Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Карен Хорни

Что же, одна из сторон медали важнее, существеннее другой? Трудно ответить на этот вопрос и, наверное, вообще нельзя, но его внутренняя борьба – вот за что может зацепиться анализ и добраться до него в то время, когда он не хочет копаться в трудностях своих отношений с другими, и когда эти его трудности действительно далеки. Отчасти он более доступен в этом плане, потому что его отношения с людьми так бесконечно хрупки, что он очень тревожно избегает затрагивать их. Но есть и объективные причины для затрагивания в процессе лечения внутрипсихических факторов в первую очередь. Мы видели, что они многими путями вносят вклад в его внешнюю тенденцию, высокомерную мстительность. Мы фактически не можем понять объем его высокомерия, не приняв во внимание его гордости и ее уязвимости, или понять силу его мстительности, не глядя на его потребность в самозащите от ненависти к себе, и т.д. Но сделаем следующий шаг: это не только отягчающие обстоятельства; это факторы, делающие его враждебно-агрессивные склонности компульсивными. И это решающая причина того, что попытки напрямую взяться за враждебность будут (и должны быть) неэффективными – тщетными на самом деле. Пациент не заинтересован в том, чтобы увидеть ее, и еще больше в том, чтобы ее исследовать, до тех пор, пока продолжается действие данных факторов (проще говоря, пока он не может ничего с ними поделать).

Например, его потребность в мстительном торжестве несомненно относится к враждебно-агрессивной тенденции. Компульсивной ее делает потребность утвердить свои права в собственных глазах. Изначально это не невротическое желание. Он подходит издалека, начиная с общечеловеческих ценностей, с того, что должен оправдать свое существование, отстоять свои ценности. Но затем потребность восстановить гордость и защититься от тайного презрения к себе делает это желание императивным. Сходным образом, его потребность вечно быть правым и вытекающие из нее высокомерные требования, хотя и воинствующие, агрессивные, становятся компульсивными вследствие необходимости предотвратить появление любого сомнения в себе и самообвинения. И наконец, размах его выискивания ошибок и поиска виноватых, его установки на осуждение и наказание по отношению к другим (или, по крайней мере, то, что придает этим установкам компульсивность) проистекают из крайней необходимости вынести вовне свою ненависть к себе.

Более того, как мы указывали вначале, явный рост мстительности может наступить, если плохо функционируют силы, обычно ей противодействующие. И здесь тоже основной причиной того, почему сдерживающие начала не действуют, являются внутрипсихические факторы. Процесс подавления нежных чувств, начавшийся в детстве и описанный нами как усиливающийся процесс, был вызван в нем действиями и установками других людей и предназначен для защиты от них. Потребность сделаться нечувствительным к страданию во многом подкрепляется уязвимостью его гордости и, подхлестываемая ею, достигает высшей точки – требования неуязвимости. Его желание давать и получать человеческое тепло и дружбу, изначально пресекаемое окружением и затем принесенное в жертву потребности в торжестве, окончательно замораживается приговором ненависти к себе, клеймящим его, как не стоящего любви. Таким образом, по отношению к другим ему нечего особенно терять. Он бессознательно усваивает афоризм римского императора: oderint dum metuant. Другими словами: «Не может быть и речи о том, чтобы они полюбили меня, так или иначе, они меня ненавидят – так пусть же, по крайней мере, боятся». Кроме того, здоровая заинтересованность в собственном благополучии, которая в противном случае сдержала бы мстительные порывы, сведена к минимуму его полным пренебрежением к себе. И даже страх перед другими, хотя и шевелящийся в нем, подавляет его гордость своей неуязвимостью и неприкосновенностью.

В контексте утраты связей с людьми один фактор заслуживает нашего особого внимания. Он мало сочувствует другим, если вообще кому-то сочувствует. Это отсутствие симпатии имеет много причин, лежащих в его враждебности к другим и в недостатке сочувствия к себе самому. Но, вероятно, наибольший вклад в черствость по отношению к другим вносит его зависть к ним. Это горькая зависть не к чему-то конкретному, а ко всему вообще, и проистекает она из его чувства выброшенности из жизни.* Оградив себя колючей проволокой, он и впрямь отрезан от всего, что делает жизнь стоящей – от радости, счастья, любви, творчества, роста. Но что если мы спросим здесь: не сам ли он повернулся к жизни спиной? Разве он не гордится тем аскетизмом, с которым ничего не хочет и ни в чем не нуждается? Разве он не отталкивает от себя любые позитивные чувства? Почему бы ему тогда завидовать другим? А он на самом деле завидует им. Естественно, без анализа высокомерие не позволит ему признать свою зависть прямо, этими простыми словами. Но по мере продвижения анализа он может высказаться в том смысле, что, конечно же, кто угодно лучше обеспечен, чем он. Или же он может осознать, что он в ярости на какого-то человека только потому, что тот всегда весел или чем-то искренне увлечен. Косвенным путем он сам предлагает этому объяснение. Он считает, что такой человек хочет злобно унизить его, суя ему в нос свое счастье. Подобное восприятие положения вещей не только возбуждает в нем такие мстительные импульсы, как желание убить радость, но и порождает характерный род бессердечия, удушая его сочувствие к чужим страданиям. (Ибсеновская Гедда Габлер – хорошая иллюстрация такого мстительного бессердечия.) Пока что его зависть напоминает нам о собаке на сене. Его гордость задета, если у кого-то есть что-то, чего нет у него, – неважно, нужно ему это или нет.

* См. выражение Ф.Ницше Lebensneid (зависть к жизни) и работу Макса Шелера (Мах Scheler. «Das Revenlimeni un Aufbau der Moralen». Der Neue Geist Verlag. Leipzig, 1919.).

Но это недостаточно глубокое объяснение. При анализе постепенно выясняется, что виноград жизни, хоть он и объявляет его зеленым, все еще желанен для него. Мы не должны забывать, что он не по своей воле повернулся к жизни спиной, и то, на что он променял жизнь – жалкая замена. Другими словами, его вкус к жизни заглушен, но не уничтожен. В начале анализа мы только надеемся на это, но надежда оправдывается в гораздо большем числе случаев, чем это обычно признается. На ней покоится успех лечения. Как мы могли бы помочь ему, если бы в нем не было начала, которое хочет жить в полную силу?

Это наше убеждение впрямую относится к аналитической установке на подобных пациентов. Большинство людей данный тип личности или запугивает до покорности, или они полностью отвергают такого человека. Ни то, ни другое не годится аналитику. Естественно, принимая его как пациента, аналитик хочет ему помочь. Но если аналитик запуган, он не осмелится вплотную взяться за его проблемы. Если же аналитик внутренне отвергает его, он не сможет продуктивно с ним работать. Однако у аналитика возникнет необходимое сочувствие и уважительное понимание, когда он осознает, что и этот пациент, несмотря на его заносчивые уверения в противоположном, тоже страдает и борется, как и всякий человек.

Оглядываясь на три типа личности, принявших решение об экспансии, мы видим, что их общая цель – власть над жизнью. Это их путь победить страх и тревогу; это придает смысл и определенный вкус их жизни. Они пытаются добиться власти различным путем: восхищаясь собой и очаровывая других; подчиняя судьбу высотой своих норм; став непобедимым и покоряя жизнь в духе мстительного торжества.

Соответственно, поразительно отличается их эмоциональная атмосфера – от случайных вспышек тепла и веселья до прохладцы и, наконец, до леденящего холода. Эти особенности в основном определяются установкой по отношению к собственным позитивным чувствам. Нарциссический тип может быть дружелюбным и щедрым при определенных условиях от ощущения изобилия, пусть даже основа этого отчасти ложная. Поклонник совершенства может демонстрировать дружелюбие, потому что он Должен быть дружелюбным. Высокомерно мстительный тип склонен давить дружеские чувства и издеваться над ними. Во всех трех типах присутствует огромная враждебность, но у нарциссического может взять верх его щедрость; поклонник совершенства может ее подавить, потому что он Не Должен быть враждебным; а вот у высокомерно-мстительного человека она открытая, откровенная и, по вышеизложенным причинам, потенциально куда более деструктивная. Ожидания по отношению к другим простираются от потребности в их поклонении и восхищении до потребности в почитании и далее, до потребности в покорности. Бессознательные основания требований к жизни идут от «наивной» веры в свое величие до тщательной сделки с судьбой и до чувства, что ему обязаны возместить причиненный ущерб.

Можно ожидать, что шансы на успех лечения убывают прямо пропорционально по данной шкале. Но здесь снова нужно помнить, что наша классификация только указывает направления невротического развития. На самом деле, успех зависит от многих факторов. Наиболее уместный в этом отношении вопрос, как глубоко укоренились эти тенденции, и как сильны стимулы или потенциальное побуждение их перерасти.