Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Церковь – небольшое здание с каменными стенами и соломенной крышей – была похожа на съежившееся животное, прижавшееся к склону холма. Я почувствовала свое внутреннее родство с ней. Отсюда были видны английские наблюдательные посты, сквозь снежную пелену слабо мерцали огни костров, в отдалении слышались голоса, то ли шотландские, то ли английские – отсюда не разобрать.
Затем раздался звук волынки – пронзительный жуткий вопль в бушующей непогоде. И тут же с различных точек холма послышались беспорядочные крики.
Я сразу представила себе волынщиков, раздувающих свои меха, – их высоко вздымающуюся грудь и посиневшие губы, крепко прижатые к трубке; сведенные от холода пальцы превращают вдуваемый воздух в мелодию.
Я почти физически чувствовала сопротивление кожаного мешка, теплого и гибкого под пледом, неохотно пробуждающегося, но неожиданно оживающего и становящегося частью тела волынщика, его третьим легким, которое дышит вместо него. Ветер уносит это дыхание, а крики соплеменников, звучащие вокруг, словно наполняют меха новой силой.
Теперь крики стали громче, они долетали волнами, вместе с ветром, который, меняя направление, швырял в меня снег, смешанный с дождем. Здесь не было никакого укрытия, не было даже деревьев, которые смиряли бы стихию. Мой жеребец повернул чуть в сторону, против ветра и опустил голову, его грива с примерзшими к ней льдинками хлестала меня по лицу.
Церковь – мое прибежище от непогоды, а также от англичан. Я широко распахнула дверь, дернула коня за уздечку и повела его за собой.
Внутри было темно, лишь возле алтаря смутно виднелось оконце из промасленной кожи. По сравнению с тем, что творилось снаружи, здесь было тепло, но от застоявшегося запаха пота я чуть не задохнулась. В церкви не было ничего, кроме небольшой раки с мощами в стене и самого алтаря. Привязать лошадь было некуда. Испуганный сильным человеческим запахом, жеребец стоял тихо, лишь изредка фыркая и беспокойно перебирая ногами. Не спуская с него глаз, я вернулась к двери и выглянула наружу.
Я не знала, что происходит на Фолкеркском холме. То там, то здесь возникали всполохи от ружейных выстрелов. Временами слышался слабый звон металла и редкие хлопки взрывов. Раздавались крики раненых, пронзительные, как скрип волынки, совсем не похожие на гэльские голоса. Потом ветер менял направление, и я ничего не слышала, хотя воображала, что слышу голоса в этом вое непогоды за церковными стенами.
Я не видела битвы при Престонпансе; подсознательно привыкнув к осторожным перемещениям огромных армий, вооруженных танками и орудиями, я не понимала, как быстро все меняется при рукопашном бое на небольшом пространстве и с применением легкого оружия.
Совсем рядом со мной раздался крик: «Тулах ард!» – боевой клич клана Маккензи. Оглушенная воем ветра, я не слышала, как солдаты поднимались по холму. Видимо, часть воинов Дугала была оттеснена в направлении моего убежища. Я быстро нырнула обратно в церковь, но дверь не закрыла, чтобы иметь возможность выглядывать.
Небольшая группа беглецов поднималась на холм. Судя по речи и внешнему виду – пледы, бороды, развевающиеся на ветру волосы, – это были шотландцы; подгоняемые ветром, они казались темными облаками на травянистом склоне холма.
Когда первый из них ворвался в дверь, я отпрыгнула в глубь церкви. Было темно, я не видела лица, но узнала его голос, когда он ткнулся головой в моего жеребца и закричал:
– Боже!
– Уилли! – закричала я в ответ. – Уилли Коултер!
– О славный Иисусе! Кто это?
Я не успела ответить, как дверь широко распахнулась, ударившись о стену, и еще две черные фигуры ввалились в маленькую церковь. Испуганный этим шумным вторжением, жеребец заржал, вскинув в воздух передние копыта. Среди вновь прибывших началась паника: они-то считали, что церковь пуста, и теперь были совершенно огорошены.
Вошли еще несколько человек, и переполох усилился, теперь я отказалась от мысли успокоить лошадь. Меня оттеснили в самый конец, я втиснулась в крошечное пространство между алтарем и стеной и стала ждать, пока все само собой образуется.
И кажется, так оно и происходило – в темноте раздался голос, сразу перекрывший все остальные.
– Успокойтесь! – сказал этот человек непререкаемым тоном.
Все, кроме жеребца, повиновались, и, так как шум и гам начали стихать, конь тоже стал успокаиваться. Он забился в угол и стоял там, пофыркивая и как бы жалуясь.
– Я Маккензи из Леоха, – послышался властный голос. – Кто еще здесь?
– Джорди, Дугал, и со мной мой брат, – со вздохом облегчения произнес голос поблизости. – С нами Руперт, он ранен. О боже, а я уж подумал, что здесь сам дьявол.
– Гордон Маклеод из Ардсмуира, – произнес незнакомый мне голос.
– И Эван Камерон из Кепоха, – сказал еще один.
– Чья это лошадь?
– Моя, – осторожно ответила я, выбираясь из-за алтаря.
Звук моего голоса вызвал новый взрыв возгласов, но Дугал тут же прекратил шум, закричав:
– Тихо, будьте вы прокляты! Это ты, Клэр Фрэзер?
– Да уж не королева, – раздраженно заметила я. – Уилли Коултер тоже здесь, по крайней мере был минуту назад. Нет ли у кого кремня?
– Никакого света! – откликнулся Дугал. – Едва ли англичане пройдут мимо этого места, если они следуют за нами, но глупо самим привлекать их внимание.
– Хорошо, – произнесла я, закусив губу. – Руперт, ты можешь говорить? Скажи что-нибудь, чтобы я могла понять, где ты.
Я не знала, что смогу сделать в темноте. В такой обстановке я не могла отыскать даже свой медицинский саквояж. Но не оставлять же Руперта на полу истекать кровью!
Откуда-то напротив меня послышался очень неприятный кашель, и хриплый голос произнес:
– Я здесь, девушка.
И снова кашель.
Я пробиралась по полу, мысленно чертыхаясь. Судя по булькающему кашлю, его дела плохи – так плохи, что вряд ли поможет и моя медицинская сумка. Наклонясь и широко разведя руки, чтобы не наткнуться на что-нибудь, я прошла последние несколько футов. Наткнулась на теплое тело, и большая рука схватила меня. Должно быть, Руперт. Я слышала его дыхание – тяжелое, прерывистое, с всхлипом на выдохе.
– Я здесь, – сказала я, успокаивающе поглаживая его, как мне показалось, по больному месту.
Он издал удивленный смешок и прогнулся в бедрах, прижимая к себе мою руку.
– Сделай так еще разок, девушка, и я забуду о пуле, – сказал он.
Я отдернула руку.
– Может быть, чуть попозже, – сухо произнесла я.
Я осторожно вела рукой по его телу, чтобы найти голову. Густая колючая борода подсказала мне, что цель достигнута, и я осторожно дотронулась до пульса на шее раненого. Пульс был учащенный и слабый, но все же хорошо прощупывался. На лбу пот, кожа – холодная и влажная на ощупь. Я потрогала кончик носа – он тоже был холодный.
– Жаль, что я не собака, – проговорил Руперт, издавая звуки, похожие на смех. – Холодный нос был бы хорошим знаком.
– Лучше бы ты перестал разговаривать, – сказала я. – Куда попала пуля? Нет, не говори, возьми мою руку и положи на рану, но… если ты положишь ее куда-нибудь еще, Руперт Маккензи, ты умрешь здесь, как собака, и туда тебе и дорога.
Широкая грудь задрожала у меня под рукой от сдерживаемого смеха. Он медленно вел под пледом мою руку, другой рукой я отодвигала мешавшую одежду.
– Понятно, вот она, – прошептала я.
Я нащупала в его рубахе небольшую дыру с краями, мокрыми от крови. Обеими руками разорвала ткань. Осторожно, кончиками пальцев коснулась его бока, чувствуя, как кожа под моей рукой покрывается мурашками, и нащупала входное отверстие – совсем маленькая дырочка в сравнении с большим, сильным телом Руперта.
– Она не вышла где-нибудь? – шепотом спросила я.
В церкви стояла тишина, только жеребец беспокойно двигался в своем углу. Дверь была закрыта, и звуки сражения почти не проникали сюда – невозможно было определить, как далеко идет битва.
– Нет, – ответил он и снова закашлялся.
Я почувствовала, что его рука потянулась ко рту, и последовала за ней, взяв в руку кончик его пледа. Мои глаза привыкли к темноте – насколько можно было привыкнуть, – но его тело по-прежнему казалось мне бесформенной темной массой на полу. Впрочем, кое-что можно было определить на ощупь. Рана чуть кровоточила, но ткань, которую я поднесла к его рту, обдала мою руку неожиданным влажным теплом.
Значит, пуля поразила легкое, а возможно, и оба, и его грудь полна крови. В таком состоянии он может продержаться несколько часов, может быть, день, если одно легкое осталось нетронутым. Если же повреждена околосердечная сумка, он умрет быстрее. Спасти его могла только операция, а это было недоступно.
Я почувствовала чье-то присутствие позади себя и услышала спокойное мерное дыхание – кто-то в темноте пытался найти меня. Я обернулась – мою руку крепко схватили. Дугал Маккензи. Он присел рядом и положил руку на распростертое тело Руперта.