Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Александр Дюма

Страшно фальшивя, король запел:

Когда б я всем речам внимала

Любезных франтов городских,

Других возлюбленных немало

Легко нашла б я среди них.

– Прелестно! – воскликнул король, едва допев куплет Руссо поклонился.

– Не знаю, смогу ли я хорошо пропеть, – проговори ла принцесса.

Руссо повернулся к ее высочеству, собираясь дать ей несколько советов. Но король опять запел, на сей раз – романс Колена:

В лачуге сумрачной моей

Я средь забот с утра.

Привычен труд мне в смене дней,

Как холод и жара.

Его величество пел отвратительно. Руссо был польщен памятливостью монарха, но его задело скверное исполнение. Он скорчил рожу и стал похож на обезьяну, грызущую луковицу: одна половина его лица смеялась, другая плакала.

Принцесса сохраняла невозмутимый вид, не теряя хладнокровия, как это умеют делать лишь при дворе.

Король, нимало не смущаясь, продолжал:

Колетта! Знай, любовь моя,

Что и средь этих стен

С тобою был бы счастлив я,

Твой брошенный Колен.

Руссо почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

– Скажите, господин Руссо, – обратился к нему король, – правду ли говорят, что вы иногда наряжаетесь в армянский костюм?

Руссо еще больше покраснел, язык словно застрял у него в горле, и он ни за что на свете не смог бы в тот момент им пошевелить.

Не дожидаясь ответа, король запел:

Всем тем, кто влюблен,

Не понятен закон,

И смысл им не виден в запрете…

– Вы, кажется, живете на улице Платриер? – осведомился король.

Руссо в ответ кивнул, но это отняло у него последние силы… Никогда еще не оказывался он в столь плачевном положении.

Король промурлыкал:

Ведь это же чистые дети,

Ведь это же чистые дети…

– Говорят, вы в очень плохих отношениях с Вольтером, господин Руссо?

Руссо окончательно потерял голову. Он не мог больше сдерживаться. Но король, вероятно, не собирался его щадить и направился к выходу, продолжая чудовищно фальшиво напевать.

Пойдем-ка в рощу танцевать,

Подружки, будьте веселее! –

Под звуки оркестра, от которых умер бы Аполлон точно так же, как он сам некогда покарал Марсия.

Руссо остался в одиночестве. Принцесса покинула его, чтобы в последний раз взглянуть на свой костюм.

Спотыкаясь на каждом шагу, Руссо ощупью выбрался в коридор. Он столкнулся с дамой и господином, которые сверкали брильянтами, кружевами и от которых пахло цветами. Они занимали весь коридор, хотя молодой человек держался близко от дамы, нежно пожимая ее ручку.

Молодая дама утопала в кружевах, голову ее украшала высокая прическа, она обмахивалась веером и источала благоухания. Вся она так и лучилась. С ней-то и столкнулся Руссо.

Юноша, худенький, нежный, очаровательный, комкал голубую орденскую ленту, прикрывавшую жабо из английских кружев. Он громко смеялся, внезапно обрывая взрывы хохота и переходя на шепот, заставлявший смеяться Даму; похоже было, что они прекрасно понимают друг друга.

Руссо узнал в прекрасной даме, в этом соблазнительном создании, графиню Дю Барри. Едва увидев ее, он по своему обыкновению сосредоточил на ней все свое внимание, словно не замечая ее спутника.

Молодой человек с голубой лентой был не кто иной, как граф д'Артуа, от всей души резвившийся вместе с любовницей своего деда.

Заметив темную фигуру Руссо, графиня Дю Барри вскрикнула:

– О Боже!

– Что такое? – спросил граф д'Артуа, бросив взгляд на философа.

Он хотел пропустить свою спутницу вперед.

– Господин Руссо! – вскричала Дю Барри.

– Руссо из Женевы? – спросил граф д'Артуа тоном школьника на каникулах.

– Да, ваше высочество, – отвечала графиня.

– Ах, здравствуйте, господин Руссо! – проговорил шалун, видя, что Руссо отчаянно и безуспешно пытается проскочить. – Здравствуйте!.. Так мы сейчас будем слушать вашу музыку?

– Ваше высочество! – пролепетал Руссо, рассмотрев голубую ленту.

– Да, прелестную музыку! – прибавила графиня. – Она прекрасно отражает дух и стремления автора!

Руссо поднял голову и почувствовал, как его словно ослепил взгляд графини.

– Ваше высочество… – начал было он недовольным тоном.

– Я буду исполнять роль Колена, графиня! – воскликнул граф д'Артуа. – А вас прошу быть Колеттой.

– С большим удовольствием, ваше высочество. Однако я не смею, не будучи актрисой, осквернять музыку мастера.

Руссо готов был отдать жизнь за то, чтобы взглянуть на нее еще хоть раз. Однако ее голос, ее тон, ее лесть, ее красота рвали его сердце на части.

Он решил сбежать.

– Господин Руссо! – продолжал принц, преграждая ему путь. – Я хочу, чтобы вы помогли мне сыграть Колена.

– А я смею просить у господина Руссо совета, как лучше исполнить роль Колетты, – пролепетала графиня, разыгрывая скромницу, что окончательно сразило философа.

Его глаза продолжали вопросительно смотреть на графиню.

– Господин Руссо меня ненавидит, – сказала она принцу чарующим голосом.

– Да что вы! – вскричал граф д'Артуа. – Кто может ненавидеть вас, графиня?

– Вы же сами видите, – отвечала она.

– Господин Руссо – благородный человек, сочиняющий прелестные вещицы, не может избегать столь очаровательную женщину, – заметил граф д'Артуа.

Руссо громко вздохнул, словно приготовился испустить Дух, и шмыгнул в узкую щель, неосторожно оставленную графом д'Артуа Однако в тот вечер Руссо решительно не везло. Не пройдя и нескольких шагов, он наткнулся на группу людей.

На сей раз это были старик и юноша: у юноши грудь была украшена голубой лентой, а его собеседник, на вид лет пятидесяти пяти, был одет в красное и имел строгий вид.

Оба они услыхали, как веселится граф д'Артуа и кричит во всю мочь:

– Господин Руссо! Господин Руссо! Я расскажу, как вы сбежали от графини, да ведь никто не поверит!

– Руссо? – прошептали оба собеседника.

– Задержите его, брат! – со смехом продолжал принц. – Держите его, господин де ла Вогийон!

Руссо понял, к какому рифу подвела его корабль несчастная звезда.

Граф де Прованс и воспитатель королевских детей!

Граф де Прованс также преградил Руссо путь.

– Здравствуйте, сударь! – отрывисто сказал он. Совершенно потерявшись, Руссо поклонился и пробормотал:

– Мне не суждено отсюда выйти!..

– Какая удача, что я встретил вас, сударь! – произнес принц тоном наставника, который искал и, наконец, нашел провинившегося ученика.

«Опять нелепые комплименты, – подумал Руссо, – до чего же однообразны великие мира сего!»

– Я прочел ваш перевод из Тацита, сударь. «А-а, этот и впрямь ученый, педант», – сказал себе Руссо.

– Тацита переводить трудно, не правда ли?

– Да, ваше высочество, я ведь написал об этом в небольшом предисловии.

– Да, знаю, знаю. Вы там пишете, что лишь отчасти владеете латынью.

– Да, ваше высочество.

– Зачем же тогда вы взялись переводить Тацита?

– Я, ваше высочество, оттачивал стиль.

– А знаете, господин Руссо, вы неправильно перевели «imperatoria brevitate» как «торжественное лаконичное выступление».,. Смущенный Руссо изо всех сил напрягал память.

– Да, вы именно так это перевели, – проговорил юный принц с самоуверенностью старого ученого, который нашел ошибку у Сомеза. – Это в том месте, где Тацит рассказывает, как Пизон обратился с речью к своим солдатам.

– Так что же, ваше высочество?

– А то, господин Руссо, что «imperatoria brevitate» означает «с лаконичностью генерала…» или человека, привыкшего командовать. Лаконичность командира.., вот подходящее выражение, не правда ли, господин де ла Вогийон?

– Да, ваше высочество, – отвечал воспитатель. Руссо не проронил ни слова. Принц продолжал:

– Это ведь полное извращение смысла, господин Руссо… Да я вам еще найду пример! Руссо побледнел.

– Вот послушайте, господин Руссо, это в том отрывке, где речь идет о Сецине. Он начинается так: «At in supe-riore Germania…» Вы знаете, что в этом месте идет описание Сецины, и Тацит говорит: «Cito sermone».

– Я прекрасно помню это место, ваше высочество.

– Вы перевели это следующим образом: «обладающий даром слова»…

– Совершенно верно, ваше высочество, я полагал, что…

– «Cito sermone» означает «говорящий быстро», то есть легко.

– Я и сказал: «обладающий даром слова»…

– Тогда в тексте было бы «decoro», или «ornato», или «eleganti sermone». «Cito» – это красочный эпитет, господин Руссо. Тем же приемом Тацит пользуется, описывая, как изменилось поведение Офона. Он пишет:

«Delata voluptas! dissimulata luxuria cunctaque, ad imperil de-corem composita».

– Я перевел это так: «Оставив для другого времени роскошь и сладострастие, он удивил весь мир, посвятив себя восстановлению славы империи».