Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина

— Вам, Веллер, не хватает только пострадать, чтоб вызвать поклонение.

— Я всегда не любил пострадателей и сострадателей. Мне всегда были ближе те, кто из любого положения улыбались и говорили: «Фигня, все нормально». Это по старому анекдоту: «И не дождетесь!» Философ на самом деле не должен учить людей, как надо жить. Для этого есть моралисты, наставники. Философ всего лишь объясняет, как устроен мир. А люди могут понимать или не понимать. Это их дело.

— Вы только что побывали в Таллине. Ваша жена обнаружила в вас какие-то новые московские привычки?

— Нет. Моя жена по профессии журналистка — кончала московский журфак. Все московские привычки ей вполне близки. В ней и во мне одна и та же московская бацилла. За последние 10 лет оказалось, что все наши друзья живут в Москве, и мы в Таллине чувствуем себя как на дальней даче.

— Успели научиться в Москве коммерческим правилам игры?

— Я учился этому в Петербурге. В Москву вернулся уже готовым: очень быстро увидел, что издатель норовит отстричь у тебя абсолютно все. Бывало, говорили: «Книжка вышла вчера». Но она не выходила никогда. Теперь такие фокусы со мной не проходят.

— Вас пытались приручить в Москве богатые дамы? Живет, дескать, вне семьи, популярен, хорош собой… Притягательный объект для супружества!

— Вы мне льстите. Я старый стоптанный козел. Никто не пытался меня приручить.

— А если бы попытались, приключение увлекло бы вас?

— Н-и-к-о-г-д-а! Орлы в неволе не размножаются.

— Из напитков вы выбираете чай. Неужели плодовитый и успешный писатель Веллер не находит в вине или в шампанском вдохновляющий смысл?

— Я нахожу в этом вкус, иногда замечательный вкус. Но вдохновение все-таки — в природе, в разговоре, в собственном состоянии. Все это действует лучше спиртных напитков. Хорошая русская водка не для того пьется, чтобы думать, а для того, чтобы обрести веселье, прийти в дружеское расположение в хорошей компании.

— Вы обрели в Москве хлебосольные компании?

— Кроме Москвы, их почти нигде нет.

— В ком из современных писателей вы видите талантливого продолжателя русской классической традиции?

— Отношения между писателями притягательны тем, что стирается разница между розарием и серпентарием. Лучше всего не выступать судьей своим коллегам. Не суди, да не судим будешь. Здесь я вдруг делаюсь маоистом — пусть цветут десять тысяч цветов.

— Три года назад вы возглавляли жюри премии «Дебют». Как там с талантами?

— Вы знаете, было удивительно много талантливых ребят. Десять — пятнадцать человек писали замечательно неплохо. Из многих могут получиться действительно хорошие писатели.

— Когда видите красивую женщину, что с вами происходит?

— Досадую, что в 30 лет выглядел лучше. Радует, что жизнь продолжается.

— У вашей жены хорошие ноги?

— По-моему, да. Две. Устойчивые. Отлично двигаются.

— При первой встрече вы обратили на это внимание?

— Нет. Она была в брюках.

— Вы по природе гурман?

— Когда-то доктор филологии, критик Владимир Гусев, обозвал меня протеистом. Я полез в словарь и узнал, что это от Протея, древнегреческого бога, который может принимать любое обличье. Это означает, что можно в нищете прокрасться на кухню, отсыпать немножко соседской муки, отлить чуть-чуть чужого масла, испечь лепешку и утащить в нору. И это будет вкусно. Но если, предположим, в Париже ночью выдается поехать на бульвар Капуцинов и съесть там луковый суп, то это тоже совершенно замечательно. Человек, который прошел настоящую бедность и все-таки не превратился в урода, должен уметь получать удовольствие от всего.

— Попадали в экстравагантные ситуации?

— Регулярно. В Нью-Йорке. Я давал интервью журналисту «Интересной газеты». Был такой эмигрантский горчичник на Брайтоне. Приехал туда вечером для встречи с главным редактором — он меня вызвонил. Увидев, что он собирается меня поить каким-то вонючим растворимым кофе, я зашел в соседнюю дверь, купил две бутылки вина: «Посидим по-человечески». После первой бутылки рассказывать стал он. Оказалось, мы земляки — я кончал школу в Белоруссии, а он минчанин. С особым шиком он сообщил, что кончил Литературный институт, работал в республиканской газете «Знамя юности». И, глядя ему в глаза, я сказал: «Это ты, сука, сто лет назад чуть не зарубил юный талант, когда я, семнадцатилетний десятиклассник, на дрожащих ногах принес тебе свои первые стихи в “Знамя юности”?» Сделал вид, что собираюсь треснуть его бутылкой. Он слегка испугался: от этих эмигрантов всего можно ожидать, — но через минуту мы с ним весело посмеялись. Должно было пройти сорок лет после того, как он объяснял мне, что литература — дело трудное, и мне надо поискать что-то попроще. Прошли годы — и он просит у меня интервью и пьет за мой счет.

— Вы написали мрачный роман-катастрофу «Б. Вавилонская». Это же почти садизм, и юмор там черный. Вас так настроила сегодняшняя Москва или сегодняшняя власть?

— Москву я люблю, и любовь заставляет предостеречь от грядущей катастрофы. Сейчас тревожные ожидания разлиты в воздухе. Россия проходит опасную, шаткую стадию. Вся наша цивилизация на краю гибели. Долг писателя — указать на пропасть, помешать свалиться в нее. Москва загазована. В Москве мало детей и много воров. Много денег и мало справедливости. Еще не поздно опомниться, найти в себе волю и принять меры. А не то пойдет такая реальность, что будет страшнее любого вымысла.

— Одна из частей книги — своего рода новое Евангелие. Вы тоже пришли к христианству?

— Думаю, что с точки зрения Церкви я закоренелый еретик. Полагаю, что Бог един и вездесущ и пребывает везде в мире и в душе каждого. И для общения с ним не нужны никакие посредники и никакие обряды. Любовь — в твоем сердце, добро — в твоих руках, и никто за тебя не выполнит твое предназначение в мире. За утверждение этой вечной истины и принимает крестную муку мой герой в сегодняшней Москве.

— Писатель в России всегда оставался человеколюбцем. Вы по взглядам государственник, или ваша душа верна гуманистическим идеалам?

— Русские либералы допустили основополагающую ошибку — они сопрягли в неразрывное целое свободу слова, совести, печати, частной собственности со свободой грабить, убивать, обирать людей, не платить зарплату, раскрадывать казну, присваивать созданные народом ценности и тэ дэ. То есть они утверждают: демократические свободы и бандитские свободы могут существовать только в одном флаконе. А вот такой салат народу не нужен!