Завистливое смирение - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да и Мимика не лучше, чем этот хрустящий на весь Турнир мужик!
Я никак не мог отрешиться от мысли, что эта психованная, назойливая, чудовищно везучая, тощая и, что немаловажно, тридцатичетырехлетняя кошкобаба здесь, на Сладкозвучном Турнире, лицо еще более чуждое чем я, архимаг Кораца или даже сидящий с покерфейсом лысый, чьего дизайнера одежды я б убил веслом во благо человечества. Ну вот никак. Я помню тот террор, который она устраивала невинным людям. Помню, как она его устраивала мне! Помню, как первый раз отомстил ей, выскочив из кустов и воткнув два пальца в тыловое непоющее отверстие!
Поверить в то, что это противное и гадкое создание сейчас на полном серьезе будет петь свою песню с заявкой на мировое господство, я просто не мог. Мимика? Она умела говорить тихим и довольно приятным шепотом, но всё, что громче? Она противно пела, противно стонала в постели, противно кричала! Я еще не привык к реальности, где она поёт красиво! Кондуктор, не спеши!!
Момент, когда этот гадкий котёнок, севший с гитарой прямо на середину каменного круга, запел, я пропустил.
Но только его, этот самый первый момент.
Гитара в её тонких ручках почти мешала пению, хотя на самом деле было не так. Неловкие и какие-то смазанные аккорды, что Мимика извлекала из своего верного инструмента, просто отставали от песни. Были недостойны её. Качество аккомпанемента, в котором я, зажравшийся и одновременно тугоухий, никогда ранее не мог упрекнуть нашу хвостато-ушастую певицу, безбожно проигрывало тому, что она делала с помощью рта, горла и своей чахлой грудной клетки.
Мимика пела. Сидела жопой на теплом камне, брынькала свою гитару и пела. Она не танцевала, не изгибалась, не улыбалась, а просто… пела. Печальную тягучую мелодию, обволакивающую нас как реклама российской поисковой системы пенсионера, не умеющего ставить антиспам. А может быть, даже еще хлеще. Во всяком случае, я забыл, как дышать, думать и ругаться матом, просто смотрел прямо перед собой невидящим взглядом в никуда. В никуде был туман, в нём определенно ходили добрые и чистые единороги, чья дружелюбность наполняла окружающее пространство. А еще там была сказка. И надежда. И что-то еще, такое… домашнее, доброе, родное, желанное, почти непознанное и неуловимое ранее, но теперь необходимое как воздух.
Наверное, это были чебуреки. Возможно даже из тех же самых единорогов.
Когда песня кончилась, мы тоже не поняли. Даже сама Мимика, по-прежнему сидящая на заднице и брынькающая гитару, этого не осознала. Просто вдруг за её спиной раздался хлопок, с которым появилась молодая фигуристая тетка, крайне слабо одетая и излучающая вокруг не режущее глаз сияние. Тетка нагнулась, чмокнула сидящую в прострации Мимику между её кошачьих ушей, а затем, бросив на меня опасливый взгляд исподлобья, с таким же хлопком исчезла.
Но нас даже после этого не отпустило. Стартовым звуком, послужившим началу общей суеты, криков, воплей, подброшенных в воздух лифчиков и чепчиков стал противнейший хруст, с которым лысый мужик в отвратно желтом костюме что-то сожрал из своего пакета. Вот тут-то всё и началось!
Почти все зарыдали навзрыд. Удержались только я, Саяка, лысый мужик, которому было пофигу, и куакарабилли. Датсуне Гику с плачем дошла до каменного круга, где, кинувшись грудью на пытающуюся встать Мимику, свалила ту на спину, улегшись сверху, а затем принялась страстно ту обнимать, попутно оплакивая соплями и слезами грудную пластину, бывшую у кошкодевочки вместо вторичных половых признаков. Фуому вяло шевелилась и напоминала камбалу после интимной встречи с китом.
На некоторое время я отвлекся, пытаясь аккуратно отцепить от себя рыдающего взахлеб Джаго, а затем снова отвлекся, когда у моей ноги прозвучал толстый приятный и пьяный баритон.
— Я ни о чем теперь не жалею! — гордо сказал опершийся плечом на мою левую ногу карлик, тут же поднимая бутыль чуть ли не с себя размерами. Сделав несколько внушительных глотков, он оторвался от неё, мощно и с хеканьем выдохнул, а затем задрал голову вверх, встречаясь со мной взглядом. Посмотрев, кивнул своим мыслям, а потом вновь твердо и толсто повторил, — Ни о чем! Она смогла! Она талант! Она настоящая звезда!
— А ты мне все равно больше понравился, — честно сказал я, вовсе не пребывающий в восторге от путешествия к единорогам и чебурекам, — Можно автограф?
— Конечно! — тут же заулыбался миниатюрный половинчик, — А свой дашь?!
— Дам!
Уходил он довольный и счастливый, унося с собой первый в мире автограф Героя по имени Мач Крайм. Да еще и выполненный на нашем запасном пиратском флаге, который я на всякий случай таскал с собой. Ну как можно скупиться, когда мне автограф вручили написанный на серебряной статуе самого Вадуна Шакололы, выполненной в полный рост?! Мелкий певец отменно приготовился к своей победе в Турнире!
Вслед за этими делами я как-то пропустил всю церемонию награждения, где оплаканная и зацелованная Мимика с стеклянными от переизбытка фиг знает чего глазами механически принимала Главный Приз от Бенджоу Магамами. Рядом с ней уже прыгала счастливая как не знай кто Матильда, щупала золотую пятую точку у Приза Тами, пищал Виталик и кошкодевочки, молча и сильно улыбалась Самара, не сильно, в общем-то, отличающаяся по адекватности глаз от самой финалистки. Один лишь Кинтаро отличился — стоял напряженный и взбудораженный, сверля взглядом… что? Ах да, то место, где сидел противный жрущий желтый мужик. Он было пусто.
— Я, Бенджоу Магамами, Организатор, объявляю Сладкозвучный Турнир законченным! — громко и с наслаждением рявкнул наш ректор, — И прощаюсь с вами со всеми! Меня ждут дела!!
Архимаг,
