Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В остальных случаях, думается, сыграла роль волокита (целенаправленная или стихийная — другой вопрос). Уголовные дела по обвинениям власти шести администраторов затянули до самого упразднения «майорских» канцелярий и реабилитационных указов Екатерины I. Впрочем, и поступившие в судебные инстанции дела «вышних командиров» далеко не всегда завершались вынесением приговора.
Скажем, расследованное канцелярией С. А. Салтыкова и переданное в Сенат в мае 1722 г. дело С. А. Колычева сенаторы заволокитили до самой кончины Петра I. Похожая ситуация имела место и с судебным разбирательством упомянутого эпизода о хищении П. П. Шафировым валютных средств в период пребывания во Франции. Несмотря на то что по данному эпизоду Петр Шафиров еще 14 февраля 1723 г. принес повинную[734], это абсолютно ясное дело пролежало без движения в производстве Вышнего суда до марта 1726 г., когда в связи с ликвидацией суда его переслали в Сенат[735], где и «схоронили» окончательно. Сходным образом при жизни Петра I не было завершено судебное рассмотрение уголовных дел В. С. Ершова, А. Д. Меншикова (по отмеченному эпизоду с поченским межеванием), А. П. Салтыкова, У. А. Синявина.
В итоге, насколько стало известно автору, из того самого 31 сановника, подвергшегося в петровское время уголовному преследованию, было осуждено 16 человек (52 %, или 20 % от общего числа тогдашних высших администраторов). Более всего «господ вышних командиров» превратилось из обвиняемых в осужденных в результате судебного рассмотрения «подрядного дела» (шесть человек), а также дела П. П. Шафирова и Г. Г. Скорнякова-Писарева (четыре человека).
Сроки судебных разбирательств складывались тогда (как и сейчас) по-разному. В тех случаях, когда по делу осуществлялось предварительное расследование, судебное следствие занимало чаще всего один-два дня. Судебные заседания происходили тогда без участия подсудимых, судьи ограничивались заслушиванием краткого изложения материалов дела, подготовленного органом предварительного следствия. Именно в таком режиме прошло судебное рассмотрение дел М. П. Гагарина, М. В. Желябужского, А. Я. Нестерова и, вероятно, «подрядного дела». К примеру, суд над Матвеем Гагариным свелся к тому, что 13 марта 1721 г. сенаторы заслушали представленные следственной канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова «выписки» по девяти эпизодам преступной деятельности подсудимого, а уже 14 марта вынесли приговор[736].
В соответствии с тогдашней судебной практикой правовой основой для вынесения приговоров петровским «вышним командирам» служили в первую очередь нормативные акты первой четверти XVIII в., а также Уложение 1649 г. Так, вина Г. Г. Скорнякова-Писарева была квалифицирована судом по ст. 11 закона «Должность генерал-прокурора» от 27 апреля 1722 г. и по ст. 28 Артикула Воинского 1715 г.[737] А вот М. В. Желябужский был осужден на основании ст. 25 гл. 10‐й Уложения 1649 г.[738]
К каким мерам наказания приговаривались в первой четверти XVIII в. преступившие закон «птенцы гнезда Петрова»? Чаще всего к ним применялись уголовно-правовые санкции имущественного характера: штрафы и различные виды конфискаций. Из 31 подвергшегося уголовному преследованию сановника наказания подобного рода понесло 14 человек (45 %). При этом самая жесткая разновидность данной меры наказания — полная конфискация имущества — была назначена судом пяти опальным администраторам.
Реже в судебной практике петровского времени применялась такая чувствительная для госслужащих мера, как лишение чинов. Подобное наказание понесли по меньшей мере пять сподвижников царя-реформатора. П. П. Шафиров в 1723 г., помимо чина, был также лишен баронского титула и орденов.
Телесные наказания по приговору суда вынесены были четырем выходцам из рядов тогдашней «номенклатуры». Осужденные по «подрядному делу» сенаторы В. А. Апухтин и Г. И. Волконский подверглись 6 апреля 1715 г. прижиганию языков (за нарушение присяги на верность государственной службе)[739]. Еще один фигурант «подрядного дела» бывший санкт-петербургский вице-губернатор Я. Н. Римский-Корсаков был тогда же бит кнутом[740]. Аналогичному наказанию кнутом подвергся 24 января 1724 г. и бывший обер-фискал М. В. Желябужский[741].
К лишению свободы — в доминировавшей в те времена форме ссылки — было приговорено также четыре сподвижника Петра I: М. В. Желябужский, К. И. Крюйс, Я. Н. Римский-Корсаков и П. П. Шафиров. При этом реальную ссылку довелось отбывать, по-видимому, только Корнелию Крюйсу да Петру Шафирову (и то не в Якутске, куда он был направлен судом, а в менее климатически суровом месте — в Новгороде)[742]. Осужденный в 1715 г. к пожизненной ссылке в Сибирь Яков Римский-Корсаков также не покинул, похоже, европейских краев. Наконец, приговоренный к пятилетней ссылке на каторгу в Рогервик Михаил Желябужский скончался 15 февраля 1724 г. от последствий телесного наказания[743].
Что же касается смертной казни, то ее судебные органы первоначально назначали шести «птенцам гнезда Петрова»: В. А. Апухтину, Г. И. Волконскому, М. П. Гагарину, А. Я. Нестерову и П. П. Шафирову. Неизменно утверждавший вынесенные высшим должностным лицам приговоры Петр I смягчил меру наказания четверым из названных осужденных. Таким образом, из 31 подвергшегося уголовному преследованию сановника были казнены два человека (6 %, или 2 % от общей численности высшей бюрократии первой четверти XVIII в.).
Осужденный Сенатом Матвей Гагарин был повешен на Троицкой площади Санкт-Петербурга 16 марта 1721 г., осужденный Вышним судом Алексей Нестеров — колесован там же 24 января 1724 г. Для остальных приговоренных (кроме Корнелия Крюйса) процедура казни имитировалась: людей выводили на эшафот, клали на плаху и лишь после этого зачитывали указ о помиловании[744]. Таковы были итоги деятельности органов уголовной юстиции петровской России в отношении высших администраторов.
Что имеет смысл добавить к сказанному? Нет сомнений, что Петр I стремился всеми средствами выжечь разъедавшие отечественное чиновничество язвы взяточничества (очень часто сопрягавшегося в те времена с вымогательством), казнокрадства, злоупотребления должностными полномочиями. По воле первого российского императора были созданы невиданные прежде органы надзора — фискальская служба и прокуратура, невиданные специализированные органы суда и предварительного следствия. Были изданы и специально защищавшие интересы государственной службы невиданные по строгости уголовно-правовые акты.
Аллегорически выражаясь, преступившего закон администратора в первой четверти XVIII в. обложили красными флажками и с нормативной, и с организационной стороны. Да и сама цифра подвергшихся уголовному преследованию чиновников (стоит повторить: 31 человек, 38 % общей численности тогдашней высшей бюрократии) однозначно свидетельствует о наличии у Петра I политической воли к пресечению криминальных тенденций в госаппарате.
Не менее показательна, впрочем, и другая цифра — 16 осужденных, всего лишь 52 % подвергшихся уголовному преследованию «господ вышних командиров» (при 6 % доказавших невиновность на предварительном следствии). А это уже свидетельство неустойчивости, переменчивости той самой политической воли. Нельзя не констатировать и того обстоятельства, что далеко не в полной мере оказался реализован потенциал фискальской службы, грозных «майорских» канцелярий.
Отмеченная неустойчивость высочайшей воли проявлялась местами удивительно ярко. Так, наряду с хрестоматийно известным попустительством А. Д. Меншикову
