Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

Последующая карьера С. А. Колычева оказалась надолго связана с южными краями. В 1707 г. Степан Андреевич стал воронежским обер-комендантом, а 28 ноября 1713 — азовским вице-губернатором. В 1714 г. Степану Колычеву пришлось выступить и в роли пограничного комиссара, уполномоченного по разграничению земель с Турцией[762].

В том же 1714 г. над головой Степана Андреевича спустились первые тучи. Негаданно получило огласку подметное письмо, в котором вице-губернатор обвинялся в «преступлении указов» и «претеснениях народа». Тогда ситуация разрешилась для С. А. Колычева благополучно: в Петербурге удовлетворились какими-то его разъяснениями и закрыли дело[763].

Но в условиях второго десятилетия XVIII в. подметные письма (равно как и более ходовые челобитья) являлись уже не единственным механизмом осведомления высшей администрации о злоупотреблениях местных властей. В 1711 г. в нашей стране появился еще один, принципиально новый, воплощенный в специализированном учреждении механизм за госаппаратом — институт фискалов[764]. Имевшие чисто общенадзорную компетенцию и разветвленную сеть территориальных подразделений, подчиненные непосредственно Правительствующему сенату фискалы разоблачили множество лихоимцев и казнокрадов. Внимания новоявленных правительственных контролеров не избежал и Степан Колычев.

В составленном по материалам фискальской службы для Петра I, по-видимому, в 1715 г. особом докладе азовскому вице-губернатору инкриминировались три эпизода: 1) неисполнение указа о конфискации татарских деревень; 2) упущения по взысканию налогов; 3) незаконное изъятие у крестьян на личные нужды «сена многова числа». Поступившие сведения не оставили царя безучастным. Наложенная на доклад высочайшая резолюция гласила: «И протчаго что от тамашних жителей явитца, как от великоросийского народа, так и от слободских полкоф, о чем, приехаф, надлежит им сказать, ежели имеют что всяких жалоб кроме месных вершеных дел междо ими»[765].

Очевидно, Петр I замышлял направить какого-то из доверенных лиц в Воронеж для проведения дознания о злоупотреблениях С. А. Колычева. Царское намерение осталось, однако, неосуществленным. Никакого выездного разбирательства фискальских обвинений против Степана Андреевича в середине 1710‐х гг. так и не состоялось[766]. Поступившее в итоге в следственное производство Сената дело С. А. Колычева (как и множество других, инициированных фискалами) легло без движения. Сделавший первые обороты правоохранительный механизм застопорился.

Ситуация переменилась в 1717 г. После возвращения из заграничного путешествия Петр I решил форсировать досудебное разбирательство возникших по фискальским сообщениям уголовных дел. Для этой цели 9 декабря 1717 г. было учреждено шесть следственных комиссий, получивших вскоре с легкой руки царя не вполне точное наименование «майорских канцелярий»[767].

По внутреннему устройству канцелярии «образца 9 декабря» ничем не отличались от тогдашних военных судов («кригсрехтов»): при руководителе — «презусе» — состояли два или три асессора, младшие участники следственного процесса[768]. Имевшие последовательно выраженную следственную компетенцию[769] «майорские» канцелярии подчинялись напрямую верховной власти и комплектовались почти исключительно лично известными царю офицерами гвардии. Расчет Петра I был очевиден: прошедшие фронт, спаянные многолетними испытаниями в достаточно замкнутую корпорацию гвардейцы оказались заведомо вне пределов той системы взаимозависимостей и взаимоповязанностей столичной (и тем более региональной) бюрократии, которая могла парализовать любое наступление на должностную преступность. Все это делало направленных на следственное поприще строевых офицеров устойчивыми ко всякого рода неформальным влияниям и частным обращениям (не говоря уже о попытках подкупа).

Разумеется, весь колоссальный массив инициированных фискальской службой дел созданные 9 декабря канцелярии никогда бы не расследовали. Поэтому царь передал в их производство только наиболее значимые, говоря по-современному, резонансные уголовные дела (преимущественно по обвинениям высокопоставленных должностных лиц). Между иными из Сената в «майорские» канцелярии перешло и дело С. А. Колычева.

Согласно высочайшему распоряжению дело азовского вице-губернатора поступило в канцелярию ведения С. А. Салтыкова[770]. Почти одногодок Степана Андреевича (родившийся в апреле 1672 г.), Семен Салтыков был заслуженным боевым офицером. Начавший службу в гвардии в 1700 г., он командовал впоследствии 10‐й ротой Преображенского полка, а в мае 1715 г. стал майором того же полка[771]. Асессорами при Семене Андреевиче состояли гвардии капитаны А. И. Панин, И. И. Горохов, а также капитан-поручик Д. Голенищев-Кутузов[772].

Канцелярии Семена Салтыкова предстояло расследовать в общей сложности пять эпизодов преступной деятельности С. А. Колычева. К трем эпизодам, фигурировавшим в отмеченном выше докладе 1715 г., добавились обвинения в организации «неуказных» денежных и излишних провиантских сборов. Перед Колычевым замаячили весьма мрачные перспективы.

И все-таки азовский вице-губернатор устоял. Время шло, грозная следственная комиссия работала, а Степан Колычев как ни в чем не бывало продолжал исполнять свои обязанности[773]. Последовавшее 19 февраля 1721 г. отстранение С. А. Колычева от вице-губернаторства, дополненное предписанием «быть в Санкт-Питербурх на почте немедленно»[774], вовсе не означало опалы. Напротив, в июле 1721 г. Степана Андреевича ожидало сколь хлопотное, столь и ответственное высочайшее поручение: организовать грандиозный всероссийский смотр дворян[775].

Занятия по проведению смотра имели закономерным последствием состоявшееся 18 января 1722 г. назначение С. А. Колычева на только что учрежденную должность герольдмейстера при Сенате. Но это оказался еще не финал путешествия бывшего вице-губернатора по кругам петербургской власти. 17 апреля того же 1722 г. Петр I определил Степана Колычева «по окончании нынешняго генералного смотру дворян» президентом Юстиц-коллегии[776]. В истории отечественной государственности сложилась едва ли не уникальная ситуация: основной фигурант резонансного уголовного дела возглавил крупнейшее правоохранительное ведомство страны.

Подобный карьерный взлет Степана Андреевича был, впрочем, вполне объясним: ему покровительствовал могущественный президент Адмиралтейств-коллегии, сенатор Ф. М. Апраксин[777]. Однако ни завершить «генералный смотр», ни вступить в управление Юстиц-коллегией С. А. Колычеву не довелось. Долго выжидавший С. А. Салтыков нанес в конце концов решающий удар: в 20‐х числах апреля Степана Андреевича взяли под стражу. Наряду с этим Семен Салтыков представил императору состоявший из семи пунктов доклад о результатах следствия над бывшим азовским вице-губернатором[778].

Согласно докладу, Степану Колычеву вменялось в вину пять эпизодов: 1) хищение — путем подлога в приходной адмиралтейской книге 1709–1711 гг. — 10 тысяч рублей; 2) использование на личные нужды различных припасов (красок, гвоздей, медной посуды, железа), а также держание при себе на протяжении шести лет двух мастеров «на государеве жалованье»; 3) расход — также на личные нужды в бытность в Петербурге 200 казенных рублей; 4) незаконное присвоение части выморочного имущества Ивана и Данилы Перекрестовых — с оформлением фальшивых записей о выдаче их вещей двум покойным воронежским администраторам; 5) самоуправное увеличение в 1720 г. денежных сборов с населения губернии[779].

Наиболее серьезным несомненно явился эпизод о похищении 10 тысяч рублей. Между тем именно по данному эпизоду следствию так и не удалось сформировать прочную доказательственную