Основание. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов

густым туманом ран. Удар по меридианам отразился и на теле. И я сейчас не о левой руке, в которой мышцы мне не повинуются, а о внутренних органах, которые находятся рядом с меридианами, по которым было проложено созвездие Вод Итреи.

Кровь на губах — это от повреждённых лёгких — я буквально продырявил их сам себе — изнутри. И не только их — кровь сочится и внутрь меня. Как лекарь скажу — всё не очень хорошо, помню, что такое рассказывала Рейка, про кровь, которая может наполнить лёгкое или надавить на сердце.

Но даже если нельзя больше использовать техники, это не значит, что вообще нельзя ничего сделать. Ещё в Школе Ордена Морозной Гряды учитель Шамор вбивал в нас, что нужно делать в таких случаях простым Воинам, которые никогда не узнают ни единой лечебной техники — окружить рану духовной силой, пережать ей места, которые исходят кровью. Можно считать, сейчас я снова Воин, совершенно бесталанный в лечебных техниках, использовал все лечебные зелья, но всё равно должен во что бы то ни стало выжить. Для этого мне не нужно даже двигать силу из средоточия, использую то, что выплеснулось из порванных меридианов в тело. То, что ранило меня, должно хоть немного и подлатать.

Пока я занимался собой, Седой успел всё устроить, когда я открыл глаза, он уже перевязал верёвки, разделив свою ношу на двоих и добавив к ней мешки с припасами, даже подвязал мне руку, сделав что-то вроде подвеса для неё через шею. Теперь же объяснял, что нужно делать Зеленорукому.

— Мы попали в ловушку, в сознании остался только глава. Он смог использовать лечебные техники, чтобы поднять нас двоих на ноги, а мы теперь должны вытащить остальных. Шагаешь неторопливо, осторожно, высоко поднимаешь ноги и плавно их опускаешь, слушаешь мои подсказки. Давай, я задам ритм, — Седой навалился на свою петлю, дождался, когда Зеленорукий повторит тоже самое, и сделал шаг. — Раз, — следом второй. — Два. Раз. Два. Шагаем. Вот так. Хорошо. Сейчас будет небольшой кустарник, смело сминай его, обходить слишком долго.

Там, если честно, и сминать было нечего. Кустарник, который просочился сквозь тела моих змеев и возник у нас на пути, был чёрным, мёртвым, как и трава у нас под ногами. Я бы даже сказал, выглядел, как попавший под удар моего Указа Смерти. Но нет, растение этапа Закалки попало под волну стихии этапа Повелителя и умерло.

Умерло так сильно, что едва Седой и Зеленорукий надавили на него плечами, как ветви куста начали осыпаться чёрной трухой, чёрным песком.

Если бы меня не шатало при каждом шаге, я бы не поленился наклониться и зачерпнуть этого песка рукой. Очень уж он выглядит знакомо — точь-в-точь как песок моей родной пустоши. Не гладкий, округлый, окатанный в воде за сотни лет, а угловатый, неправильной формы.

Я всегда думал, что Столичный округ погиб, заполненный пламенем. Сам ведь видел следы нестерпимого жара на чёрных руинах вдоль реки и на склонах Чёрной горы. Всегда считал, что пески пустоши — это пепел. Но теперь, глядя на этот чёрный прах под своими ногами, впервые задумался, что, возможно, и пламя было непростым. Что, если это было пламя стихии? Причём пламя стихии не этапа Повелителя этих самых стихий, а нечто большее? Пламя этапа Небесного Воина? Пламя этапа выше Небесного Воина? Пламя Неба? Пламя, убивающее не только жаром, но и самой стихией, смертельной для всего, что слабее его?

Что там мне говорила Фатия? Небо не наказало нас, когда мы придумали ритуалы обмана Испытаний Неба. Но Небо наказало вас, когда ваш Император обрушил Указ Смерти. Обрушило пламя стихии?

Нет. Нет.

Мне пришлось даже помотать головой, чтобы немного прояснить мысли. Всё случилось совсем в другой последовательности. Сначала сектанты уничтожили Столичный округ, затем на их земли упал Указ Смерти, а уже после всего этого Небо создало путь для Зверей. И наказало ли? Может, это награда этим самым Зверям? За что только?

Как для меня непростым делом оказалось перетащить тела Седого и Рутгоша, так и для Седого и Зеленорукого их путь давался непросто. Но Зеленорукий устал молчать и, пусть и дыша хрипло, задал вопрос:

— Что за ловушка-то?

Я отметил для себя что он потерял память ещё и сильней, чем Седой. Выходило, что у них обоих исчезли воспоминания о паре тысяч вдохов, не меньше, иначе он бы помнил и шар Бедствия, загоревшийся над Полем Битвы, и спор Седого с Рутгошем, и не стал бы задавать такого вопроса. Интересный эффект. С чем он связан? С повреждениями в голове, которые успела нанести стихия ловушки? Больше ничего не приходит на ум.

Удобно, конечно. Раз — и ты под ударом ловушки. Два — и ты даже не помнишь, где ты, и что за ловушка вокруг. Даже не представляю, сколько здесь полегло сектантов в своё время. Да и копать яму, чтобы проверить, сколько костей скрыто под землёй здесь, не намерен. Не до этого.

Объяснения Седого я слушал вполуха, занятый тем, чтобы мерно передвигать ноги, которые уже погружались в мёртвый прах по щиколотку. Я даже начал беспокоиться о тех, кого мы тащили, и то и дело оборачивался, проверяя их. Нет, не печати, а то, чтобы они не перевернулись вниз лицом. Не хватало ещё из-за такой глупости потерять ещё одного человека. Отметил, что мы тащим за собой не только мешки с припасами, но и мёртвых.

А у этих двоих сил хватало болтать и дальше.

— А где тогда рана от змеев?

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого? — изумился Зеленорукий, чуть повернул голову и повторил свой вопрос. — Младший глава, а где рана от твоих змеев на наших телах?

Я глухо выдохнул:

— Кружитесь. Не знаю, не смотрел.

— Я посмотрел, — ответил он мне. — Нет у меня никакой особой раны.

Седой хмыкнул:

— Значит, не видишь её, наложилась на рану от стихий ловушки.

— Это здесь я ослеп, а внутри мои глаза ещё со мной. Нет никакой удвоенной или очень глубокой раны. А ты говоришь, младший глава совсем плох после этих змеев.

— После лечения, — огрызнулся Седой.

— Кстати, о лечении, — Зеленорукий дёрнул верёвку, удобней устраивая петлю на плече и уставился на меня ничего не видящими глазами, продолжая тянуть тела. — Младший глава, а ты ведь выполнил свой договор — внутри меня ни единой частички