Танец с драконами. Книга 1. Грёзы и пыль - Джордж Мартин

Эта была тоненькая, выше, чем помнил Вонючка, – но девочки в ее возрасте растут быстро. Поверх серого шерстяного платья с оторочкой из белого атласа был накинут горностаевый плащ, скрепленный серебряной головой волка. Темно-каштановые волосы падали ниже лопаток.

«Она не дочь лорда Эддарда», – мгновенно понял Вонючка. У Арьи глаза серые, старковские. Она могла отрастить волосы, подрасти сама, и грудь у нее могла округлиться, но цвет глаз изменить нельзя. Это не Арья, это подружка Сансы, дочка стюарда. Джейни, вот как ее звали. Джейни Пуль.

– Лорд Рамси, – присела девочка. Тоже неправильно: Арья Старк ему бы в лицо плюнула. – Я надеюсь стать хорошей женой и подарить вам сильных сыновей, ваших наследников.

– Подаришь, – пообещал Рамси. – Долго ждать не придется.

Джон

Свеча догорела в лужице воска, но сквозь ставни проникал дневной свет: Джон опять уснул за работой. На столе громоздились высокие стопки книг. Он сам перетащил их сюда, а до того половину ночи рыскал с фонарем по пыльным подвалам. Сэм был прав: книги настоятельно требуется разобрать, привести в порядок, но кто будет заниматься этим – неграмотные стюарды? Придется ждать, пока не вернется Сэм.

Если вернется. Джон опасался за него и мейстера Эйемона. Коттер Пайк из Восточного Дозора докладывал, что с «Вороны-буревестницы» видели разбитую галею у побережья Скагоса, но не разобрали, что это за корабль: «Черный дрозд», кто-то из наемников Станниса или торговое судно. Джон хотел отправить Лилли с ребенком в безопасное место, а вместо этого, возможно, послал их на смерть.

Тут же на столе стыл вчерашний ужин, почти не тронутый. Хлеб был черствый, но миску Скорбный Эдд до краев наполнил знаменитым жарким Трехпалого Хобба из трех видов мяса. Братья шутили, что эти три вида – баранина, баранина и баранина, но лук, морковка и репа было бы еще ближе к истине. Содержимое миски подернулось слоем застывшего жира.

Боуэн Мурш, когда король Станнис освободил покои лорда-командующего, настаивал на переезде в Королевскую башню, но Джон отказался. Переезд означал бы, что он не надеется на возвращение короля.

Странная апатия овладела Черным Замком после отбытия Станниса: и черные братья, и одичалые словно затаили дыхание, ожидая, что будет дальше. Дворы и трапезная пустовали почти все время; на фоне серого неба чернели руины башни командующего и превратившаяся в груду бревен старая трапезная; башня Хардина выглядела так, будто ветер вот-вот повалит ее. Тишину нарушал только перезвон мечей на оружейном дворе, да Железный Эммет орал на Хоп-Робина, требуя держать щит повыше.

Умывшись и одевшись, Джон перекинулся парой слов со злосчастным Хоп-Робином и другими учениками Эммета. Предложение Тая сопровождать лорда-командующего он, как всегда, отклонил. Народу вокруг него будет достаточно – еще двое, если дело дойдет до стычки, ничего не решат. Длинный Коготь он взял, однако, и Призрак бежал за ним по пятам.

Скорбный Эдд на конюшне уже оседлал коня. Телеги грузились под бдительным надзором лорда-стюарда – румяный от холода Мурш разъезжал вдоль колонны, указывал, распекал. Увидев Джона, он покраснел еще больше.

– Лорд-командующий, вы по-прежнему настаиваете на этом…

– Безрассудстве? Вы ведь именно так хотели сказать, милорд? Да, я настаиваю, и не будем начинать снова. Восточному Дозору нужны люди, Сумеречной Башне нужны люди, Серому Дозору и Ледовому Порогу они тоже нужны. Добавьте сюда еще четырнадцать пустых замков и незащищенные лиги Стены.

– Лорд-командующий Мормонт… – поджал губы Мурш.

– …погиб, – договорил Джон. – И убили его не одичалые, а присяжные братья, которым он доверял. Как он поступил бы на моем месте, нам с вами знать не дано. – Джон повернул коня. – Довольно болтать – трогай!

– В гранате косточек больно много, – заметил Эдд в спину Муршу, – как бы не подавиться. По мне лучше репа – от нее человеку никакого вреда.

В таких случаях Джону больше всего недоставало мейстера Эйемона. Клидас хорошо ходит за воронами, но у него нет и десятой доли знаний и опыта Эйемона Таргариена, не говоря уж о мудрости. Боуэн по-своему неплохой человек, но рана, полученная у Моста Черепов, ожесточила его, и он талдычит одно: запечатай ему ворота. Молчаливый Отелл Ярвик напрочь лишен воображения, а первые разведчики мрут, едва успев получить назначение. «Ночной Дозор лишился самых лучших своих людей, – думал Джон, глядя, как трогаются повозки. – Старый Медведь, Куорен Полурукий, Донал Нойе, Джармен Баквел, дядя Бенджен…»

Когда колонна повернула по Королевскому тракту на юг, пошел легкий снег. Длинный обоз, сопровождаемый дюжиной копейщиков и дюжиной лучников, тянулся мимо полей, ручьев, лесистых холмов. Взять охрану посоветовал Мурш, заметив в Кротовом городке недовольство, приглушенные проклятия и косые взгляды, а Джон с ним против обыкновения согласился.

Возглавлял колонну лорд-стюард, Джон со Скорбным Эддом ехали чуть позади.

– Гляньте-ка на того пьянчугу, милорд, – сказал оруженосец в полумиле от Черного Замка.

Пьянчугой звался старый ясень, покосившийся от долгих ветров. Теперь у него появилось лицо: стиснутые губы, сломанная ветвь вместо носа. Два глубоко врезанных глаза смотрели на север, замок и Стену.

Одичалые не забыли старых богов, и Джона это не удивляло. От своих богов отказаться не так-то легко. Торжественное действо, что Мелисандра устроила под Стеной, на деле оборачивалось пустой скоморошиной.

– На тебя похож, Эдд, – пошутил Джон.

– У меня, милорд, на носу листьев нету, а впрочем, похож… Леди Мелисандра этого не одобрит.

– Она не увидит, если не проболтается кто-нибудь.

– Она видит разные вещи в пламени.

– Ага. Головешки.

– И горящих людей. Меня, не иначе – с листьями на носу. Всегда боялся, что меня сожгут на костре. Умереть бы сначала, что ли.

Джон оглянулся. Кто же его вырезал, этот лик? Вокруг Кротового городка поставлена стража, чтобы вороны не бегали к одичалым женщинам, а вольный народ не промышлял на большой дороге. Тот, кто поработал над этим ясенем, явно проскочил мимо постов, а там, где прошел один, пройдут и другие. Придется удвоить стражу, уведя еще больше людей от Стены.

Снег все шел, телеги катились по мерзлой грязи. На следующей миле им встретился еще один лик: глаза, вырезанные в старом каштане, смотрели на деревянный мостик через ручей.

– Чем дальше, тем хуже, – отметил Эдд.

На одной из облетевших ветвей каштана, над самым ручьем, сидел нахохлившийся от холода ворон. При виде Джона он распустил крылья и заорал. Джон свистнул, и птица слетела ему на кулак с криком:

– Зерно, зерно!

– Зерно везут вольному народу, а не тебе. – Не пришлось бы грядущей зимой и воронов тоже съесть…

Возницы, конечно, тоже видели лик на стволе, хотя и молчали. Манс-Разбойник как-то сказал, что поклонщики в большинстве своем овцы. «Овец стерегут собаки, но с вольным народом все не так просто. Одни из нас – сумеречные коты, а другие – что твои камни. Одни гуляют где вздумается и рвут в клочья ваших собак, другие не двинутся, пока пинка им не дашь». И никто из них, будь то сумеречный кот или камень, не откажется от богов, которым поклонялся всю жизнь, в пользу нового, которого знать не знает.

На подступах к городку им предстал третий лик, вырезанный на стволе огромного дуба за самой околицей. Экий недружелюбный, подумал Джон. Лики, вырезанные в незапамятные времена на чардревах Первыми Людьми и Детьми Леса, тоже часто бывали суровыми, но этот дуб смотрел особенно гневно – того и гляди вырвет из земли корни и кинется на обозных. Раны в стволе отражали столь же свежие раны неведомых резчиков.

Кротовый городок был куда больше, чем представлялся с виду – больше половины его спасалось от снега и холода под землей. Старый магнар теннов, идя на Черный Замок, предал огню пустые дома, оставив лишь обгорелые камни и бревна, но подземные ходы, погреба и склепы остались в целости. Там, подобно кротам, от которых городок получил свое имя, и укрывался теперь вольный народ.

Повозки полумесяцем выстроились перед сожженной кузницей. Румяные детишки, воздвигавшие поблизости снежную крепость, при виде черных братьев разбежались по своим норам, откуда вскоре начали выползать взрослые. Вместе с ними из-под земли повалил запах немытых тел, грязной одежды, мочи, нечистот. Один из дозорных сморщил нос и что-то сказал соседу.

Вот как, дескать, пахнет свобода, предположил Джон. Братья частенько прохаживались насчет кротовых дикарей и их вони.

Что за тупость. Вольный народ ничем не отличается от людей Ночного Дозора: одни из них чистюли, другие грязнули, и чистота, как многое другое, зависит от обстоятельств. Когда тысяча человек живут в подземельях, рассчитанных разве на сотню, розами от них пахнуть не может.

Одичалые, уже привыкшие к распорядку, стали в очередь. На каждого мужчину приходились три женщины, за юбки которых часто держались худенькие, бледные дети. Грудные младенцы встречались редко: почти все они умерли во время похода или в королевском частоколе после сражения.