Чужая. Марсианская защита - Роман Верховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и Алиса. Или Шира. Бывший белый гвардеец с Луны. Он держит небольшую кофейню. Его молодая жена — кондитер. Странно видеть, как этот шкаф во всём слушается и по-собачьи, с тихим обожанием смотрит на неё. Странно видеть как он встаёт за кофемашину, чтобы сделать капучино, и большая тачка сразу кажется крошечной. Единственное, что не странно, это когда он носит мешки с сахаром и мукой. Алиса знает, что симпатична ему. Но вряд ли он понимает, что это. Потому что они одинаковые — оба когда-то были другими людьми. Чем больше от него тепла чувствует Алиса, тем сильнее скучает по Чеснокову. Ей удивительно, что можно полюбить человека, когда он уже умер. Но кажется, это и произошло. Она вспоминает Ульяна с теплотой и нежностью в сердце. Это теперь тоже часть её.
Шира приносит кофе. Нарисовал сердечко на пене. Тень от фигуры бывшего гвардейца полностью накрывает Алису.
— Ты женат, Шира, — улыбается она.
— А это мне, — одной рукой передвигает кофе, другой рукой ставит вторую чашку из-за спины. На пене нарисован листочек.
Шира присаживается напротив Алисы. Шрамы действительно украшают мужчину, если он огромный гвардеец. Шира отмечен ожогами. С него сдёрнули шлем. Капли коктейля молотова попали на лицо, горели на коже. А он мог даже и не почувствовать.
Алиса ездит к нему две недели. Последние пять дней они флиртуют, пока его жена не выходит из пекарни на свежий воздух. Красивая девушка, противоположность Алисе — полные бёдра и грудь, простое открытое лицо. Она местная, равнинная и невысокая. Но они с Широй до странного подходят друг другу.
Алиса отпивает кофе, Шира грубовато шутит, она шутит в ответ. Он кладёт руку на столик. Алиса кладёт свою сверху.
— Больно было? — тихо спрашивает она.
Шира ничего не говорит, его взгляд пустеет. Неужели рано? Нет, не рано, этот человек хочет открыться.
— Мне вернули тело уже в больнице.
— Что тебе сказали? Как это произошло?
— В потасовке на Луне-2, какой-то козёл снял с меня шлем и потом на меня прилетели капли. Но я достал его.
— Ты вернулся в сознание тогда?
— Не знаю, что произошло. Может быть, из-за слетевшего шлема, может от боли, в общем, что-то замкнуло. Но боли не было, только ярость. Жёсткий был день.
Он опускает глаза, но не от сожаления, свой выбор он сделал ещё тогда, когда пришёл на процедуру выселения из тела. Алиса убирает руку, допивает кофе. Шира опрокидывает в себя крошечную кружечку.
— Шира, я уеду сегодня в горы.
— Заезжай на обратном пути.
— Заеду, — Алиса подмигивает ему и поднимается.
Поднимается и ветерок, Алиса привычным жестом убирает волосы в хвост, но передумывает и отпускает обратно, пусть будет так. Так свободней.
Запуск огромного двигателя внедорожника взрывает тихую улицу и после она тут же погружается в сонную тишину, обитающую в тени от зонтов кафе. И тишина эта ещё больше, чем была до этого.
Санитарная зона от последних деревень у города длится двадцать километров. Трасса запружена грузовыми платформами, стандартные белые контейнеры-рефрижераторы заслоняют солнце и Алиса начинает злиться. Открывает окна, но тут же закрывает их. Вонь. Впереди вырастают жестяные агроснабовские трёхметровые стены.
Алиса проезжает погрузочно-разгрузочный хаб-холодильник обслуживающий платформы. Сразу за ним жилые комплексы выходят за стены — что-то пошло не так и они не уместились. В начале этой деревни расположили четырёхэтажное здание администрации, оно заканчивается треугольным атриумом из дешёвого синего пластика и в целом напоминает о секторе на Луне. Воскресенье, парковка свободна. Алиса тормозит своего монстра рядом с монстром поменьше. На Алтае уважают такие машины.
Двери пикают и пропускают её, охранник поднимается с места, но вертушка в вестибюле как ни в чём не бывало даёт зелёный свет. Алиса подмигивает молодому коренастому алтайцу. На последнем этаже, в кабинете с высоким куполом из того самого синего пластика её встречает директор алтайского агроснаба — мужчина с густой шевелюрой и бородой, но полностью седой. Он долго поднимается из-за стола, в нём минимум два метра, а голова такая большая, что в неё влезет две головы Алисы. Она почтительно здоровается с ним, он отвечает ей и протягивает через стол длинную руку. В его ладони ладошка Алисы пропадает как в бейсбольной перчатке.
— Знаю, с чем ты пришла, Алиса, — он устало трёт виски и смотрит под стол, — я ждал этого. Но, я…как его там… не испытываю радости.
— Мой АИ передаст его признание. Он был честен. Это не было бравадой. Это сделал действительно он, а не белый гвардеец. Его система отключилась, когда он получил по голове, а затем болевой шок от ожога вернул его личность обратно в тело. Эти показания ничего не значат в суде Минатека, но вы знаете правду.
— В Агроснабе свой суд. Я не понимаю, почему одни парни борются, за свободу, за это, как его там, равенство. Другие же идут…
— В учреждения смерти, — заканчивает Алиса.
В голове этого мужчины крутится один и тот же ролик. Площадь восстания между Минатеком и Агроснабом, белые гвардейцы давят протестующих, вылетают зажигательные смеси. Несколько молодых парней битами отбивают у гвардейцев девушек. Парень пробивает снизу, так что у гвардейца отщёлкивает крепление шлема, второй удар сбивает его с головы. Коктейль молотова, летящий из толпы, разбивается на броне гвардейцев, разбрасывая огненные брызги, но не причиняя им вреда, кроме одного, того, что без шлема. И тогда этот гвардеец, даже не пытаясь затушить горящую плоть на лице, хватает девушку в тёмно-синем комбинезоне и белом платке за шею и бьёт кулаком в лицо. Он отшвыривает её как тряпичную куклу, она и есть кукла, просто безжизненное мясо со сломанной шеей. Гвардейцы, не замечая под ногами труп, затаптывают её тело, оттесняя протестующих. Девушка — идеалистка, летевшая на Луну помогать людям. В ссоре с отцом семь лет из своих двадцати трёх. Чем он мог ей помочь? Здесь на земле в кабинете под пирамидой из пластика, пока она сражалась под реальной пирамидой сектора агроснаба.
— Проси всё что хочешь, — говорит он, по-прежнему не глядя в её лицо.
— Мы договорились с тобой, — отвечает Алиса, —
