Чужой среди своих 3 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич Маленький Диванный Тигр

— … хорошая молодёжь у нас в Союзе, — в спину сказал мне водитель, когда я выходил на своей остановке, — Хорошая!

Улыбка, чуть кривоватая, сама выползла на моё лицо, и, повернувшись, я помахал рукой ему и пассажирам, поехавшим дальше. Хорошая молодёжь, да…

— Да что за чёрт⁈ — остановившись перед перекопанной дорогой, я сплюнул зло, и, подавив желание закурить, прошёлся вдоль глубокой канавы, широким противотанковым зигзагом прочертившим натоптанную через пустырь дорогу, — Вот тебе и срезал…

Она здесь, как и, наверное, на всех почти стройках СССР, проложена не строителями, а жителями, вопреки всему и вся, потому что дороги, они прокладываются потом… и это «потом» длится порой и пять, и десять лет. Уже и школы построены, и детские садики, и давным-давно работают поликлиники, но счастливые жители нового микрорайона, используя доски, кирпичи и смекалку, годами пробираются по территории, напрочь разбитой тяжёлой строительной техникой.

— Никогда такого не было, и вот опять, — озвучиваю давно уже пущенное в народ, нехорошо думая о родителях доблестных советских строителей, авангарде советского рабочего класса.

Гадать, было это сделано волею большого начальника, или рядовые работяги, получившие в морду возле магазина, разобиделись и решили отомстить всем разом, можно бесконечно. Строительная отрасль СССР одна из самых коррумпированных, и самая, пожалуй, криминальная, концов здесь не найдёшь, так что…

Примерившись глазами, от форсирования рва отказался. Достаточно глубокий, с рыхлыми глинистыми краями, на противоположной стороне заметно осыпавшийся, со следами гусениц. Перелезть несложно, но угваздаюсь как бы не по самые уши! Оно и так-то невелика радость, а когда стирка в ручном режиме, а воду нужно принести, нагреть… в общем, ко многому начинаешь относиться иначе.

— Зар-раза! — ещё раз сплюнув, я прикусил губу, раздумывая над маршрутом.

Вариантов, собственно, два — вернутся назад, и, дав широкого крюка, подойти к бараку почти через час, уже в темноте.

А можно срезать через пустыри и стройки — тоже достаточно популярный маршрут, с выломанными в нужных местах досками и проложенными через канавы мостами. В таком случае можно дойти минут через пятнадцать-двадцать, но при этом вполне реально столкнуться с собаками, охраняющими свою территорию, ну или со строителями, а там как пойдёт.

— От собак отобьюсь, — решил я, сворачивая на короткий путь, — а строителям сейчас там делать нехрен!

Поглядывая то на небо, на глазах выцветающее сумерками, то под ноги, невольно сбиваясь на трусцу, если попадается хороший, более-менее ровный участок, я минут за десять преодолел почти половину пути. Обычно, конечно, быстрее получается, но сегодня всё одно к одному: какая-то скотина сбросила вниз мостки, так что пришлось возвращаться немного назад и обходить это место по другому маршруту.

— А ну… — сделав вид, что нагнулся за камнем, спугнул собачонку, выскочившую сильно вперёд, и та, захлебнувшись лаем, подалась назад, затерявшись среди таких же, рыже-пестрых, облезлых шавок, преследующих меня уже пару сотен метров.

Не боюсь, но опасаюсь… Так-то они мелкие и пуганые, потому как строители — народ резкий, и на слишком громкий гавк, а тем более попытку укусить, может прилететь арматурой по хребту. Но какая-нибудь собачонка, если вовсе не обращать на них никакого внимания, может, ошалев от собственной храбрости, подлететь слишком близко и тяпнуть за щиколотку.

— А ну… — подхватив ком земли, кидаю, стараясь попасть не в саму собаченцию, а рядом, чтобы её, и всех её товарок, окатило, как осколками. Сработало… но, подстраховываясь, метров двадцать пробежал за ними с громким топотом и руганью, время от времени швыряясь чем попало. Отстали… обгавкивают ещё издали, но уже не идут дальше.

Ещё раз глянув на небо, ускорил шаг. Здесь территория более-менее нахоженная, ещё минут пять, и выйду на дорогу, ведущую к бараку.

Пригнувшись, пропускаю над головой торчащую из пачки ржавую арматурину и пробираюсь дальше по сложному лабиринту из арматуры, бетонных блоков, сложенных штабелями досок, куч песка и прочих признаков советской стройки, включая бутылочные осколки, окурки и припорошённое обрывками газет строительское дерьмо разной степени свежести.

Сзади кто-то спрыгнул и послышались торопливые шаги. Я обернулся, встретившись глазами с парнем чуть за двадцать, осклабившимся и очень кинематографично перекинувшим спичку в другой угол рта. Повыше среднего роста, крепенький такой, даже несколько рыхловатый, чуть сутулый боровичок с рано, не по возрасту обвисшими щёчками.

— Поговорим? — с обманчивой мягкостью сказал он, не делая попытки подойти, но надёжно преграждая путь назад.

Встав вполоборота, молчу, выжидая и сканируя глазами окрестности. Получается так себе… но когда из-за штабеля досок, шагах в двадцати дальше, вышли двое, всё мне стало ясно…

— Поговорить надо, — выставив перед собой руки, начал один из парней, высокий, чернявый, невнятного южного типа, похожий на молдаванина, грека или выходца с юга России разом, — Понимаешь, Миша…

Не переставая говорить, он выставил перед собой руки и ссутулился, приближаясь по шажку. За его спиной я уже вижу здоровяка, похожего на тяжелоатлета, довольно-таки высокого, но настолько широкого, что кажется приземистым, сплющенным, с такой же приземистой, почти квадратной невыразительной физиономией.

— Ну, поговорить так поговорить… — пожав плечами и перекинув за спину гитару, начал я, и тут же…

… какие, к чёрту, разговоры (⁈) рванул назад, набегая на рыхлого боровичка. Тот, даром что выглядит не слишком поворотливым, весьма ловко кинулся мне в ноги, и если бы не ловкость куда как выше среднего, и не опыт…

… а так я, не дав себя нормально схватить, отбросил ноги назад, почти упав ему на спину, и (к чёрту правила спортивных соревнований!) всадил ему локоть в затылок. Раз, другой, третий… и, буквально кожей ощущая болезненно рвущееся время, вырвался, делая шаг назад, и тут же — колено в физиономию, а потом, вбив подошву ботинка в хребет, рванулся вперёд, ощутив не слишком сильный удар в спину, пришедшийся как раз на гитару.

Назад… пригнувшись от торчащей арматуры, оттягиваю её, насколько это можно, и отпускаю почти тут же, использовав её как опору, взлетая наверх.

— Сука! — послышалось внизу после вскрика боли, — Я тебя, жидёнка…

Угрозами, впрочем, дело не ограничилось, и, вскарабкавшись следом за мной, они попытались гнаться, быстро. Но куда там…

— Сука… — прозвучало бессильно где-то позади, и кажется, вслед мне что-то швырнули, но не попали. Минут десять я изображал паркур, время от времени слезая вниз, и выбрался в итоге совсем не там, где рассчитывал изначально.

— Срезал, блять… — подытожил я почти час спустя, выбравшись наконец на людное место и пытаясь отряхнуться, — и, зато, блять, не угвазадался…

Топая к бараку в самом мрачном настроении, шарю глазами по окрестностям, настораживаясь при виде редких прохожих. Сейчас, как никогда, хочется бросить на хрен гитару, ибо особая примета… но, сука, почти двести рубликов, да ещё и попробуй достань!

Дошёл уже совершенно затемно, и мама, вопреки моему опасению, не слишком обеспокоилась моей изгвазданностью. Проблемы, как оказалось, у нас посерьёзней…

— Миша, ты не волнуйся… — начала она, едва я переступил порог, — с папой всё хорошо, он сейчас в больнице, опасности для жизни нет…

— … какие-то пьяные хулиганы, — вымученно улыбаясь, повторяла она, комкая в руках передник и глядя в глаза так убедительно, что мне совершенно ясно — врёт!

Говорить об этом, впрочем, я не стал. Мама и без того на взводе, и лучше уж так, когда она держится просто потому, что не желает нервировать меня, так что делаю вид, что поверил.

— Ты сходи умойся пока, — спохватилась она, — а я пока яичницу на скорую руку сделаю, с колбаской! По дороге купила.

— Тебе три яйца? — доносится в спину, но я не сразу понимаю её, глядя на узкую щель в гитарном футляре. Что это, чёрт подери, такое…