Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2 - Фриц Ройтер Лейбер

– Тогда меня станет защищать Серый Мышелов, и ты мне больше не понадобишься, – приподнимаясь на локте, чуть раздраженно отозвалась Хисвет. – А теперь оставь нас, Фрикс, мне нужно поговорить с ним наедине.

С веселой улыбкой Фрикс вышла из пространства между смертоносными клетками, сделала короткий реверанс, надела свою желтую маску и скрылась за одной из дверей, задернутой тонкой серебристой занавеской.

Все еще опираясь на локоть, Хисвет повернула к Мышелову свое прекрасное узкое лицо. Он нетерпеливо простер к ней руки, но она сжала его неугомонные ладони в своих холодных пальцах и, лаская их и глядя ему прямо в глаза, спросила, вернее, сказала почти утвердительно:

– Ты ведь будешь любить меня вечно, раз отправился за мной в эти темные, страшные и запутанные подземелья крысиного царства?

– Конечно буду, о царица бесконечных услад, – пылко воскликнул Мышелов, вконец ополоумевший от желания и верящий в сказанное всеми фибрами своей души – или почти всеми.

– Тогда, я думаю, тебя нужно освободить вот от этого, – проговорила Хисвет и положила обе ладони ему на висок. – Теперь, когда я безоговорочно верю тебе, это будет оскорблять меня самое и мою красоту.

И, заставив Мышелова ощутить лишь легкий укол, она ловко выдавила ногтями у него из-под кожи серебряную стрелку – так женщина выдавливает черный или белый угорь на лице своего возлюбленного. Затем Хисвет протянула Мышелову ладонь с лежащей на ней сверкающей стрелкой. Мышелов же ничего нового не почувствовал. Он продолжал восторгаться Хисвет, как божеством, а тот факт, что прежде он веровал в какое-либо божество не дольше нескольких мгновений, совершенно его не смущал, по крайней мере пока Хисвет не прикоснулась холодной рукой к его телу. Ее красноватые глаза были уже не туманно-томными, а сверкающими. Мышелов хотел было ее обнять, но она отстранилась и очень по-деловому сказала:

– Нет-нет, еще рано! Прежде нам нужно кое-что обдумать, радость моя, ведь ты можешь оказать мне кое-какие услуги, которые не под силу даже Фрикс. Для начала ты должен убить моего отца – он вечно ставит мне палки в колеса и мешает невообразимо, – а после его смерти я смогу стать императрицей, а ты – моим возлюбленным принцем-консортом. Нашему могуществу не будет предела. Сегодня ночью – Ланкмар! Завтра – весь Невон! Потом покорение других вселенных, лежащих за пределами космических вод! Порабощение ангелов и демонов, неба и ада! Поначалу было бы неплохо, если бы ты выдал себя за моего отца, как проделал это с Григом, и проделал весьма умело, могу это подтвердить, миленький. По части обмана ты очень похож на меня, дорогой. Затем… – Увидев что-то в лице Мышелова, Хисвет осеклась. – Ты ведь будешь подчиняться мне во всем, не так ли? – даже не спросила, а резко заявила она.

– Ну… – начал Мышелов.

Серебряная занавеска вздулась до потолка, и в спальню влетела Фрикс, в развевающемся плаще и капюшоне, бесшумно скользя по полу в шелковых туфельках.

– Маски! Скорее! – крикнула она. – Берегитесь! – С этими словами Фрикс поспешно схватила бледно-фиолетовое покрывало и прикрыла Хисвет в ее фиолетовом платье и обнаженного Мышелова. – Ваш отец идет сюда с вооруженными стражниками, госпожа!

После этого, мгновенно встав на колени у изголовья со стороны Хисвет и склонив голову в желтой маске, служанка изобразила полнейшую покорность.

Едва белая и фиолетовая маски заняли свои места, а серебряная занавеска опустилась, как кто-то резко отдернул ее в сторону. В комнату влетели Хисвин и Скви, оба без масок, за ними три крысы-копейщика. Несмотря на сидевших в клетках громадных животных, Мышелов никак не мог отделаться от впечатления, будто все крысы были ростом футов пять, а то и выше.

Хисвин оглядел спальню, и лицо его побагровело.

– Чудовище! – возопил он, обращаясь к Хисвет. – Бесстыдный разврат! Распутничать с моим коллегой!

– Не нужно истерик, папочка, – проговорила Хисвет и лаконично шепнула Мышелову: – Убей его сейчас. Со Скви и остальными я улажу.

Шаря рукой под покрывалом в поисках Скальпеля и повернув в сторону Хисвина свою белую маску, украшенную бриллиантами, Мышелов мягко проговорил:

– Ушпокойшя, шоветник. Ражве моя вина в том, что твоя божештвенная дочь Хишвин выбрала меня иж вшех крыш и людей? Или это ее вина? Любовь не жнает правил.

– Ты поплатишься за это своей головой, Григ, – проскрежетал Хисвин, приближаясь к постели.

– Папочка, ты стал пуританином и маразматиком, – строго, почти чопорно проговорила Хисвет, – раз не можешь подавить старческого раздражения в ночь твоей великой битвы. С тобой все ясно. Твое место в Совете должна занять я. Не правда ли, Скви? Папочка, я полагаю, что ты страшно ревнуешь к Григу, потому что хотел бы сам оказаться на его месте.

– О пакостница, которая была моей дочерью! – возопил Хисвин и, с юношеским проворством выхватив из-за пояса стилет, нанес удар, метя Хисвет в шею, между фиолетовой маской и покрывалом, но Фрикс, бросившись, не вставая с колен, вперед, подставила левую ладонь, словно отбивала ею мяч.

Острый, как игла, кинжал, вонзившись ей в руку по самую узкую рукоять, вырвался из пальцев Хисвина.

Стоя на одном колене и вытянув левую ладонь, из которой торчал стилет и капала кровь, Фрикс повернулась к Хисвину и, сделав другой изящный жест, сказала ясным и обезоруживающим тоном:

– Ради всех нас, умерь свой гнев, о дорогой отец моей дорогой госпожи. Чтобы все это уладить, нужен спокойный рассудок. Вы не должны ссориться в эту ночь из ночей.

Хисвин побледнел и попятился, явно устрашенный сверхъестественным самообладанием Фрикс, от которого и впрямь легко могло бросить в дрожь не только человека, но даже крысу.

Ладонь Мышелова тем временем сомкнулась на рукоятке Скальпеля. Он приготовился выскочить из постели и броситься назад в покои Грига, прихватив по пути сверток с одеждой. В какой-то момент в течение последних двадцати или около того ударов сердца его великая и бессмертная любовь к Хисвет тихонько приказала долго жить и уже начинала пованивать.

Но в этот миг фиолетовые шторы резко раздвинулись, и из двери, выбранной Мышеловом в качестве пути отступления, выскочил, размахивая мечом и кинжалом, Грист, в своем золототканом черном наряде. За ним следовали три крысы-стражника в зеленых мундирах, каждая с обнаженным мечом в лапке. Мышелов узнал кинжал, который Грист держал в руках, – это был Кошачий Коготь.

Пробежав за изголовье кровати, Фрикс снова оказалась между клетками со скорпионом и гадюкой; стилет, словно длинная булавка, все еще торчал у нее из ладони. Мышелов услышал ее торопливый шепот:

– Интрига закручивается. Изо всех дверей входят вооруженные крысы. Близится развязка.

Грист