Аквамарин. Часть 1 - Наталия Александровна Матвеева

– Оливия, перестань орать и послушай меня! – жестким и властным тоном проговорил Эйден. – И в кого у тебя такой упертый и сумасбродный характер, ума не приложу? Почему ты так ХОЧЕШЬ, чтобы убийцей Джесс оказался именно человек Уолша? Ты же сама видела, там в квартире, что это был чернокожий парень! Я понимаю, ты не хочешь выходить за Блейка замуж, но это не повод рушить его бизнес и убивать его людей! Оливия, дочка, приезжай ко мне в клуб, мы сможем все спокойно обсудить и прийти к общему решению… Прекрати от меня скрываться и вести войну за моей спиной – это контрпродуктивно и ставит мое влияние под большое сомнение! Я, конечно, понимаю, что тебе безразличны мои дела и ты ненавидишь меня за то, что я сделал твою жизнь сплошной чередой несчастий и одиночества, но будь благоразумна, дочь! Я твой отец, хочешь ты этого или нет, и я волнуюсь за тебя! Ты хоть понимаешь, что я испытал, когда ты сбежала от доктора Калеба? Да в таком состоянии даже на ноги вставать вредно, а не то, что плести интриги и готовить взрывы публичных домов! Приезжай, дочь, я волнуюсь!

Лив нахмурилась и мгновенно остыла. Отец говорил таким взволнованным голосом, что девушке на миг почудилось, что она для него действительно много значит… Но только на миг. Лив была реалисткой и понимала, что она – отрезанный ломоть. Отец не видел ее 16 лет, не воспитывал, не переживал с ней все ее трудности и кризисные моменты в жизни, а значит, не может испытывать к ней настоящей отцовской привязанности и любви. Он просто хочет контролировать ее, знать о ее действиях заранее и влиять на них, направляя в удобное для себя и для своего бизнеса русло. Но, как это ни странно, Лив не злилась на него за это. Она понимала, действительно понимала его отношение к себе. Он – не мама. Для матерей нет сроков давности, даже потеряв ребенка и обретя его снова через сорок или пятьдесят лет, они будут любить его и страдать о нем, как прежде… Это и есть незыблемая материнская любовь, которой Лив так не хватало в ее дурацкой и никчемной жизни.

Она посмотрела на Джонни. Он лежал на ее кровати на боку, подперев ладонью щеку, и с теплой и заботливой улыбкой смотрел на нее своими ясными зелеными глазами. Она чувствовала тот энергетический шар, тот пузырь спокойствия, игривой нежности и теплого сияния, что исходил от него и обволакивал ее с ног до головы. Только этот пузырь, только его обладатель давали ей в жизни то, чего у нее никогда не было, чего не мог дать ей отец, просто потому что не знал, что ей это нужно – спасение от одиночества.

Она слегка улыбнулась Джонни и сказала в трубку тихим голосом:

– Прости, папаша. Я не могу быть благоразумной, потому что я не такая, так что можешь снарядить целую поисковую экспедицию, но я не скажу тебе, где живу, и тем более не стану посвящать в свои планы… По крайней мере до того момента, как ты, наконец, не включишь голову и не признаешь тот факт, что Блейк убил твою старшую дочь. Ну а я, если хорошенько подумать, твоя младшая дочь, и ты должен был поверить мне, хочешь ты этого или нет. – повторила Лив его слова, чувствуя, как обида снова поднимает в ней свою змеиную голову. – Ну а раз у нас с тобой отношения сугубо деловые, то я официально заявляю – я продолжу выполнять свою задачу, так что можешь отречься от меня еще раз, тебе не привыкать, да и мне тоже. Если это все, что ты хотел мне сказать, то с твоего позволения, я пойду спать, передавай привет мистеру О-Коннелу. И больше не звони.

– Оливия! Не смей вешать трубку! Слышишь? Не смей вешать… – закричал Эйден, но связь уже оборвалась – Лив нажала на отбой и, сунув телефон все еще внимательно глядящему на нее Джонни, отвернулась и снова упала в подушки, с облегчением закрыв глаза. Чувствуя, что тело Джонни продолжает давить на ее кровать, она пихнула его ногой в живот и пробубнила в подушку:

– Ты что, здесь спать собираешься, идиотина?

– А что, можно? – ответил ей игривый и обаятельный голос.

– Придется подождать, пока я умру. Тогда можно все. – также глухо пробубнила Лив. Джонни тихо хохотнул.

– Ты в порядке? – вдруг серьезно спросил он, и Лив почувствовала, что он понимает то, что творится в ее душе, но ей так не хотелось показывать слабость.

– В полном. А вот если ты не перестанешь меня жалеть, кое-какие органы у тебя будут не в порядке. Иди уже, Джонни. – недовольно проговорила она.

Джонни улыбнулся ей в спину, встал и, бросив на нее последний нежный взгляд, вышел из спальни.

Глава 20

На следующий день Лив проснулась поздно. Учитывая то, что уснула она в пять утра, открыть глаза в два часа дня – это еще рано, подумалось ей. Резко сев, она ощутила, как ее внутренности наполняются азартом, удовлетворением и веселой решимостью: она точно знала, что будет делать дальше.

Спеша как можно скорее поделиться с Джонни, Лив, даже не думая переодеваться, как и была во вчерашней одежде и с нечесаными спутанными волосами, вылетела из своей комнаты.

Судя по шуму, Джонни уже встал и хозяйничал на кухне. Оливия занеслась туда и плюхнулась на стул, поджав под себя ногу, таинственно и хитро улыбаясь.

Джонни стремительно летал по кухне, жуя сэндвичи, запивая их кофе и одновременно пытаясь посмотреть сводку новостей по маленькому телевизору на холодильнике. На нем уже была превосходная белая футболка, обтягивающая его великолепное тело, модные, идеально сидящие джинсы и как всегда носки – кеды фирмы «Найк» валялись в прихожей у входной двери.

Увидев Лив, Джонни тепло и обаятельно улыбнулся, продемонстрировав ямочки и подмигнув игривым ярко-зеленым глазом:

– Оливка, ты, конечно, всегда красивая и все такое, но ходить по улице и спать нужно в разной одежде, а для тебя было бы неплохо вообще спать без одежды…

Лив не обратила на его слова внимания, а быстро протараторила, сияя триумфом и азартом:

– Джонни! Я все придумала! Мой план – просто сверхклассный и абсолютно беспроигрышный!

Джонни удивленно поднял брови, глядя на нее:

– Правда? А мне казалось, ты спала… Или может тебе приснилось,