библиотеке, кто только в нее не дарил книг (Толстой, Достоевский, Бунин, Алданов, Куприн, Осоргин). В библиотеке было множество дареных книг с автографами и богатейшее собрание эмигрантских газет и журналов. В 1925 году русские изгнанники торжественно отметили первые полстолетия этого «самого почтенного учреждения русской эмиграции». А в 1940 году гитлеровцы (в ту пору еще союзники Сталина) погрузили все книги на грузовики и увезли в неизвестном направлении. А после войны вступила в права советская мистика. Был пущен слух, что библиотека сгорела (война все спишет), но книги со штампами «тургеневки» по временам вдруг всплывали на черном рынке Москвы или Питера, появлялись на полках у библиофилов. С распространением гласности все смелее стали говорить, что украденные книги не сгорели, но что они «трофей» и оттого их нельзя вернуть бедной эмиграции. Однажды молодой минчанин из «знающих» сказал мне, что видел книги «тургеневки» в подвале в Минске. Сведения эти, как я позднее обнаружил, уже дошли до Парижа, французское правительство включило собрание русской библиотеки в список ценностей, украденных нацистами и подлежащих возвращению. По правилам всех стран и народов краденое возвращают законным владельцам, а присвоение краденого преследуется законом. Как ни странно, в России, даже новой, царят другие правила («что с возу упало…», «не пойман не вор…»). На все требования о возвращении «трофеев» власти отвечают отказом, смешные (но всегда до крайности патриотичные) речи о праве на краденое произносят в самых высоких инстанциях, а книги, подаренные благородными соотечественниками (от Тургенева до Ходасевича, Цветаевой, Осоргина) бедолагам-изгнанникам, гниют в подвалах и, конечно, разворовываются…

Бескорыстные эмигранты уже собрали, впрочем, новую библиотеку (хотя и не такую богатую). Умирая на чужбине, они завещают книги родной «тургеневке». И обнищавшие научные работники из России, выбравшись в Париж, с неизменным постоянством нажимают в подъезде близ авеню Гоблен светящуюся кнопку с надписью «Тургенефф»…

ПРОГУЛКА ВОЗЛЕ ДОМА

Когда нет ни сил, ни времени двинуться в далекое странствие по Франции и по свету, я иду погулять по своему XIII округу Парижа, неподалеку от дома, и почти всегда набредаю на что-нибудь забавное, а порой – даже волнующее, хотя не стану хвастать: наш XIII далеко не самый живописный округ левобережного Парижа. И все же…

Вот совсем недавно, бредя на запад от площади Италии по бульвару Огюста Бланки, я свернул влево на улицу Барро, где, по моим сведениям, должен был находиться один причудливой архитектуры жилой дом, однако, не доходя улицы Давьель, заглянул в подъезд ничем не примечательного дома, куда мне посоветовал зайти какой-то благожелательный и разговорчивый бородатый француз. Честно говоря, следуя этому совету, я не ожидал увидеть в том подъезде, куда он помог мне войти, ничего особенно интересного, но, поднявшись на второй этаж, убедился, что бородатый француз был прав: место действительно необычное. На обширной террасе, повернутые окнами к красивой эспланаде, стояли два ряда крошечных лачуг, а за эспланадой открывался вид на старое русло реки Бьевр и целую вереницу прелестных домиков, стилизованных то ли под Эльзас, то ли под Германию. Другой мир, да и только, иной Париж!

Какая-то пожилая дама, по всей вероятности консьержка, остановилась, взглянула на меня вопросительно, и я спросил у нее, что это за лачуги. Ответ ее был для меня по меньшей мере неожиданным.

– Ах это, – сказала она, – это маленькая Россия.

– Так уж и Россия… – проговорил я оторопело.

– А отчего Россия?

– Русских тут жило много, – объяснила она. – Шоферы такси. А ниже, под нами, тут находились их гаражи. Так что на террасе их транспортная фирма им жилье построила. Ничего, жить было можно… А там, внизу, перед нами – это Маленький Эльзас. Дешевое жилье…

Я стоял молча, обдумывая ее сообщение…

Итак, я попал в былое гнездо русских таксистов. Самая русская профессия в Париже между войнами. И на кого ж было обучиться офицеру, не имевшему гражданской профессии, чтоб заработать кусок хлеба. На шофера, конечно, на таксиста… Сколько их было, русских таксистов в Париже? До войны тысячи три. После войны, к 1945-му, осталось не больше половины. Мне вспоминались лица одних, мемуары других, стихи и рассказы третьих.

Замечательный эмигрантский прозаик Гайто Газданов, соперник самого Набокова, чуть не четверть века крутил в Париже баранку – с 1928 аж до самого 1952-го. Его книга «Ночные дороги» – книга таксиста: в ней ночной город, горожане, сам автор, болеющий бедами человечества, ищущий выхода из тупика. Поиски осуществления идей человеческого братства, путей самосовершенствования привели Газданова по следам его друга Михаила Осоргина в братство «вольных каменщиков», к масонам…

Только после войны, когда стали чаще выходить и переводиться книги Газданова, когда его взяли работать на радио «Свобода», стареющий писатель смог оставить шоферскую работу…

Мне вспомнился также муж певицы Наташи Кедровой, инженер-химик и певец Малинин… На жизнь-то все равно приходилось зарабатывать за баранкой.

Вспомнилось, что у дочери протоиерея Сергия Булгакова, у подруги Марины Цветаевой Муны Булгаковой, муж тоже шоферил. Это он-то и вывез из Парижа Сергея Эфрона, который спасался бегством от французской полиции и по дороге на Гавр выпрыгнул из машины, чтобы запутать следы. Лучше бы не спасался – может, остался бы жив и не сгубил семью…

Был еще один совершенно фантастический таксист – князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов, монархист, бывший кавалергард, сын обер-прокурора Святейшего Синода. На стоянке по ночам он жадно читал, положив на баранку книгу, при свете ночного фонаря. Он искал путей для России, для эмиграции, искал их на крайнем правом фланге, иногда видел их в фашизме. Такой вот был кавалергард-таксист, растивший сына эсера Савинкова и издававший свой собственный журнал… В войну он заступился в немецком лагере за товарища и был насмерть забит эсэсовцами…