Тварь - Владислав Выставной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая забавная встреча, — разглядывая Буку и неприятно скалясь, сказал главарь. — Что-то подсказывает, что последняя.
— Смотри, нехристь поганая, — никто тебя за язык не тянул, — мрачно заметил Монах.
— Кто это вякает? — главарь сделал удивленное лицо, темные стекла очков недобро блеснули. — Смотрите-ка — Монах! Ты все еще живой, тухлое брюхо? Не отстрелили тебе ничего за твои гнилые базары?
Монах не ответил, считая бессмысленным диалог с «блатными». Главарь переключил свое внимание на Буку.
— Так, так… А куда девку потерял? Променять ее решил, что ли, на старого бородатого борова? Не одобряю твой выбор, не одобряю…
Бандиты заржали.
Бука смотрел вдаль — он словно не замечал ни самих бандитов, ни их угрожающих фраз. Пока еще у этих людей был шанс оставить его в покое и просто отправиться своей дорогой: силе нет дела до насекомых, ползающих под ногами, — пока они не начали кусаться.
Все же эти ребята сделали неправильный выбор.
— Ведь девка была с вами, так? — сказал главарь, в упор рассматривая Буку. — Пойми меня правильно: мне плевать и на тебя, и на твоего юродивого дружка. Но твоя шмара обчистила общак — а это никак нельзя оставить безнаказанным. Меня просто не поймут. Мы уже говорили на эту тему. И раз ты укрываешь от нас эту суку, тебе придется ответить самому. Согласен?
Бука медленно перевел взгляд на бандита.
— Не смей говорить о ней плохо, — тихо сказал он.
— Да я говорю как есть, — двигая языком зубочистку, сказал главарь. — Да и не про нее сейчас базар. Сказывают, что за тебя опять назначили награду. Ведь так, Попугай?
Бука метнул взгляд к груде искореженного железа, где только теперь увидел знакомое лицо. Наемник, сложив на груди руки, неподвижно стоял за спинами бандитов. На лице его отразилось недовольство тем, что упомянули его имя. Надо же — и этот уцелел. Иногда казалось, что Попугай непотопляем настолько же, насколько и беспринципен. Впрочем, на то он и наемник. Не испытав никаких эмоций по поводу этой внезапной встречи, Бука снова посмотрел на главаря. Он спокойно ждал продолжения, предоставляя этому самодовольному подонку последний шанс.
— В общем, договоримся так: ты не рыпаешься и идешь с нами. Можно было бы пришить тебя на месте, но, говорят, живой ты вдвое дороже мертвого — а мы не привыкли разбрасываться бабками. Будем считать, что твоя башка компенсирует нам убытки, причиненные девкой. Ведь ты не против расплатиться своей головой за жизнь этой телочки?
Все-таки зря этот урод так часто вспоминал Нику. Нервы у Буки были не железные, а вывести из себя сконцентрированную силу было не так уж и сложно. Главарь еще продолжал скалиться прямо ему в лицо, когда воздух за его спиной стал сгущаться, подхватывая с сухой земли пыль, закручивая ее широкой спиралью. Отчаянно каркнула над головой ворона, захлопала крыльями, начиная противоестественно носиться по кругу. В ту же секунду один из бандитов попятился, будто его утаскивали назад, ухватив за полы плаща, заскреб ботинками, заверещал и, судорожно ухватившись за рукоять пистолета-пулемета, невольно выпустил очередь над головами сообщников. Без сомнения, уркаган смекнул, что сейчас с ним произойдет и что сопротивляться просто не имеет смысла. Но такова уж человеческая природа — до самого последнего момента бороться за собственную шкуру. На крики и выстрелы как по команде обернулись все остальные. Представшее им зрелище было способно лишить рассудка — если ты знаешь, что такое возникшая рядом «птичья карусель».
Несчастного быстро, одним рывком втянуло в глубину пыльного вихря — и тут же во все стороны брызнула мгновенно измельченная кровавая каша. Бандиты не успели смахнуть с лиц ошметки своего неудачливого «кореша» — а границы аномалии уже достигли их самих, вырывая из рук разом потяжелевшие автоматы, отправляя безвольные тела по широкой спирали вглубь своего убийственного центра. Сухая земля жадно впитывала кровавый дождь, на поверхности образовался влажный, грязно-бурый круг, присыпанный обрывками тряпок и искореженным оружием.
Кто-то успел убежать, и теперь у ног Буки и бледного как смерть Монаха оставалось лишь трое — главарь и еще парочка с перекошенными от ужаса лицами. С некоторым разочарованием Бука отметил, что Попугай опять умудрился улизнуть, и отдуваться за его делишки снова придется другим. Спасаясь от расползающейся аномалии, уцелевшие бандиты побросали оружие и теперь смотрели на Буку, как на голодное чудовище. Впрочем, в этом качестве Бука не был одинок: пока «птичья карусель» делала свое смертельное дело, к месту расправы неторопливо приблизился кровосос, явившийся по тихому призыву человека-монстра.
Теперь Бука не чувствовал себя одиноким: он ощутил себя в центре всех этих неприкаянных, вечно голодных существ, вынужденных скитаться по бесплодным просторам Зоны. Он даже чувствовал к ним жалость.
Ничего, скоро он поведет их на новую, благодатную землю, где будет вдоволь пищи и питательного человеческого страха. Каждая тварь, которой приходилось до поры ютиться в пределах Периметра, получит наконец долгожданную свободу. Это будет настоящий кровавый пир, предшествующий необузданному спариванию и бурному размножению — по всей этой маленькой планете.
Сейчас же дело за малым: дать волю этому единственному созданию, для которого трое сжавшихся от страха безоружных людей — редкое и такое желанное лакомство. Кровосос издал низкий утробный звук, затрясся в предвкушении, протянул вперед жуткие корявые лапы, напряг ротовые щупальца, готовые впиться в живую плоть.
— Останови его! — раздался резкий голос Монаха. — Это же люди — не отдавай их дьявольскому отродью!
Монах целился прямо в голову мутанта, хотя и знал прекрасно, что ему не хватит двух патронов его «вертикалки» и не достанет времени перезарядить оружие. Это чуял и кровосос — он резко повернул в сторону Монаха свою кошмарную морду. Зарычал, шевеля щупальцами на месте некогда человеческого лица. Сейчас мутант выглядел подлинным воплощением зла, обосновавшегося в круге Ада, очерченного Периметром. Не будь радом того, кто сейчас повелевал его волей, он вмиг разорвал бы этого человека, посмевшего глядеть на него открыто, бесстрашно, бросая вызов самой Зоне.
— Останови его, — повторил Монах, повышая голос. — Прости этих людей — они не ведали, что творят.
— Они — зло, — сухо сказал Бука. — Они должны умереть.
— Если ты еще человек — не отдавай их чудовищу! — голос Монаха дрогнул.
— И не подумаю, — с вызовом глядя на друга, сказал Бука. Сделал едва уловимый жест — и монстр со стремительностью молнии набросился на бандитов. Округа огласилась воплями, полными ужаса и боли. Эти звуки заглушил свирепый рев мутанта, смешавшийся со звуком раздираемой плоти. Через несколько секунд единственными звуками были отвратительное урчание желудка и сытая отрыжка чудовища.
Монах медленно перевел дробовик на Буку — теперь тот спокойно глядел прямо в черные червоточины стволов. Бука не боялся смерти. Он просто знал, что его время еще не пришло.
— Ты не имеешь права так поступать, — сказал Монах, касаясь пальцами сдвоенных спусковых крючков. — Ты такой же нелюдь, как и этот проклятый кровосос.
— Я знаю, — спокойно сказал Бука.
— В тебе не осталось ничего человеческого, — продолжал Монах, словно уговаривая самого себя поверить в собственные слова. — Ты убиваешь людей безо всякой жалости, и ты же защищаешь эту чудовищную погань…
Бука промолчал, продолжая разглядывать черные провалы стволов. Эти узкие туннели смерти завораживали его, в какой-то момент он даже с тоской подумал, что было бы неплохо, если бы сейчас все кончилось…
— Ты служишь Сатане, Бука! — со злостью выкрикнул Монах.
Бука лишь криво улыбнулся в ответ. За ним медленно, в полный рост поднялась высокая, пугающая фигура кровососа. Его морда и торс были в крови. На землю, туда, где лежали растерзанные трупы, Монах предпочел не смотреть. Вместо этого он крепче вжал в плечо приклад дробовика, поймал на мушку переносицу Буки. Тот продолжал смотреть со спокойствием Сфинкса.
— Я должен это сделать, — решительно сказал Монах. — Прости!
И вдавил первый спусковой крючок.
Осечка. Стремительно нажал второй — и снова тишина. Лишь низко зарычал кровосос, сделал шаг в сторону Монаха и остановился под взглядом Буки. Тот подождал, ожидая продолжения, — но Монах просто опустил ружье, будто сдавшись перед непреодолимой силой тьмы. Конечно, это было не так — глаза его продолжали сверкать гневом.
Постояв немного, Бука развернулся — зашагал дальше, словно и не было этой непредвиденной остановки с кровавыми последствиями. Следом за ним, все больше отставая, неторопливо, враскачку отправился кровосос — он потерял всякий интерес к одиноко стоящему человеку с ружьем.