Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любой человек неумолимо сталкивается с социальным испытанием: он вынужден выстоять и соответствовать «навязанным» нормам. Новое отношение между телом и идентичностью в первую очередь вызывает важнейший вопрос, говорящий о «тайном» отождествлении толстяка со своей полнотой, причем подчеркивается, что ему трудно измениться именно по этой причине. Есть много парадоксальных свидетельств того, что человек искренне желает измениться и в то же время непонятным образом сопротивляется этому: «Положа руку на сердце, должен сказать, что это пухленькое тело доставляет мне некоторое удовольствие»[1286]. В разных опросах часто можно встретить противоречивые признания: «Я научился любить свое тело» — и тут же: «Ожирение приносит мне страдания»[1287]. Жоэль Буше — одна из тех, кто настаивает, что похудеть и «стать другой»[1288] ей «страшно», притом что она этого желает. В ее исповеди присутствуют те же аргументы, что и в книге «Страдания толстяка», написанной в 1922 году, а также беспрецедентное психологическое наблюдение: «Ожирение стало моей визитной карточкой»[1289]. Случается, что человек утверждает, будто он «добился успеха» или что даже его жизнь была насыщенной… И здесь возникает совершенно особая проблема: упорное желание изменить свое тело и в то же время стойкое желание ничего в нем не менять. Жоэль Буше упоминает это загадочное сопротивление, труднообъяснимый отказ избавиться от ожирения, ставшего образом жизни. Она говорит о трудной и медленной адаптации к новому состоянию, о неустойчивом равновесии, а иногда даже решительно заявляет: «Худеющий толстяк боится изменений в себе»[1290]. Здесь смешиваются принятие и отторжение: с одной стороны, «горе», вызванное осознанием никчемности своего тела, с другой — очевидное требование быть собой.
В ситуации ожирения главный парадокс современной идентичности доводится до крайности: тучным людям приходится отождествлять себя с собственным телом, которое является одновременно и своим, и чужим. Этому парадоксу сопутствует и новый способ существования — обсуждение если не своего несчастья, то, по крайней мере, страданий.
Заключение
На протяжении истории ожирение подвергалось стигматизации, в этом нет никакого сомнения. Со временем эта стигматизация менялась: в Средние века хуле подвергались обжоры, и это было совсем не то же самое, что критика неуклюжих увальней в Новое время и тем более людей, страдающих ожирением в наши дни, ведь их считают «неспособными» похудеть. Общество отвергает толстяков, и в основе этого лежат культурные ценности: например, там, где главенствовала религия, клеймили позором «грешников», а там, где шли социальные столкновения, — пузатых спекулянтов, доводящих других до голода; сегодняшнее индивидуалистическое общество критикует безвольных «толстяков».
Надо сказать, что полные мужчины и женщины стигматизируются по-разному: если по отношению к полноте мужчин возможно некоторое снисхождение, то женщина обязана быть стройной, — это вытекает хотя бы из долгого присутствия корсета в женской моде. Невозможно представить себе, что в древности повсюду ценилась женская полнота. Прежде всего, надо обратить внимание на изменение критериев стройности: в прежние времена — пухлое тело, сильно затянутое в талии, в наши дни — фигура точеная и мускулистая. Раньше — нежная стройность, можно сказать, мягкость, теперь — стройность напряженная, сильная и крепкая. В основе эволюции представлений о «правильном» женском силуэте — изменения в статусе женщины. При всем при этом нельзя оспорить того, что требование стройности к женской фигуре неизменно.
Также нельзя забывать о роли моделей телесного функционирования, лежащего в основе самих представлений о жире. В соответствии с традиционными представлениями, излишки плоти вызываются телесными соками — гуморами, а представления, сложившиеся в XIX веке, основаны на энергетическом принципе, согласно которому эти излишки вызваны несгоревшими калориями. По-разному объясняется существование жира и его состояния. Ожирение по-разному лечится, существуют различия в уходе за больными: избыток жидкости лечится употреблением в пищу «сушащих» продуктов и выведением лишней влаги из организма слабительными средствами и кровопусканием. В свою очередь, от жира, возникшего из-за избытка углеводов, избавляются в основном при помощи низкокалорийной пищи и образа жизни, усиливающего процесс сгорания, гимнастики, активности на свежем воздухе, разнообразных стимуляций. История ожирения — это и история различных вариантов жизни, ее структуры и функционирования.
В основе истории ожирения лежат не только внутренние образы, но и трансформация внешних: с течением времени появились определенные признаки и черты, выделились различные степени полноты, размеры и вес начали обозначать в цифрах. В первую очередь, определился внешний аспект — игра образов, выражений, слов. Затем дело дошло до индивидуальных характеристик — точных и уникальных. Наконец, сложился целый мир измерений со своими средствами и техническими требованиями, касающимися пространства и тел. В повседневную жизнь постепенно вошло взвешивание, получившее широкое распространение в самом конце XIX века и ставшее частью наблюдения за собой.
Именно это наблюдение за собой имеет отношение к истории ожирения. Речь идет о внимании к собственному образу и, вероятно, об оценке себя самого: в XVI веке Кардано определял неизменное состояние своей внешности и отсутствие у себя лишнего веса по неменяющемуся давлению колец на пальцы. Веком позже мадам де Севинье оценивала, удалось ли ей похудеть, по одежде, а модные журналы конца XIX века для этой цели рекомендовали весы и зеркала, в которых можно увидеть себя в полный рост. Еще важнее, что история ожирения — это в том числе и личная оценка пережитой стигматизации.
Таким образом, история ожирения — история интимная, но не только. Есть еще и общественное давление. В XVIII веке Жан-Батист Эли де Бомон оплакивал свою тучность, немощь, импотенцию, не упоминая о социальном остракизме, которому мог подвергаться. С его точки зрения, это, наверное, не имело особого значения, было вторичным по сравнению с физическими препятствиями, с которыми он мог сталкиваться. Эта проблема производит впечатление более важной в свидетельствах XIX века, с развитием психологии и самоанализа. Еще важнее она становится в следующем веке и начинает занимать центральное положение.