13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Порой нам казалось, что мы видим бесконечные засевшие в песках засахаренные караваны. Раз нам повстречалось не меньше сотни камедаров и столько же добраньских коровок, удивительно правдоподобных, вполне натуральных. Кто-то из чудичей высказал мысль, будто это и есть настоящий караван, просто его застал врасплох нечастый в этих местах пылевой смерч. Такое явление случается крайне редко, только в том случае, когда объединяются ночной мороз, жестокий шквальный ветер и коварный зыбучий песок.

Нас всех передернуло от этих слов, но никто не рискнул подойти к скульптурам поближе и проверить подлинность этого утверждения. Все, наоборот, дружно двинулись дальше, не оборачиваясь и стараясь поскорее забыть жуткую картину.

Со временем я взял за обыкновение запоминать каждую песчаную скульптуру и ее точное местоположение, а потом высчитывать расстояние от одной до другой, так что в голове у меня сложилось нечто вроде карты Сладкой пустыни. Это меня развлекало, делая путешествие как бы немного осознаннее, хотя смысла в этом все равно не было никакого, поскольку песок пустыни находится в постоянном движении.

Еще одним развлечением были письма в бутылках, которые мы находили повсюду. Так, например, нам все время встречалось уже описанное мною выше послание с двенадцатью заповедями, написанное тем же почерком и в той же самой последовательности. Это еще больше убеждало чудичей в необходимости строжайшего соблюдения всех перечисленных пунктов. Находили мы и душераздирающие прощальные письма умирающих от жажды путешественников, которые не обладали природным чутьем моих соплеменников и не умели найти в пустыне спасительный источник воды. Шутники любили подбрасывать абсурдные карты с отмеченным местоположением мнимых сокровищ, что, на мой взгляд, было совершенно безответственно, так как могло подвигнуть какого-нибудь простофилю отправиться вглубь пустыни на верную гибель. Но большинство писем имело самое заурядное содержание: описания однообразных ландшафтов, незначительных находок и многочисленные приветы родственникам и знакомым. Некоторые были совершенно безумные, написанные скорее под воздействием солнечного удара. В одной из бутылок мы обнаружили расписание движения торнадо.

Если кто-нибудь из нас находил письмо в бутылке, он обязан был тут же прочесть его вслух перед караваном. Однажды вечером один из чудичей нашел очередное послание. Мы остановились и собрались перед дюной, с которой он собирался его прочесть.

— Жуткие горы высокие, Жуткие горы далекие…

Я тут же бросился к нему и заглянул в листок.

Жуткие горы высокие,Жуткие горы далекие.Жуткие горы ужасные,Невыразимо прекрасные.

Это была одна из записок Фреды, ее любимое стихотворение. Значит, она тоже путешествовала по Сладкой пустыне. Листок бумаги выглядел совсем свежим, никакой желтизны, из чего я сделал вывод, что, блуждая в пространственной дыре, я потерял не очень много времени, всего каких-нибудь пару недель или даже дней.

Послание Фреды заставило меня снова задуматься о своей собственной участи. Я твердо решил, как только представится удобный случай, распрощаться с чудичами и путешествовать дальше самостоятельно. Но до тех пор нужно было запастись терпением.

Где сейчас Фреда? Что с ней?

И это, пожалуй, все, что касалось приятных развлечений в пути. Наряду со своими основными занятиями, продвижением вперед и поисками воды чудичи еще постоянно наблюдали за окружающим миром, дабы предвосхитить все возможные неожиданности.

Кроме сахароплава и разного рода песчаных бурь в пустыне случались еще и серьезные наводнения, что, правда, происходило крайне редко — только когда над ней разражалась гроза. Коварные зыбучие пески маскировались под твердую почву. Чудичи рассказывали мне, что порой в пустыню наведываются даже стаи плотоядной саранчи. В племени умели понимать и ценить окружающий мир, в котором каждая незначительная деталь могла оказаться жизненно важной, предупреждая об опасности, а значит, и помогая ее избежать.

Песок. Чудичи знали более двух тысяч различных названий песка. Крупный песок и мелкий, темный или светлый имел у них свое собственное название; кроме того, было еще бесчисленное множество обозначений для всевозможных нюансов, таких как, например, липкость, рассыпчатость, гладкость или рыхлость, прозрачность или матовость. Нюансы, в которых я так и не научился разбираться. Зато любой из чудичей мог с расстояния двухсот метров безошибочно определить, состоит ли дюна из «крошки», «стекла» или «веялки». По состоянию песка чудичи могли точно сказать, какой именно вид песчаной бури следует ожидать, то есть к какому из пятисот знакомых им разновидностей надо быть готовым.

Как-то раз — это случилось около полудня — весь караван вдруг встал, словно повинуясь чьей-то беззвучной команде. Все чудичи как один разом замерли и потянули носом воздух.

— Шарах-иль-аллах! — послышался голос в конце каравана.

— Шарах-иль-аллах! — подхватил другой.

— Шарах-иль-аллах! — закричало все племя.

ШАРАХ-ИЛЬ-АЛЛАХ. В настоящее время науке известно всего пятьсот разновидностей песчаных бурь в Сладкой пустыне: от безобидной пылевой поземки до более грозных, таких как торнадо (см.: Вечный торнадо), или смертоносный каменный смерч. Самой опасной формой горизонтальных бурь является так называемый Шарах-иль-аллах. Это арабское название дословно можно перевести как «божий наждак». Отличительной чертой Шарах-иль-аллах является то, что песок прессуется в нем до твердой массы и, принимая форму кирпича, достигающего в длину и ширину нескольких километров, несется со скоростью около 400 км/ч и, словно наждаком, счищает все с поверхности земли, будь то люди, животные, дома или целые горы. С приближением Шарах-иль-аллах рекомендуется зарыться как можно глубже в песок и сидеть там не двигаясь, пока «божий наждак» не пронесется мимо. Горе тому, кого он найдет!

Чудичи исчезли в песке быстрее, чем стайка проворных ящериц, как только вдалеке послышался грохот. Там, где я только что видел панически мечущихся и натыкающихся друг на друга соплеменников, теперь простирался гладкий песок. Только несколько едва заметных округлых холмиков выдавали места, где недавно были вырыты норы. Даже от многочисленных пожитков не осталось следа, и что еще удивительнее — камедары тоже исчезли. Только откуда-то из глубины доносилось их слабое блеяние, приглушенное толщей песка, скрывающей их от меня.