Суданские хроники - Автор Неизвестен

оковах и одеяниях — а было их шестьдесят три [человека], — их погнали, связанных оковами и цепями, из Тентьи в Гао и продержали их там в заключении около месяца. Потом вырыли в том доме глубокий и широкий ров, перебили их всех, побросали всех в тот ров и засыпали их землей — да помилует их Аллах. Но убили их марокканцы, только когда Иб-ну-Бентьи[345] перебил их воинов (которые вышли из Марракеша и с которыми был каид, которого звали Ганда-Бур) в день, что сонгаи называют “день Ганда-Бура”. Этих воинов было четыреста стрелков. Он напал на марокканцев ночью и истребил их. А если бы не это, они бы не убили пленников, потому что послали к султану, господину своему, спрашивая его о деле сонгаев — убить ли им их или же отпустить. Но посланный не вернулся еще к моменту, когда произошло это дело.

А “Ганда-Бур” на их языке [означает] “огромный животом”: у того каида был огромный живот[346].

Затем, после этого, паша Махмуд и его войско отправились из Гао в Денди на поиски аскии Нуха, тех, кто с ним остался из сынов его отца и их последователей.

Аския Нух был из числа [самых] ловких сыновей аскии Дауда. Он был в тюрьме, когда отряд Джудара обрушился на Сонгаи; его заточил его брат аския Исхак. Когда же аския Исхак бежал, он вышел [из тюрьмы] сам, уехал и собрал своих братьев; а они составили многочисленную группу. Был Нух [хорошим] наездником, дороден, храбр, высок ростом и красив лицом.

Однажды был я у нашего наставника факиха Мухаммеда ибн ал-Мухтара, прозванного Мухаммедом ибн Куртамом, в городе Томбукту — да хранит его Аллах! И в его собрании зашла речь об аскии Нухе и о рассказах о нем. Некоторые, кто присутствовал там, восхваляли его за добро и [добрую] славу. И сказал упомянутый наставник наш: “Вы не знаете качеств Нуха и уважения, каким он пользовался. А был он благороднейшим из сыновей аскии Дауда и славнейшим из них!” Затем он встал, вошел внутрь своего дома и вынес нам свернутый лист в медном футляре. И вот в нем [оказалась] запись, которую написал добродетельный святой, просвещенный Аллахом, ученейший сейид, открыватель скрытого Зейн ал-Абидин, шериф-хасамид, сын святого, /168/ добродетельного ученого Сиди Мухаммеда ал-Бекри[347]. Он написал ее своею благородной рукой, да будет им доволен Аллах, аскии Нуху — с лучшим приветствием, с величанием и почтением и призывал на аскию благо в этой и последующей жизнях. И в моей памяти остались из тех молитв слова его: “Мы молим Аллаха за вас во времена исполнения им просьб — ночью и днем и во мраке ночей”.

Мухаммед Улд Куртам, да помилует его Аллах, сказал: “Родитель мой ал-Хадж ал-Мухтар привез это письмо из своего хаджжа, сказавши: ”Мне передал его Зейн ал-Абидин в городе Каире и велел мне доставить его аскии Нуху...". Но когда отец приехал, оказалось, что Нух ушел, бежав в Денди".

Когда паша Махмуд, Джудар и войско их обоих последовали за Нухом, они шли по следам его людей. Сонгаи же не знали о том, что марокканцы находятся на их следе. Они остановились в месте, называемом Уаме[348]. С аскией была большая группа сонгаев — мужчин, детей, рабов и невольниц, которые вместе с ним искали новых мест; она состояла из жителей Гао и его округи. Махмуд ибн Зергун настиг их, остановившихся там, в середине дня; а их предупредила только пыль от [движения] конницы. Сонгаи бросились к своим лошадям, сели на них и стояли, дожидаясь марокканцев. [Все] случилось в мгновение ока. А Нух сидел. Его спутники предлагали ему сесть на коня и бежать. Но он ответил: “Куда? Мы уже бежали до того, что обессилели... Сегодня мы подождем, пока умрем мусульманами и отдохнем!” Но его братья подняли его, посадили верхом и бежали с ним. Там Махмуд нашел всех, кто последовал за Нухом из числа его братьев. И было это последним из несчастий, обрушившихся на сонгаев; он рассеял их объединение и разогнал их в разные стороны. Этот день, в который их догнал паша Махмуд, называется “день Уаме”; [это] день, когда марокканцы пролили их кровь и взяли в полон потомство их. Первый разгром сонгаев случился в день сражения и боя — день Сонкийи; и умерли среди них те, кто умер. Потом — день бегства аскии Исхака-Дьогорани в Гурму; за ним последовали многие — и враги убили их вместе с Исхаком. Затем — день Тентьи, день, когда были пленены /169/ аския Мухаммед-Гао и многочисленная свита. Наконец, день Уаме, [день] исчезновения тех, кто исчез из числа сыновей отца аскии и части его дочерей.

Эти беды суть то, что погубило Сонгай и совершенно уничтожило их, до того, что с аскией Сулейманом ибн Даудом пришли в Томбукту из числа тех, кто первоначально был в войске аскии, лишь немногие люди, не превышавшие числом сорок семь — конных и пеших; а старшими из них были хи-кой Абд ар-Рахман и хи-кой Брахим. И когда аския Сулейман пришел в Томбукту и сделал его своей резиденцией, он стал собирать людей из числа жителей Курмины, Баламай, Бенги и Бары, пока не получилось у него около ста человек военных. Закончено.

А паша Махмуд продолжал пребывать в Кукийе со своим войском, пока не пришло к нему туда письмо каида ал-Мустафы ат-Турки. Гонец каида просил у паши помощи и сообщал ему о том, что произошло из боев и стычек между каидом и жителями Томбукту; потому что те убили из числа стрелков каида семьдесят шесть [человек]. И гонец известил пашу о том, что Мустафа осажден и просит от них подкрепления. Он нанял [для посылки] к ним того человека — туарега и подарил ему принадлежавшую ему чистокровную кобылу. Когда гонец прибыл к паше, Махмуда это [известие] разгневало и взбесило: посланный нашел его решившимся на возвращение в Денди, чтобы истребить детей аскиев, что были вместе с Нухом. Паша собрал совет и совещался с войском своим о том, возвращаться ли ему в Томбукту на выручку каиду Мустафе. Они сошлись на том, чтобы выделить для тех отряд, который им поможет. Махмуд указал на каида Мами, и они назначили того на эту [операцию]. Паша назначил его, выделил ему семьсот стрелков и отправил его на следующее утро. Каид Мами его спросил о том, что ему делать с жителями Томбукту. Махмуд ответил: