Ясень и яблоня. Книга 2: Чёрный камень Эрхины - Елизавета Дворецкая

– Пусть отныне ненависть и презрение будет вызывать он в женщинах…

– И через ненависть придет он к любви!

– Пусть не испытает он в жизни радости…

– Но смехом он будет встречать свои горести!

– Пусть лишится он силы навек…

– Силы сдерживать свою силу ему будет порой не хватать!

– Пусть сильнейшие его желания не будут исполнены…

– И сильнее всего он будет желать своей смерти!

Кюна выкрикнула это, всю силу своей души вложив в этот крик, и последнее мгновение ночи, как змея, ускользнуло, мелькнув черным чешуйчатым хвостом. Голос из щита умолк: над Черными горами взошло солнце. Госпожа Ночь ушла в море, унося с собой проклятье-благословение, дар двух норн, злой и доброй, которые к каждому из людей приходят парой.

Две силы, почти равные, столкнулись в высших мирах, норовя вытеснить и подавить одна другую; невидимый поток силы хлынул вниз и разлился над Аскефьордом. Море, разрываемое изнутри двумя мощными разнонаправленными потоками, вскипело и забурлило, морские воды хлынули во фьорд – точно великанши, дочери Эгира, верхом на волнах спешили принять участие в битве. Могучие валы подкидывали корабли, вырывали крючья, разрывали сцепленных соперников и разносили их по разным сторонам фьорда, чтобы бросить на скалы или на камни.

Фьорд кипел: образовалась жуткая свалка из нескольких десятков кораблей, которые мотало между скалами, безжалостно ударяя друг о друга. Многие из бившихся дружин остались на чужих кораблях, но некогда было беспокоиться об этом. Оружие выпадало из рук, и воины, уже не думая о сражении, судорожно цеплялись за борт или скамью, чтобы не вылететь в воду. Целый дождь выпущенных щитов, копий, мечей и секир, шлемов с лопнувшими ремнями, весел и даже сорванных мачт летел в воду; летели человеческие фигуры, и многие сразу тонули, утянутые тяжестью кольчуг и оружия.

Регинлейв подхватила свой щит и взвилась в воздух с мечом в руке; резкий свист и вопль раздались над фьордом, вплетаясь в дикий рев волн, треск разбиваемых кораблей и человеческие крики.

Разом девять женских фигур пронеслись над морской и береговой битвой: все девять Грозовых Дев с золотыми щитами летели исполнить волю Одина, внявшего жертвам. Регинлейв ударила мечом по «Черному Быку», и корабль перевернулся: полетели по пляшущим волнам деревянные обломки и щиты, а стремительный поток потащил корабль на скалы.

Сам Бергвид, мокрый, обезоруженный, держался за свой плывущий щит, в другой руке сжимая мешок, где хранилось его главное сокровище – Дракон Памяти. Он что-то кричал, лихорадочно пытаясь плыть к берегу, но не в силах справиться с волнами.

И вдруг возле него разлилась мгновенная вспышка ослепительного серебряного света. Посреди жуткой мешанины из бьющихся волн, ломаного дерева и исступленно копошащихся человеческих тел воспарила над водой исполинская фигура белого дракона – белого и серебристого, как иней, с широкими сияющими крыльями, с глазами, как две звезды, с золотым пламенем в открытой пасти. Сперва полупрозрачный, как видение, Белый Дракон взлетел над сотнями потрясенных людей, на глазах обретая плотность и убедительность. Дагейда, к которой из последних сил взывал утопающий Бергвид, услышала его. В такой дали она ничего не могла сделать, но она пробудила силу Дракона Памяти и снова выпустила наружу ожившее чудовище, которым серебряный кубок когда-то был.

– Дагейда! – в дикой ярости закричала на «Ушастом» кюна Хёрдис, единственная из всех понявшая, что произошло и откуда взялось чудовище, вдруг взмывшее над головами. – Дрянь, мерзавка! Великанье отродье! Чтоб тебя тролли взяли! Чтоб мне удавить тебя той ночью, когда сдох твой гад папаша!

Кюна чуть не плакала от досадливой ярости: не много нашлось бы у нее соперников в мире, но самым сильным из них была ее собственная дочь, рожденная от великана Свальнира! Отвергнутое и забытое прошлое догнало Хёрдис и занесло когтистую лапу над головой ее сына, грозило погубить ее единственное признаваемое и любимое дитя.

Если бы не прожила она те два года в пещере великана, не появилась бы на свет Дагейда, ведьма, злобное и жадное сердце квиттингских гор. Но те два года принесли Хёрдис Колдунье не только тяготы, но и дары, без которых она не стала бы истинной колдуньей. И она умела пробуждать зачарованного дракона, что однажды уже принесло фьяллям победу в тяжелой битве.

Сорвав с руки окровавленный браслет, она взмахнула им и с силой бросила прямо в воду, выкрикнула что-то… и новая вспышка, на этот раз огненная, разлилась над фьордом. Второй дракон, как золотисто-пламенное облако, взмыл в небо вслед за первым, расправляя полыхающие крылья. В бой вступил Дракон Судьбы, ее неотделимое достояние, по доброй воле, что было непременным условием власти над ним, переданное Хёрдис обоими ее мужьями – великаном Свальниром и конунгом Торбрандом.

…И где-то далеко, в глуши нехоженых долин за Золотым озером, в кургане Торбранда конунга, на коленях у мертвого беспокойно зашевелился спящий меч по имени Дракон Битвы. Черный дракон, старший из трех братьев, не мог сбросить оковы, но сон его был нарушен потоком той неистовой силы, что вознесла в небо обоих его кровных родичей…

Две ослепительные вспышки, две живые молнии, белая и золотая, носились в рассветном небе над Аскефьордом, то ли сражаясь, то ли играя друг с другом, исполняя какой-то неистовый танец силы, вроде тех обрядовых воинских плясок, где так тесно слиты красота и ужас, искусство и угроза гибели. Люди внизу уже не помнили о сражении: те, кто еще не лишился сознания от ужаса, могли думать только об одном – найти ямку в земле или щелочку в камнях, чтобы укрыться от меча валькирии и от огня двух драконов, льющегося с неба. Корабли, еще оставшиеся на плаву, несло прочь от места битвы, одни к вершине фьорда, другие к устью и в открытое море.

Белый дракон вдруг ринулся вниз, накрыв серебряными крыльями весь фьорд от одного берега до другого. А когда он взмыл снова к небу, в когтях у него болталась маленькая черная человеческая фигурка. Мало кто это заметил, поскольку ни разум, ни глаза не выдерживали ослепительного ужаса.

А белый дракон уже стремительно удалялся на юг, и вот уже серебряная звездочка пропала, в последний раз мелькнув среди облаков. Дракон Памяти возвращался домой, в руки своей истинной хозяйки, заодно унося от опасности того единственного человека, которому дочь великана обещала помощь и защиту. Только это она сейчас и могла сделать.

Золотой дракон сделал еще три круга над фьордом, провожая улетевшего брата, с которым был разлучен в течение веков и с которым ему еще очень не скоро предстояло увидеться снова. Затем он устремился вниз, по мере снижения быстро уменьшаясь в размерах. Тем немногим, кто осмеливался на него смотреть, показалось, что он просто исчез, не долетев до воды. А на палубу корабля у ног кюны Хёрдис упало золотое обручье в виде дракона – упало прямо в лужу подсыхающей крови Торварда конунга, точно дракон жаждал глотнуть этого пьянящего питья, пока не оказался вновь в крепких руках той, что имела над ним нерушимую власть.

Кюна Хёрдис подобрала обручье, обтерла о свое нарядное дорогое платье и надела на запястье. Руки ее дрожали – и она ведь была живым человеком, но в душе ее ужас мешался с гордостью. Вот и эту битву выиграла она – она, умеющая не сдаваться.

– Ну, что вы все, заснули? – крикнула она, окидывая взглядом десятки мужчин, в самых нелепых позах лежащих на палубе, скамьях, бортах корабля. – Ждете, пока и нас выбросит на камни, а ваш конунг умрет от потери крови? А ну живо у меня взялись за весла! К Аскегорду! Думаю, больше никто не помешает мне вернуться в мой собственный дом!

Н-да, как сказал бы Торвард конунг, если бы был в сознании. И в самом деле, Хёрдис Колдунья не из тех, кто позволяет кому-то себе мешать.

Когда к полудню оставшиеся в живых пришли в себя и стали способны оценить обстановку, выяснилось, что победу Девы Гроз принесли все-таки побратимам. Корабли квиттов почти все разбились о скалы, большая часть их дружин утонула, а оставшиеся были обезоружены и подавлены до полной неспособности сопротивляться. Несколько квиттингских кораблей вынесло через устье фьорда в море, и больше они не давали о себе знать. Эйрёд конунг с большей частью своей дружины оказался заперт во внутренней части фьорда – между вершиной, где стояли несколько приберегаемых на крайний случай кораблей Эрнольва ярла, и Конунговым причалом, которым снова владели фьялли.

Кюна Хёрдис немедленно водворилась в опустевшем Аскегорде, который не пришлось даже отбивать. Торварда перенесли в дружинный покой и уложили; рану его перевязали со всем возможным искусством, кюна Хёрдис сидела над ним, гордая и величавая, уверенная, что самую страшную угрозу она от него отвела и теперь его выздоровление – дело времени.