Мертвая вода (СИ) - Локалова Алиса

Лаэрт и Данатос подтвердили, и оборотень передал Брисигиде добычу.

— Да, этого маловато, — жрица погрустнела. Ранжисона с любопытством заглянул ей через плечо.

— Ранжисона болван! — сардан картинно стукнул себя ладонью по лбу. — У меня тоже есть такие бусы, — признался он, нашаривая что-то в объемном кошеле. — Вот!

Он стал вытягивать из кошеля длинную нить черных, радужно поблескивающих пластин, как фокусник на ярмарке — платки из рукава. Нить была неимоверно длинной, несколько раз обмотать вокруг шеи — и еще останется немалая дуга из овальных гематитовых пластинок. Брисигида смотрела на бусы, как на самое драгоценное сокровище.

— Невеста подарила свои бусы мне перед моим изгнанием, — признался сардан, — в знак того, что будет ждать. Это бусы из дара горы. Она будет счастлива, если узнает, что ее подарок защитил Ранжисону от демонов!

Брис всплеснула руками и порывисто обняла огромного сардана.

— С этим можно работать, — восхищенно выдохнула она. — Мы будем готовы через день-другой! Спасибо, дружище.

Ранжисона снова расплылся в своей сияющей улыбке.

* * *

Джамир уже несколько дней шел по тундре. Жажда становилась практически невыносимой. Пресная вода у него закончилась еще вчера. Он знал, что если не найдет источник воды, скоро начнет сходить с ума. Пока его выручало только то, что живность в тундре непуганная, охотиться на нее не слишком сложно.

Когда у него закончилась вода, он перестал жарить дичь. В сыром мясе больше влаги. Поначалу его тошнило от запаха крови. Мясо приходилось резать на мелкие кусочки — рвать сырую плоть зубами оказалось слишком тяжело. Целый день он заставлял себя проглатывать мясо и запивал его кровью. К вечеру он решил, что если на следующий день не найдет воды, то перестанет себя истязать.

Спал Джамир мало и очень тревожно. Ему снилась деревня в предгорьях, где он родился. Ощущение голода, постоянной жажды и усталости были родом оттуда — в Цитадели антимагов он привык к другим проблемам. Он снова видел себя в собачьей будке, но во сне рядом не сопел мохнатый пес, который позволял греться о свой бок. Проснулся Джамир еще до первого луча рассвета от невыносимого ощущения паники. Десны зудели немилосердно. Антимаг встал, оперевшись на древко глефы, и двинулся дальше.

Ближе к закату ему повезло. Он погнался за крупным оленем, но, конечно же, не догнал. Он и не думал, что догонит. Джамир просто увидел, что у оленя мокрые копыта, и рассудок антимага помутился. Придя в себя, он по оленьим следам доковылял до небольшого озера среди топких кочек в остатках желтоватого стланика. Там же, у озера, напившись и порадовавшись возможности есть жареное мясо, Джамир и заночевал. Утром он собирался повернуть на запад.

Он уснул крепко, гораздо крепче, чем последние дни. И даже увидел сон.

Во сне он летел низко над зарослями карликовых деревьев и кустарника. Тундра расстилалась во все стороны, куда доставал взгляд. Тонкий убывающий месяц чуть заметно бликовал на поверхностях маленьких озер, которых становилось все больше и больше по мере того, как его несло над тундрой. Между всхолмий и низин вилась бледная золотая дымка, будто кто-то провел огромной лучиной по земле, оставив дорожку из прозрачного сияющего тумана. Золотистая ленточка вильнула, и Джамир увидел небольшой пролесок, а за ним — приземистый домик с дерновой крышей, едва заметный в ночной тундре. Домик-землянка скрывался за ползучими зарослями, но возле самой крыши в крохотном окне горел огонек — белый, нежный и трепетный, как летняя бабочка.

Наутро он проснулся свежим и полным сил. И двинулся дальше на юг.

* * *

Брисигида не заметила, как прошел день. Для зачарования гематитовых амулетов приходилось раскачивать их на длинных нитях, как маятники. Красные камни она распределила по импровизированным сосудам — глиняным и стеклянным пузырькам от мазей, притираний, зелий, а также по бутылкам и флягам от спиртного. Даже Кистень отдал для общего дела свою серебряную флягу с гравировкой в виде голой русалки, с печальным вздохом и жалобным лицом, но отдал. Каждый камешек был подвешен к пробке, пробки запечатаны воском, в итоге внутри сосудов камни как бы зависали в толще жидкости — отвара чертополоха, крапивы и полыни. Закупоркой занимались в основном Ринна, Цефора и Дина, как самые ловкие и аккуратные члены команды.

Гематитом Брисигида занялась позже. Феликсу к зачарованию она все-таки не допустила — боялась осквернить амулеты. Та, казалось, отнеслась к этому с пониманием, но очередное напоминание о смерти ее расстроило, и она снова отправилась шляться по берегу. Брис краем глаза успела заметить, как за ней потянулся Данатос, но не придала этому значения. Маронда помогала ей развешивать гематитовые маятники, но наводить чары отказалась наотрез.

— Довольно с меня чистюльной магии, — проворчала волшебница. — Мне распихивания щитов по бутылкам хватило. Втроем делали, а все равно умаялась. Терпеть не могу всю эту чехарду, уж больно к жречеству близко. А я в этом и так не сильна!

— Но я не справлюсь одна! — возмутилась Брисигида.

— А куда ты торопишься? — резонно заметила старуха. — Гонит тебя кто с острова? Отдыхай, спи, потом снова за работу. А будет скучно, я тебе на цимбалах сыграю. Я даже это делаю лучше, чем перенаправляющие чары.

— Может, зря я отказалась от помощи Феликсы? — засомневалась жрица. — И ее расстроила, и сама надорвусь…

— Не драматизируй, — фыркнула Наставница. — Как бы ее магия вместо перенаправления не начала притягивать демона. Ты же знаешь, как их тянет на мертвечину.

Брисигида вспыхнула.

— При всем уважении, гроссмейстер Маронда…

— Ой, все, — махнула рукой та. — Больно ты над ней трясешься. И над собой — тоже, причем когда не надо. Поработай над амулетами три-четыре часа и отдыхай. А я пойду соберу себе брусники с листом, что-то мочевой пошаливает…

Хрипло напевая что-то себе под нос, Маронда ушла от ее шатра и поковыляла в сторону выхода из лагеря, оставив Брисигиду в одиночестве. Жрица вздохнула и принялась за работу, монотонную, нудную и изнуряющую. Теплый закатный свет окрашивал блики на гематитах в охру и багрянец. Брис невольно залюбовалась на их разноцветное сияние…

…И не заметила, как уснула мертвецки глухим сном без всяких сновидений. Ветер позвякивал заготовками-маятниками, убаюкивая ее, заставляя провалиться в сон все глубже.

Проснулась она в глубокой тьме на лежанке у костра, укрытая толстым шерстяным одеялом. Рядом с ней кто-то тихо играл на свирели; тренога с маятниками стояла рядом с ее шатром, накрытая мешковиной. Брисигида не спешила показывать, что проснулась — боялась смутить музыканта.

— У тебя дыхание изменилось, — свирель умолкла. Брисигида узнала голос Лаэрта и невольно вздохнула.

— Ты меня сюда перенес? Спасибо, — тихо ответила она. — Ты давно играешь на свирели?

— Научился, пока ты болела, еще в Бедеране, — так же тихо сказал Лаэрт. — У меня руки начинали дрожать, когда я видел тебя без сознания, — вдруг признался он. — Пришлось их чем-то занять. Я решил научиться чему-то, что могло быть тебе приятно.

Жрице вдруг стало нестерпимо жарко. Она порадовалась, что в темноте ее лица толком не видно. Брисигида всегда легко краснела. Самое неприятное — ей было нечего сказать в ответ.

— Я понимаю, — Лаэрт прервал повисшее молчание. — Мои попытки понравиться тебе наверняка доставляют уйму неудобств. Ты не должна отвечать, — он уже привык к тому, что она каждый раз не могла подобрать слов для своих мыслей о нем и его ухаживаниях.

— Ты стараешься понять, — быстро сказала Брис, — но ты знаешь не все. Ты ведь не можешь знать, что у меня в голове. Есть причины, по которым я не принимаю знаки внимания вообще ни от кого, никому не отвечаю взаимностью.

— Знаешь, что я понял, когда Феликса выпила мертвой воды тогда в пещере? — Лаэрт пересел с бревна к ней на лежанку. Брис помотала головой. — Что мое отношение к тебе не зависит от твоей взаимности. То, что ты меня не гонишь — уже огромная радость.