Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

– Зельц, что за машина не знаешь? – полушёпотом спросил Алик.

– Скоростной бомбардировщик. Наш, – зачем-то добавил Дымов, хотя большая красная звёзда на фюзеляже не оставляла сомнений в государственной принадлежности самолёта.

– Похоже, сам сел, а не упал.

– А почему вы так решили?

– Если бы упал, мне кажется, покорёжило бы его сильнее.

– Да, верно.

– Зельц, обойди его со стороны носа. И осторожней, там может быть глубоко.

Дымов двинулся вперёд и уже через пару-тройку шагов погрузился в воду по грудь.

– Зельц, стой. Давай со стороны хвоста обойдём. Тут, похоже, помельче.

Обогнув машину с другой стороны, они увидели, что правый мотор самолёта прострелен, а на когда-то блестящей алюминиевой обшивке толстым слоем лежала копоть.

– Похоже, ему один двигатель разнесли, вот он на вынужденную и пошёл. Удачно, надо сказать: машина не загорелась и села относительно мягко, – сказал Тотен. – Ну-ка, подсади меня.

Закинув автомат за спину, Алик с помощью Дымова вскарабкался на крыло, вывозившись при этом в саже. Пройдя по крылу, он заглянул в кабину. Первое, что бросилось ему в глаза, были разбитые приборы.

– Зельц, ну точно, они сами сели. Вон, даже время на то, чтобы ценные приборы разбить было.

– Тотен, а как ты думаешь, давно они тут приземлились? – перейдя на «ты», спросил бывший милиционер.

– Судя по тому, что следов на берегу не видно и трава поднялась – с неделю, не меньше, – с умным видом ответил Алик, а сам попенял себе за менторский тон: «Тоже мне, Чингачгук-по-траве-читающий выискался!».

– Ого, а ШКАС-то они не сняли! – воскликнул он, заметив торчащий из фонаря воздушного стрелка ствол.

– Что не сняли? – не понял или не расслышал Дымов.

– Пулемёт авиационный. Знаешь, какой у него темп стрельбы?

– Нет, откуда?

– Тысячу восемьсот выстрелов в минуту! Почти в пять раз больше, чем у «максима»! – щегольнул Тотен своими познаниями.

– Ого! Вот это пила! – изумился Дымов. – А снять его можно?

– Можно, но у нас сейчас инструментов нет. Знаешь что? Мы сейчас одну вещь проверим, а потом наших с грузовиком вызовем. Тут много чем поживиться можно. Одного бензина несколько сотен литров! И какого! Авиационного.

После чего Алик пролез по фюзеляжу к кабине штурмана-бомбардира. Заглянув внутрь, он увидел, что она до половины заполнена водой, но носовая турель с двумя ШКАСами на месте. «Отлично! Судя, по всему, бомбы они тоже сбросить не успели. Хотя с чего я это-то взял? Ладно! Пулемёты и бензин стоят того, чтобы вызвать ребят с грузовиком.»

Мы ещё немного поболтали с Трошиным, когда из палатки донёсся голос Алика, сильно искажённый динамиком рации:

– Тотен вызывает базу. Тотен вызывает базу. Метнувшись в палатку, я схватил гарнитуру:

– Арт в канале. Слушаю тебя, Тотен.

– Арт, у нас интересная находка. Бомбардировщик, средний. Похоже, конфеты на месте, есть даже огненная вода, ну и пилы с воздушным приводом на месте.

– Здорово. Давай наводку.

– Девяносто два – ноль восемь, юго-восток. У лужи. Мы на стрёме. Встретим.

– Понял тебя! – я торопливо записал координаты. – Что-нибудь ещё?

– Прилетайте на «молнии» – конфет много, и инструмент захватите.

– Овер.

– Роджер. Овер.

Сменив частоту, я связался с командиром и вкратце обрисовал ему ситуацию. Получив добро на вывоз всего ценного с самолёта, я кликнул бойцов и, оставив в лагере троих часовых, мы принялись освобождать грузовик от всего лишнего. Закидав в кузов все канистры, что у нас были и, добавив ручную помпу, прихватизированную, Люком на достопамятном «танковом поле», мы впятером выехали на встречу с Аликом. Хорошо, что Казачина оказался в этот момент на базе – ковыряться самостоятельно с такими вещами, как настоящие авиабомбы мне не очень хотелось.

Казалось бы, семь километров – невеликое расстояние, но на дорогу мы потратили около часа. Пришлось объезжать несколько деревень и пробираться по лесам, да и в чистом поле не особенно разгонишься. Так что с Аликом мы встретились только около четырёх часов вечера. Примерно с километра он начал наводить нас по рации, так что на место мы вышли достаточно точно.

Увидев самолёт, я понял, что передо мной СБ. Слишком много я в своё время прочитал книг по истории войны, чтобы перепутать. Но вот назвать модификацию или вспомнить какие-нибудь тонкости я не смог – не специалист и не фанат. Помнил я только, что взлётный вес у этого бомбардировщика где-то в районе восьми тонн и скорость была порядка четырёхсот километров в час, отчего и считался он в конце тридцатых машиной скоростной. «Странно, в мемуарах жаловались, что СБ легко загорались, а этот – вон, даже с горящим мотором сел и ничего». Консоли крыльев были обломаны. Попросив бойцов подсадить меня, я забрался на центроплан, где и обнаружил лючки бензобака. Немного повозившись, я открыл крышку и просунул в бак заборный шланг насоса. Несколько движений рукоятью и из выходного шланга в подставленную канистру потёк бензин. Остановившись, я начал отдавать команды.

– Сомов, залезай сюда! Качай. Вы трое отнесите канистры, как заполнятся к грузовику и мотоциклу и перелейте в бак. Трошин!

– Да?

– Ты с пулемётом заляг на берегу, через час тебя сменим. Тотен, ты – в карауле за старшего! Ваня, – позвал я Казачину, – бери инструмент и залезай сюда – будем турели с боезапасом снимать. Заодно прикинем, как в бомботсек залезть.

После получения приказаний народ зашевелился, и работа пошла значительно веселее. Пятнадцать минут возни с гаечными ключами – и вот мы уже спускаем на верёвках верхнюю турель вместе с пулемётом. Позвав наверх Дымова, и поручив ему выгружать ленты, мы с Ваней лезем к штурманской кабине. Мда, здесь придётся повозиться!

Иван залезает внутрь, и, скрючившись, начинает отворачивать болты, которыми носовая турель крепиться к самолёту. Пока он возится внизу, я посматриваю по сторонам, прикидывая, как нам добраться до бомбоотсека. Тут замечаю, что на фонаре пилотской кабины тоже есть пулевые пробоины, а на спинке сиденья – следы запёкшейся крови. «Блин, не только стрелка немцы подстрелили, но и пилота ранили!» – приходит в голову мысль. «Так вот почему они самолёт не сожгли! Штурман остальных вытаскивал. И это – после далеко не мягкой посадки. Да уж, выбор у него ещё тот был – или пулемёты снимать, или друзей раненых вытаскивать».

Ещё минут пятнадцать созерцаний и размышлений, и я сменяю Казачину в штурманской кабине. Тесновато тут, ну да ничего – Ваня притащил свой инструментальный набор с «трещотками», так что работать, ну, если не считать неудобной позы и сырости, одно удовольствие. Открутив последние болты, я задумался, как вытащить пулемёты? Постучал гаечным ключом по остеклению… «Чёрт, это же оргстекло!»

– Ваня, скажи, чтобы топор принесли, будем фонарь рубить.

– Зачем?

– Он из оргстекла. Нам пригодится, да и вытаскивать пулемёты так проще будет.

Так, совместными усилиями через час мы сняли с самолёта все четыре ШКАСа с турелями, примерно тысячу патронов, и слили около ста пятидесяти литров бензина. В кузов «опеля» также отправились несколько листов дюраля и мешок, набитый оргстеклом. Его я предложил взять, вспомнив о популярности этого материала у советских туристов, как средства розжига костров в сырую погоду, да и для строительства землянок тоже пригодится. В крайнем случае, на рукоятки ножей пустим. Но к главному – бомбам, мы так и не подобрались. Нет, кнопку сброса и рычаг открытия бомболюка я нашёл, но самолёт лежал на брюхе и створки люка открыться не могли.

– Слушай, Арт, а может, мы его грузовиком на берег вытащим? – предложил Зельц.

– Вытащим, и что дальше? Он же всё равно на брюхе лежать будет. Хотя…

Подобрав с земли топор, я подошёл к самолёту. Взмах – и топор пробивает тонкую дюралевую обшивку на боку самолёта. Ещё один удар – и я, отгибая кусок дюраля, заглядываю в бомбоотсек. Вот они! Пять крупных бомб, вертикально стоящих в передней части отсека. Если мне память не изменяет, то это – «сотки», то есть фугасные авиабомбы весом в центнер. В каждой – не меньше, чем по сорок килограммов взрывчатки, а то и по пятьдесят. Ура, товарищи! Ко мне подошёл Трошин, минут пятнадцать как сменившийся с поста:

– Ну что, есть?

– Ага. Только вот как их достать?

– А что тут думать-то? Бревном подпираем крыло вот здесь, где оно в фюзеляж переходит. Заваливаем весь самолёт на правую сторону, выламываем створки люка и по одной достаём бомбы.

– Тут же заболоченная почва, бревно сразу в неё уйдёт.

– А мы листы дюраля от крыла или от фюзеляжа оторвём и используем их как опору, ну и брёвна подложим.

– Умный ты Слава, аж жуть! Но, к сожалению, в армии инициатива наказуема, так что давай, командуй. А мы, обезьянки, посмотрим.